Понаблюдав немного за резвящимися на мелководье рыбёшками, охотник стал готовиться к возвращению в замок. Острогу оставил возле кострища, возможно она пригодиться другому путнику, который захочет сделать остановку возле тихой речной заводи. Без всякой спешки Дигахали двинулся в обратный путь, намереваясь к полудню достичь охраняемого военными рубежа. Он хорошо отдохнул за неполные два дня и пребывал сейчас в отличном расположении духа. Охотник немного жалел о том, что ему придётся сообщать Манфреду плохие новости. Впрочем, для старшего, известие о нерадивости часовых не должно было оказаться сюрпризом. Он прекрасно знал, чего стоят его соплеменники, если нет возможности заставить их хорошо выполнять работу.

Пройдя линию сторожевых постов, Дигахали снова заметил отпечатки лошадиных копыт, на этот раз свежие. Хорошо знакомые следы вели в сторону болота. В этом не было ничего удивительного, ведь там находился ближайший источник воды, но охотник заметил у этих следов некоторое различие с теми, которые он видел накануне. Лошадь передвигалась шагом, ни на что, не отвлекаясь, как будто ею кто-то управлял. Дигахали долго изучал отпечатки, но не смог с уверенностью сказать, что на их глубину повлиял дополнительный вес всадника. Но следы указывали, что животное не блуждало бесцельно, а шло в заданном направлении. Охотник прекрасно знал, какими растениями особенно любят питаться лошади. Находясь на свободном выпасе, они ни за что их не пропустят, но вдоль следа остались нетронутыми несколько зелёных сочных кустиков.

Следы довели Дигахали до небольшого ручейка, который тёк в сторону болота. Здесь лошадь остановилась, чтобы напиться. Почва возле ручейка глубоко напиталась влагой, и следы в этом месте были видны отчётливо. Охотник вгляделся в отпечатки подков на передних ногах животного и прищёлкнул языком в знак того, что разгадал эту загадку. Теперь он мог с уверенностью сказать, что лошадь действительно несла на себе седока. В подозрительной близости к замку оказался всадник, который долго путал следы, прежде чем проникнуть на охраняемую территорию. Люди с добрыми намерениями так не поступают.

Вернувшийся к вечеру Манфред с хмурым видом выслушал Дигахали, после чего вызвал к себе всех наблюдателей. Пока старший с ними беседовал, охотник смотрел из окна на заходившее солнце. Он не считал для себя нужным изучать наречие, на котором Манфред общался с соплеменниками. Когда было необходимо, старший обязательно пересказывал ему содержание разговоров. Так случилось и на этот раз.

– Сегодня наблюдатели снова заметили всадника на краю болота и смогли лучше его разглядеть. Идвиг – самый опытный из них – склоняется к мысли, что в прошлые разы они видели ту же самую лошадь, только без наездника. Что ты думаешь по этому поводу?

– Этот всадник очень хитёр. Он заставил бродить здесь свою лошадь, чтобы нас запутать, а сам проник через линию сторожевых постов только сегодня.

– Хуже всего то, что он может оказаться кем угодно. – Манфред устало вздохнул и стал нервно тереть лоб ладонью. – Например, человеком Фридхелма, отправленным сюда с тайным заданием, в подробности которого меня никто не соизволил посвятить. Совет вождей Энгельбрука вполне способен прислать очередного дознавателя. Говорят, в городе полно лазутчиков из Остгренца. Не удивлюсь, если кто-нибудь из них проявил интерес к Озёрному замку.

– Всадника можно выследить, – намекнул Дигахали, – а потом изловить и допросить.

– Нет. – Сразу же отказался старший. – Если вмешаться не в своё дело, то можно легко поставить под угрозу собственную жизнь и то, чем мы здесь занимаемся. Я не могу этого допустить. Дадим всаднику возможность проявить свои намерения, тогда и поймём, с кем имеем дело.

– Эй, новенький! – Кто-то резко дёрнул засов на двери камеры Ладвига. – Обеденное время! Выметайся из камеры! Пошевеливайся!

Сержант вышел из помещения и нос к носу столкнулся с упитанным субъектом, поигрывавшим металлическим кольцом с надетыми на него тремя ключами разного размера. Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться, какую должность он здесь занимал. Ладвиг повидал не так уж много мест лишения свободы, но хорошо усвоил, какие типы обычно нанимаются в тюремщики.

– Сейчас пойдёшь налево по коридору в сторону обеденного зала, – заученной скороговоркой произнёс надзиратель. – Там встретят, накормят и напоят. Лекарь тебя уже осматривал?

– Я только что из лазарета.

– Тем лучше. Не забудь руки вымыть, прежде чем за стол сядешь.

– С чего такая забота?

– А с того, что медицинский осмотр один раз в декаду. Если вдруг у тебя живот прихватит, придётся терпеть. По таким пустякам я доктора беспокоить не стану.

В коридоре никого не было, хотя остальные двери оказались распахнуты настежь. Внутри камер взгляду сержанта открылась точно такая же обстановка. Скромно и без излишеств.

– Поторапливайся! – Крикнул вдогонку Ладвигу надзиратель. – Нечего в открытые двери заглядывать! У нас здесь этого не любят!

Коридор заканчивался металлической решётчатой дверью из толстых прутьев. Около неё стояли два человека в мундирах егерской службы.

– Обеденный зал здесь? – Спросил сержант, разглядывая висевший в ярде над полом большой жестяной кувшин.

– А-а, новый постоялец! – Откликнулся один из егерей. – Подставляй руки.

Он отошёл в сторону, и Ладвиг увидел в полу дыру, из которой тянуло сыростью. Егерь потянул за верёвку, заставив кувшин наклониться. Поймав ладонями струйку горячей воды, сержант ополоснул руки, и уже хотел просто стряхнуть с ладоней капли, когда второй егерь достал из корзины сухую чистую тряпицу и протянул ему.

– С каких это пор заключённых принято называть постояльцами? – Задал вопрос Ладвиг. – Или у вас здесь особенная тюрьма?

– Ты не умничай, – посоветовал ему заведовавший кувшином егерь, – как начальство решит, так и будете называться. Захочет назвать енотами, будете енотами. А пока что все вы тут считаетесь постояльцами.

– И не зря. – Добавил раздававший полотенца егерь. – Житуха не хуже, чем в офицерском госпитале. Можешь мне поверить. Два длинных сезона я там службу нёс.

Вытирая ладони, сержант рылся в памяти, пытаясь понять, почему лицо второго егеря кажется ему знакомым. Передавая назад тряпицу, Ладвиг всё-таки его вспомнил и спросил:

– Вы меня не узнаёте?

Пожилой служака окинул его взглядом, озадаченно нахмурился, затем пожал плечами:

– Всех вас не упомнишь. Когда прибыл? Один, или группой конвоировали?

– Короткий сезон тому назад, или около того, вы меня встречали на въезде в замок.

– Я на том посту через три дня на четвёртый дежурю. – Махнул рукой егерь. – Один день на другой похож, как яйца из-под несушки, все беленькие и одинаковые на вид. Так сразу и не вспомнить, что было в прошлом коротком сезоне. Ежели не расскажешь, чего примечательного в тот день могло случиться, то и не вспомню.

– Меня в тот день ножом в спину пырнули. Неужто не припоминаете? Стоило зазеваться, как двое буйных тут же полезли в драку.

– Так бы сразу и сказал! – Обрадовался егерь. – Такое не забывается! Тех буйных ребятишек не сразу угомонить удалось. Пришлось дополнительный наряд стражников вызвать. А нашим парням только дай повод кулаками помахать! Уделали супостатов, повязали, и в карцер на декаду упрятали.

– Как там мой конь, не знаете? – Дрогнувшим голосом спросил Ладвиг. – Хотел бы я его проведать.

– Какой ещё конь?

– Гнедой жеребец по кличке Фитц. Вы сами сказали, что в конюшню замка его определите. Что грех, мол, такого коня на мясо пускать.

– Что-то ты путаешь, парень, – покачал головой егерь, – не было с тобой никакого жеребца.

– Не может быть! Я же на нём сюда и приехал! – Возмутился Ладвиг. – Со мной двое сопровождающих было. Офицеры Тайной Стражи без знаков различия.

– Тебя к нам городская стража доставила. – Не обращая внимания на горячность собеседника, сказал егерь. – Ты в тот день не в себе был. Меч какой-то особенный искал. Даже у меня про него спрашивал. Когда тебя ребятишки буйные порезали, я сразу за лекарем послал. Как только он в твои глаза заглянул, да на язык посмотрел, то присвистнул и говорит: «Лихорадка у сержанта. Несите в лазарет».