— Ты, Луций Элий, в хитрости не уступишь самой Августе, — сказал Тиберий и омрачился, вспомнив о матери.

— Иначе я не удостоился бы твоего доверия, Цезарь.

Принцепс одобрил предложение Сеяна, и вскоре гражданам предстали две величественные фигуры: Тиберий вместо Милосердия и Сеян в качестве символа Дружбы.

В Кампанию устремился поток столичных жителей, чтобы лицезреть своих кумиров. Тут были самые доверчивые, поддавшиеся внушению пропаганды, и самые корыстные, дерзнувшие припасть к стопам могущественных людей в расчете на добычу. Первые большей частью направились к порогу жилища принцепса, а вторые атаковали многочисленных привратников и стражников Сеяна. Поскольку вторые действовали энергичнее, то первые в силу своей внушаемости вскоре тоже переметнулись в стан поклонников префекта. Толпа у дома Сеяна намного превзошла рыхлое людское скопление, ищущее благоволения принцепса. Причем Тиберий и вел себя гораздо демократичнее в общении с народом, чем Сеян, пробиться к которому можно было, только пообещав услугу.

В те дни многие сенаторы продали свою честь Сеяну, заключив политические сделки, а другие были ошеломлены жестоким отказом и готовились к ссылке, понимая, что в Риме им рассчитывать не на что. Тем временем Тиберий, введенный в заблуждение изъявлениями народной любви, расшаркивался с простолюдинами, расточая свои милости вхолостую. Именно тогда римляне в полной мере осознали, кто есть кто в их государстве. Сеян был гораздо понятнее и сенаторам, и предпринимателям, чем многогранный Тиберий. Один распоряжался и заключал сделки, а другой по-старинке пытался взаимодействовать с людьми. Сделка подразумевает две враждебные стороны и определяет собою условия временного равновесия, сиюминутный компромисс в точке пересечения интересов. А взаимодействие требует единения, что было недостижимо в эпоху разобщения людей, распада социума на отдельные индивиды и группы, в свою очередь подверженные разложению.

После этих событий весь мир был потрясен возросшим могуществом Сеяна, только Тиберий ничего такого не заметил. Он походил на доверчивого мужа, который в упор не видит измены жены и не слышит насмешек окружающих. Буферная зона придворной лести отделила его от мира, и он пребывал в искаженном информационном пространстве, где все виделось в розовых тонах.

Едва ажиотаж вокруг высоких персон пошел на спад, Сеян предложил принцепсу возвратиться на Капреи, дабы не уронить свой авторитет. Тиберий был рад избавиться от назойливых посетителей с их бесплодными восторгами и мелочными просьбами, потому тут же дал распоряжение слугам готовиться к отъезду. Однако его путь имел целью не Капреи, а пролегал дальше в глубь Кампанской области.

Когда десятки тысяч столичных жителей, включая сенаторов, пустились на юг, чтобы засвидетельствовать свое почтение принцепсу и Сеяну, Августа тоже заложила карету. Конечно, она не могла явиться к сыну вместе с потоком паломников, поэтому направилась на виллу одной из своих подруг, располагавшуюся по соседству со ставкой прин-цепса. Тиберий узнал о том, что мать, с которой он не виделся около двух лет, находится неподалеку, от третьих лиц, будто бы случайно.

Тиберию было бы проще переобниматься со всем римским плебсом, чем выдержать встречу с матерью. По его мнению, в их отношениях уже все давно определилось и получило свою оценку, которую он и выразил двухлетним молчанием, но отказать матери, тем более такой матери, сын не мог. Он должен был отреагировать на это скрытое приглашение.

Тиберий еще с дороги отправил к Августе гонца с письмом, содержащим предложение о встрече. Вскоре он получил ответ, где "да" пряталось в многочисленных "если" среди фраз об усталости матроны и о неблагодарности сына, которому она отдала всю свою жизнь. Перебрав таблички с этим витиеватым, по-женски капризным текстом, Тиберий презрительно скривился. "Даже сейчас она не обошлась без лицемерия, позерства и упреков", — неприязненно подумал он. Тем не менее, соглашение было достигнуто, договор о встрече матери и сына заключен.

По прибытии на место Тиберия встретили важные вольно-отпущенники из свиты Августы и поинтересовались, хочет ли он немедленно предстать перед матроной или же сначала отдохнет с дороги. Тиберий выразил готовность к аудиенции. Тогда самый тучный из этих видных господ заявил, что матрона изволила плохо почивать и теперь страдает от головной боли. Тиберий проявил покладистость и согласился ждать, пока она придет в себя. Его отвели в вычурно разукрашенную комнату, кричащее богатство которой очевидно предназначалось для удовлетворения женского тщеславия. Тиберий сразу понял, что Августа не может всерьез дружить с обладательницей такого дурного вкуса, как хозяйка этого дома. Так ему раскрылся обман матери, утверждавшей в письме, будто целью ее поездки в Кампанию является подруга, а не сын. Впрочем, он это знал с самого начала.

Тиберий с помощью слуг переоделся, умылся и приготовился возлечь на ложе, но тут пришел тучный и важный, который с приторной улыбкой сообщил, что матрона ждет сына в своих покоях. Тиберий привык к манерам Августы, поэтому проглотил рванувшееся из груди ругательство и стал терпеливо завертываться в тогу для визита, снятую им полчаса назад.

— Мне уже лучше не станет, а тебе, конечно, хочется поскорее отделаться от старой ненужной женщины. Поэтому я через силу поднялась, чтобы принять тебя, если уж ты любезно вспомнил о моем существовании, — произнесла Августа, едва Тиберий показался на пороге ее кабинета. При этом она даже не посмотрела в его сторону, сидя к нему боком.

Каким бы ни было самочувствие Августы, она всегда четко строила фразы. Неуклюжесть ее сегодняшнего высказывания свидетельствовала о том, что она нервничает. Тиберий внимательнее присмотрелся к ней и обнаружил, что лицо обрюзгло, а вся фигура обмякла, поникла. Эта женщина много десятилетий держала старость на почтительном расстоянии от себя и вдруг разом сдалась, подчинилась ей.

— Приветствую тебя, Августа, — как можно дружелюбнее сказал он.

— Сейчас ты видишь во мне дряхлую старуху, — продолжала матрона, игнорируя слова Тиберия и отвечая на его мысли, — думаешь, что я кончилась, иссякла, и ты стал хозяином самому себе. Ошибаешься, я всегда была, есть и буду твоей судьбой. Так, взгляни же, чем стала твоя судьба! — тут она впервые повернула к нему лицо и посмотрела в его глаза. — Мое угасание означает твой закат.

— Ты уже несколько лет повторяешь одно и то же, только сегодня говоришь грубее, чем обычно, — ожесточившись, заявил Тиберий. — Лишь за этим меня звала?

— Я тебя не звала! — зло отрезала матрона. — Тебя позвала совесть, она взяла тебя за шиворот и бросила к моим стопам, чтобы ты, наконец, осознал свою ошибку!

— Сыновья матерей не выбирают! Так, в чем же моя ошибка?

— В том, что ты отказался от матери, предал ее! Я сделала для тебя больше, чем любая другая мать для своего сына. Я родила тебя дважды: сначала как человека, потом как правителя! Пока ты был моим сыном, ты преуспевал, торжествовал над врагами, восходил к вершине. Ты опирался на мое плечо, руководствовался моим умом, пользовался моими тайными услугами, но, достигнув вершины, возжелал невозможного — повергнуть меня ниц и перешагнуть через меня!

— А теперь я укажу на твою ошибку, почтенная Августа, — вмешался в яростный монолог матери Тиберий. — Ты думала, будто родила раба, а я оказался человеком.

— Я родила тебя как продолжение самой себя. Ты стал реализацией моих амбиций, воплощением моего ума, орудием моей воли! И только так ты был силен и значим в этом мире, только так ты мог править!

— Именно для того, чтобы править, я должен был освободиться от твоих пут и руководствоваться интересами государства. Ты сильна в интригах, но ничего не смыслишь в хозяйстве провинций, не знаешь, как организовать взаимодействие частей, чтобы сложилось целое.

— А вот Август считал иначе, и всегда прислушивался к моим советам, — с язвительной усмешкой перебила матрона. Имя Августа было тем козырем, который всегда бил любую карту Тиберия.