Однако Тиберий старался подавлять в себе недобрые мысли, вызываемые шумихой вокруг имени его племянника, и следовать намеченной ранее программе действий. Он роздал народу деньги от имени Германика и выдвинул его кандидатуру в консулы. Но чем сильнее принцепс сопротивлялся чувству вражды к Германику, тем упорнее его обвиняли в этой вражде. Все дурные поступки Тиберия, естественно, осуждались, а все добрые — воспринимались как проявление лицемерия и коварства и осуждались еще яростнее.
Высокообразованный артистичный Германик быстро освоился в сенате и стал одним из его лидеров. Правда, сам Тиберий и в этих условиях сохранил свое первенство. Когда-то он равнялся на Августа и тянулся за ним. Следование такому ориентиру возвысило его личность над окружением. На политическом фронте он мог переиграть кого угодно. Но вот Друзу приходилось туго. Появление в столице двоюродного брата стимулировало его к росту и в целом положительно отразилось на нем. Но Германик был опытнее и развитее Друза, потому в большинстве случаев смотрелся интереснее.
Сенат и весь Рим вообще разделились на два лагеря: приверженцев Друза и Германика. Повсюду обсуждались и их личные качества, и свершенные поступки, и родословные. Так, народ придавал большое значение тому факту, что если по отцовской линии род братьев был един, то по матери Германик приходился внуком Марку Антонию и внучатым племянником Августу, тогда как мать Друза принадлежала всаднической фамилии. Сравнивали и их жен. Тут, конечно же, знаменитая Агриппина, внучка Августа, командовавшая легионами и сама родившая чуть ли не легион наследников, была вне конкуренции. Женою Друза являлась Ливилла, сестра Германика, и иных достоинств за ней не значилось. Таким образом, с точки зрения манов, пенатов и родовых гениев предпочтение отдавалось Германику. Но некоторым его поклонникам и этого оказалось мало, потому они попытались сделать своего любимца кровным внуком самого Августа. Отец Германика Друз родился через три месяца после свадьбы Августа и Ливии. Еще тогда многие предполагали, что Ливия блудила с принцепсом до развода с первым мужем и прижила второго ребенка от него. Острые на язык римляне немедленно пустили по городу стишок: "Везучие родят на третьем месяце…" Теперь этой сплетне дали вторую жизнь. Идея о прямом происхождении Германика от Августа добавила ему симпатий плебса. А кто-то любил Германика потому, что ненавидел Тиберия, другие же, наоборот, благоволили Друзу из-за его кровного родства с принцепсом. Вот такие страсти бурлили в столице мирового государства!
Естественно, Тиберий, упорно стремившийся объединить высшие сословия вокруг государственных проблем, не приветствовал новый раскол в обществе, и без того раздираемом противоречиями. Вскоре для сыновей нашлось достойное поприще. На юге Германии вновь началась война, а в Азии возникла чехарда с правителями соседних царств и, кроме того, забастовали некоторые провинции, истомленные налоговым бременем. Поэтому принцепс созвал сенат и, сделав доклад о положении в горячих регионах страны, предложил направить туда специальных полномочных представителей центра. Все отлично понимали, кого имеет в виду Тиберий, потому сразу заговорили о Германике и Друзе. Особенно запутанной казалась ситуация на Востоке. Тиберий повинился, что сам находится в преклонных летах, Друз же, наоборот, слишком молод и недостаточно опытен, поэтому лучшей кандидатурой для восточной миссии, по его мнению, является Германик. Сенаторы с показным восторгом поддержали этот выбор и наделили Германика полномочиями правителя всех заморских территорий, поставив его выше конкретных наместников тех или иных провинций. Друз был отправлен в Иллирию для контроля ситуации на южной границе с Германией.
Напутствуя своих сыновей, приемного и родного, Тиберий сказал, что старается воспитывать их так, как сам был воспитан Августом. "Меня божественный Август направлял в сердцевину самых опасных конфликтов, в гущу политических баталий, — говорил он им. — Большую часть жизни я провел в провинциях, в войсках, и не жалею об этом. Я занимался делами, пока мои сверстники растрачивали себя в пустых развлечениях столицы, потому я и сейчас могу содержать гигантское государство в образцовом порядке. А это, поверьте мне, намного сложнее, чем вы можете думать. Вот и вас я стремлюсь достойно подготовить к высокому поприщу. Чем труднее ваша миссия, тем больше пользы она вам принесет, конечно, при условии, что из любой ситуации вы выйдете победителями. Ну а уж быть победителями — это непременная обязанность всех римлян".
Когда Германик, а следовательно, и Агриппина отбыли на Восток, Августа, наконец-то, могла вновь почувствовать себя царицей Рима. Однако ее томили поистине царские заботы, а настоящая царица не потерпит соперницу даже на другом краю Вселенной. Поэтому ей и теперь до счастья было, как до луны. Она явилась к сыну, угнетенная грузом государственных проблем. В последнее время такие визиты случались редко ввиду охлаждения отношений между сыном и матерью под влиянием сплетен и наговоров недоброжелателей. Поэтому Тиберий насторожился.
— Ты дал Германику едва ли меньшую власть, чем та, которой он обладал, возглавляя восемь легионов. Поздравляю с такой самоубийственной щедростью! — в саркастическом духе, как обычно, начала она разговор.
— Германик — твой внук, почему же ты так настроена против него? — нехотя отозвался Тиберий.
— Он муж Агриппины, а не внук! Впрочем, не это главное. Политический расклад сегодня таков, что они — наши враги.
— Таковыми их стараются сделать наши истинные противники. Но теперь и Германик послужит на пользу делу, и завистники уймутся за отсутствием предмета для подстрекательств.
— Как ты близорук, мой принцепс! А ты не подумал, что через два — три года он вернется сюда трижды усилившись? К нему благоволят германские легионы, а благодаря твоему поручению он добьется популярности еще и в Азии.
"Ты-то чего томишься, к тому времени тебе будет под восемьдесят?" — неприязненно подумал Тиберий, удивляясь неиссякаемому властолюбию матери.
— Друз тоже при деле, — сказал он. — Пусть каждый из них проявит себя в полной мере, а время выберет лучшего.
— Передо мною, хотя бы, не лицемерь! Не притворяйся, будто тебе все равно, кто из них восторжествует.
— Как отец я, конечно, за Друза, но как правитель — за Германика, — тяжело признался Тиберий.
— А о себе или обо мне ты не подумал? Ведь Германик может потеснить и нас с тобою!
— Я сделал все, что мог: пусть он будет в Азии, а не в Риме. По крайней мере, в ближайшей перспективе он нам не опасен.
— А если заглянуть чуть дальше собственного носа?
— Что ты предлагаешь?
— Он должен быть у нас под контролем, — быстро, приглушенным шпионским тоном заговорила Августа, обрадованная возможностью навязать сыну собственный план. — Мы должны создать ему в Азии противовес. А то ведь сейчас, обрати внимание, наместником Сирии является свойственник Германика.
— Ну? — ободрил ее Тиберий, когда она таинственно замолкла.
— Кого бы ты хотел удалить из Рима?
— Тебе назвать имена шестисот сенаторов? — кисло усмехнулся Тиберий.
— С кем ты едва управляешься, кто едва подчиняется тебе и презирает всех остальных, и кто мог бы стать крепким орешком для Германика?
— Пизон? — удивился своему прозрению Тиберий.
— Ну, наконец-то! А его жена, Планцина, между прочим, будет достойной соперницей Агриппине.
— Да-да, я вижу, что ты не прощаешь обидчиков и готовишь месть Пизонам за их преследование твоей Ургулании.
— Это само собой. Но первоочередной задачей является разрушение клана Пизонов и нейтрализация Германика.
— Да, Гней Пизон не станет марионеткой в руках Германика. Благодаря ему мы сохраним за собою ядро Азии. Если же, наоборот, Пизон начнет одолевать Германика, тогда мы поддержим народного любимца. В любом случае у нас будет возможность вмешаться в их дела… Мудро придумано. Должен отметить, что неспроста ты зовешься Августой.