Через месяц бригада Олега вышла на превышение добычи 8-ки. Дали на-гора примерно 3.2 нормы. Но эта цифра ничего не говорит. За ней: бессонные ночи, изучение документации, мелкие доработки ПАУК-ов. И всего лишь 3.2. 8-я давала 3. А если бы не Терминатор, который сразу выдал некоторые маленькие хитрости, до которых додумались светлые головы из восьмой, то и на это число пришлось бы выходить месяца три. Олега заело самолюбие. Главная трудность была в узости пластов: ПАУК приспособлен работать в полный рост, поэтому львиная доля работы тратится на выем пустой породы, которую ещё нужно бесполезно поднимать наверх. Были последовательно внедрены методы «сыра», «дерева». Это когда по всей высоте выбиралась порода не во всей части забоя, а только неким узором, если смотреть сверху. Это позволило выйти на уровень 5–6 стандартных норм. Но Олег не успокаивался. Как-то в воскресенье, в беседе с Тютей, мелькнула шальная мысль: «положить» ПАУК-а. Сказано — сделано. Тютя добавил ещё две пары лап в нештатные места, изменил систему перемещения. И через две недели Олег управлял опытным образцом «Таракана». Но даже «Таракану» нужно было около метра высоты. Учитывая ещё и «волнистость» пласта, количество поднимаемой наверх пустой породы всё равно оказывалось большим.

На этот раз Олег вызвал Лизу за свой счёт. На ПАУК-ах его бригада и он сам стал зарабатывать больше призовых очков. А по случаю изобретения «Таракана», показавшего свою эффективность, начлаг расщедрился: назначил особую разовую премию. Он дал разрешение всей бригаде в ближайший выбранный раз, когда зэка будет посещать Дом Удовольствия, дополнить их часовое пребывание до полной ночи без использования очков. Вы можете смеяться, но по лагерным меркам это действительно был сверхприз. Большинство зэка сразу же гасили своими призовыми очками штрафные: иначе могли соблазниться и потратить на всякую ерунду: водку, коноплю, лакомства, порнушку. Изуверство! А потом ещё и рейтинг понизят временными минусами за эти «прелести». Олег вызвал Лизу, набрал в магазине при Доме Удовольствия всякой всячины: деликатесов, шампанское, фруктов, цветной халатик, брошку, цветок в горшке. С его семью сотнями тысяч штрафных очков экономить, гасить — нет смысла. Олег просто жил.

— Софья Абрамовна, скажете Лизе, что я в двадцатом, ладно?

— Хорошо, Олег Петрович.

Олег разложил на постели халат, сервировал продуктами стол. Он, впрочем, называл это: «разложил жрачку». На подоконник поставил горшок с цветком, открыв штору. А иначе — цветка не видно. Красный, но название Олег забыл спросить. «Да и фиг с ним.»

— О! О! О!! А цветок зачем?

— Это типа: дом. Для уютности.

— Я пришла раздеться, а ты мне халатик выложил. Обычно ты торопился меня любить. Быстрее, больше, глубже… Тебе ПАУК ничего не отрезал?

— Издеваешься?

— Не-а, шучу.

— Лиза: вот, это тебе.

— Брошка? А где кольцо!

— О? Это вместо «спасибо»? Нормалёк.

— Ты же дома хотел? В доме должна быть жена, а жене положено кольцо. Хотя — нет. Забыла. У Диктатора положен платок, а не кольцо. Есть платок?

— Нету. Жрать будешь?

— Олег, ты чего? Это же игра! Больше не буду.

— Смотри мне. Я к ней со всей душой…

— Халатик застёгивать?

— Лизка перестань! Застегнись. Весь кайф испортишь. Давай сначала поедим, поговорим, как люди.

— Рассказывай, с чего это такой пир?

— Да, фигня. Мы с Тюриным ПАУК-а положили. Сделали из него «Таракана». Это сильно увеличило выработку. В два с лишним раза. Ещё потренируемся, доработаем чего-нибудь — может, и в три выйдет. Начлаг расщедрился, дал нам всем по одной ночи. Это будет у нас первая ночь. Не обещаю, что дам спать, но можно спокойно посидеть — спешить некуда.

— А шампанское зачем?

— Ну, типа, праздник. Думал — тебе понравится. В таблицах посмотрел: три бутылки в год на рейтинг не влияют, квота, не бойся.

— Всё нормально.

— Э, ты чё? Лизка?! Чё ревёшь?

— Всё нормально, так, просто. Открывай, будем чокаться.

— Лиза, Лапка моя, а как там двигается тема Терминатора? Что: та подруга?

— Дозревает. Уже сказала: «Подумаю».

Последнее время жизнь Ивана вошла в какую-то новую фазу. То — сам полез в ненужную ему драку. Поссорился окончательно с бригадой. Неделю по забою ходил с оглядкой. Могли и прикончить. Потом перевели в другую. Вернее будет сказать: в его забой перевели другую бригаду. Оказывается, того хлюпика, за которого он «подписался», бригада ценила. И, в ответ на его заступничество, семёрка к нему сразу отнеслась хорошо: разговаривали, шутили, звали на незамысловатые развлечения в редкие периоды отдыха. В седьмой бригаде царил специфический дух устремлённости. На освобождение никто не рассчитывал. Нет, не так. Эти ребята просто об этом не задумывались: некогда было. Они постоянно придумывали мелкие и крупные изменения в техпроцессы, вносили с помощью ремонтников модификации в ПАУК-ов. Иван незаметно для себя втянулся в этот процесс. Он отметил, что его ненавязчиво вовлекают, но не нашёл в этом ничего для себя страшного, и не стал сопротивляться. Показал всё, до чего додумалась восьмёрка. Но семёрке этого было мало. Иногда их идеи приносили плюсы, иногда — минусы. Но важен был сам процесс: он затягивал, и жизнь текла легче, интересней, что ли. Подчас даже забывали, что не на воле.

Иван в этой суете уже полтора месяца не ходил в Дом Удовольствия. Было и так интересно жить. Хотя призовые очки в семёрке накапливались несколько быстрее, чем в прежней бригаде. Как гром среди ясного неба прозвучал для Ивана голос комроты перед отбоем: «Всем отбой, Чёрный, тебя вызвали в Дом Удовольствия, пойдём, провожу». «Меня!? Да за всё время такого не было! Может, кикимора какая, что и идти не стоит? Отказать по телефону — и всего делов?»

— Палыч, а кто вызвал? — Светлова Антонина, семьдесят три очка тариф.

— Скока, скока!?

Зэки офигели. Раздавались со всех сторон удивлённые, ободряющие, завистливые и другие восклицания. Можно быть уверенным — отбой роте был испорчен: расползутся по комнатам и будут ещё полчаса обсуждать событие века.

«Тут нужно сходить хотя бы ради интереса. Чего это она меня вызывает? Ни с того, ни с сего. Самым популярным самцом является член, извините за каламбур, нашей, да, во, как думаю! нашей, именно нашей бригады: Кобзев Витя. Весёлый, симпатичный, хорошо сложен, умный, немного философ. Мы с ним иногда в шахматы играем. Он пару раз в неделю ходит за счёт женщин в Дом Удовольствия. Да-а, загадка.»

— Ты меня заказывала?

— Проходи, не стесняйся.

— Я и не стесняюсь.

Иван не стеснялся, он терялся, не знал, как себя вести. Стандартный стереотип поведения не работал. Одно дело, когда он «покупал» ночь, тратил свои призовые очки: он чествовал себя главным, хозяином положения, диктовал правила. А как вести себя теперь? Тем более что девушка была шикарна. Таких у него ещё не было ни тут, ни в Штатах. На голову ниже его, изящная, но мышцы есть. Одета Тоня была в маечку, которая скорее подчеркивала, чем скрывала, и в спортивные обтягивающие трикотажные штаны.

— У меня есть условие: если победишь меня в борьбе — я - твоя. Это давняя традиция амазонок. А нет — значит — нет. Устраивает?

— Бред. Ты днём не напахалась на работе? Или мазохистка? Я ж тебя — одной левой? Может, обычным способом?

— Не-а. Трусишь?

— Я?! Ладно, что будем считать моей победой? Не хук, же, до нокаута?

— Я должна сдаться. А биться нельзя. Только бороться. Можно неспортивно. Например: кусаться.

— Обойдусь без укусов как-нибудь…

— Твоё дело. Если будешь сдаваться — хлопай рукой по мне, ногой, словами говори «сдаюсь». Понял?

— Понял.

И Иван попытался подло, без всякого предупреждения, начать молниеносную атаку. Не тут-то было. Тоня увернулась и неуловимым движением уронила «шкаф». Потом было избиение младенца: удушения руками и ногами, болевые на ноги, руки, пальцы, ущемления разных мышц. Тоня то сидела сверху, то лежала внизу. Но от этого Ване не было легче. Пару раз он её зажимал, казалось вот сейчас, ещё чуть-чуть и она сдастся! Ничего подобного. Один раз, казалось, победа! Чёрт! Девушка больно укусила за бок. Не то, чтоб эту боль Ваня не смог выдержать, но от неожиданности он выпустил девушку из захвата. А второй раз она схватила его за самое сокровенное. Стало страшно, и Ваня опять дал слабину. Опять пришлось сдаваться именно ему. Он не считал, но Тоня сказала: «Десять — ноль, вы проиграли, сударь».