— Подытожу. Действия личного состава первого и второго взводов признаются правильными. Отмечаем несколько более рискованную манеру ведения боевых действий командиром второго взвода капитан-лейтенантом Журавлёвым. Однако, как говорится, победителей не судят. Его риск признан оправданным, действия логичными и соответствующими обстановке. Считаю Журавлёва инициативным и творческим командиром. Свои выводы по кадровым и организационным моментам мы обсудим в кругу старших офицеров, представим на утверждение командованию флота. Через пару дней доведём до вас результаты. Может быть, кто-нибудь хочет что-то сказать по незатронутым темам? Да, Юрий Григорьевич, прошу.

— Нужно усилить медицинскую подготовку акванавтов. Олега Степановича заново разрезали врачи. Может быть, брать студентов-медиков, готовить на акванавтов и по одному человеку на взвод, хотя бы, ставить? Дайте задание учёным. Они сумели придумать чудо-смазку на основе околоплодной жидкости, что окружает младенца. Почему они не подсмотрели у рыб вещество, обеспечивающее нормальную свертываемость крови в воде? Наши раненые теряли много крови, некоторые умерли. Процент безвозвратных потерь мог быть ниже. Дальше. Желательно иметь по одной базе на операционный район. Тогда можно было бы нас доставлять туда самолётом, там оводнять — и в бой. А так, мы гоняем за тридевять земель технику, мучаем личный состав. Реально: два лишних месяца из каждой вахты уходит на дорогу: месяц туда, месяц назад. Нужно продумать перспективу. Могут массово применять миниподлодки, а они значительно опаснее «морских котиков». Без брони велики потери при встрече с ловушками. А в броне мы значительно виднее. Воздух, вообще, не наш. Что будем делать при массовом применении вертолётов — не ясно. Очень трудно стало проходить Гибралтарский пролив. Да, по поводу своего творчества. Большая часть новых идей, методов, которые мы применили, придумана не мной, а лейтенантом Виктором Кривоносом.

— Кто-нибудь ещё? Нет? Все свободны. Старшим офицерам остаться.

Эти две недели, после похода, акванавты занимались разными мужскими развлечениями: спортивные игры, шахматы, бильярд. А сегодня несколько пар решили стать побратимами. Почти все участники были, так сказать, коренными жителями СССР: не эмигрантами, как мы. Сами ребята объясняли ситуацию так: прониклись культурой Вед; реально ходили по краю, глядели смерти в лицо — почему бы не зафиксировать свою боевую дружбу официально. Власов, командир стаи в моем взводе, вообще перл выдал: «Это как разница между сожительницей и официальной женой». В России уже бы шутили на «голубую» тему… А тут… Всё другое: спокойно надрезают руку, наливают в чашку кровь, смешивают, разбавляют водой, пьют, говорят какие-то слова клятвы — возврат в каменный век какой-то. Но впечатляет, хоть я больше человек ума, технарь, но любопытно, что-то верное в этом есть.

Виктор Кривонос сидит печальный. Ну не так, как если бы кот любимый сдох, а как-то спокойно-философски. С одной стороны, ещё свежи воспоминания о массовом поединке. Может, опять что-то похожее? Надо заботиться о психологическом климате в коллективе. С другой стороны, чувствую неудобство перед Витей — придумки его, а хвалили меня.

— Витёк, а ты чего не братаешься? Ты, вроде, тоже по Ведам живёшь? Или что-то другое не так?

— Да, ну, неудобно, даже не знаю, как ответить.

— А ты не усложняй!

— Дело в том, что я, действительно, хотел бы иметь побратима, но он мне, скорее всего, откажет.

— Чёй-то я тя не узнаю. Обычно ты такой резкий, а тут тушуешься, как перед свадьбой. В конце концов, пойди и попробуй, на поединок, чай, не вызовет.

— Тут вопрос не поединка, а взаимопонимания. Давайте я начну издалека. Есть время? Не торопитесь, Юрий Григорьевич?

— Валяй.

— Батя у меня был — военный старой закалки: «Смирно! Стой там, иди сюда! Два наряда вне очереди!» Жёстко он мне прививал дисциплину. Я не роптал: это мой отец, выбора не было. Дисциплина мне в дальнейшем помогла. Однако мне больше нравилось придумывать всякие технические штуки. Про это долго рассказывать: любимые игрушки — три конструктора, книжки — «Техника-молодёжи» и подобное, в кружок ходил «Умелые руки». Трудовик наш вёл. Я собирался быть инженером или конструктором, разрабатывать новые виды техники. Например: автомобиль, который ездит на воде. Круто? Из-за этого мы с отцом сильно цапались. Он мечтал о сыне, который пошёл бы по его стопам, стал военным. Понимать мои интересы он отказывался. А в 95-м мой отец приехал из Чечни. В цинковом гробу. Кстати, со своей женой, Алёной, я впервые встретился на кладбище. Её отец погиб в том же бою. Да, о чём это я? Тогда я решил пойти в военное училище. Этого не поняла уже мать: «Его убили — и тебя убьют! Пусть дураки голову под пули подставляют!» А я ей в ответ: «Так что, мой отец был дурак!?» Позднее, всё сгладилось, но понимания с ней не было. Она у меня — военврач, потому про раны и смерть всё знает не понаслышке. Сейчас, кстати, ведёт акванавтов. На чём я остановился? В школе всё было очень похоже на нашу учебку: вы же видели ситуацию? Вечно я не понимаю очевидного. Так кажется большинству. Я не издевался над учителями, просто считал логичным: они учат, значит, знают, могут ответить — я должен их и спрашивать. Никто мне не говорил, что учителя — не самые умные люди; что на многие вопросы у них тоже нет ответов. Помню, как-то географичка взбеленилась: «Если прилив даёт два горба по 60 сантиметров высотой, почему тогда во многих местах высота прилива несколько метров?» Ух, что было! Мать даже к завучу позвали: «Ваш сын срывает занятия, подрывает авторитет учителей!» Поступил в Краснодарское училище ракетных войск. Не потому что там одно время Диктатор учился, просто, посчитал что ракета — это сложно, значит, там будет востребован мой ум. Оказалось — нет. Парадокс, но понимание нашёл только у преподавателей по рукопашному бою. Он у меня неплохо шёл. Они же меня сюда и сосватали. Ладно, это присказка. Я мечтаю стать таким, как вы, Юрий Григорьевич. Вы — военный, но совсем не дурак, умеете думать, не боитесь принимать новое и применять его, не боитесь риска, но и «тормоза» у вас есть, не то, что у меня. И как командир, и у ребят в авторитете; меня взяли в пару к себе, но не помыкали; в общении с вами легко, вы такой простой; жизнь мне спасли, наконец. Я не страдаю манией величия, я ещё очень мало сделал, чтобы было чём гордиться, я на двенадцать лет моложе, — в этом месте Кривонос тяжко вздохнул и на его лицо вернулось то философско-тягостное выражение лица, которое и вызвало интерес Журавлёва.

— Ты это чё, хочешь моим побратимом стать?

— Нет, вы не думайте… Ну, в общем, да. Но я не думал даже просить, простите, это глупость.

«Ну, и чё терь делать? Для парня это важно, страшное дело. Я не собирался. До Вед как-то руки не дошли почитать. Что мне, двадцать грамм крови жалко? С его характером — вряд ли кто-то другой найдётся. Хрен с ним!»

— Витёк, так ведь и ты мне жизнь спас — забыл?

— Нет, это совсем другое. Я истёк бы кровью, и через десять минут — всё. А вы просто без сознания были. Упали бы до дна, отлежались полчасика, очнулись, нашли бы нас, посвистели, в крайнем случае.

— Кончай пургу нести. Я сочту за честь, если ты станешь моим побратимом.

— Правда!? Этого не может быть…

— Нож доставай.

Вот так забавно, нежданно-негаданно я и приобрел себе головняк, тьфу ты, побратима. Если бы я тогда знал, чё из этого выйдет… Удобно было бы списать свои действия на свою лёгкую контузию, но это будет неправдой. Вполне осознанно решение принял.

На следующий день Волков собрал на построение весь личный состав части. Кроме первого и второго взводов были ещё два взвода из второй роты и один из третьей, а также курсанты и хозвзвод. Был официально зачитан приказ командующего флотом о присвоениях званий и должностей. Что характерно, часто давали не очередное, а через одно звание. Мне нежданно-негаданно дали капитана второго ранга и должность командира особого отряда. Что за отряд такой? Но не меньше роты, так как у нас два ротных — капитаны третьего ранга, а один — второго.