— Крис, он первый раз, — Виктор устало вздохнул. Сейчас он был похож на себя самого часом раньше, когда рутина подмяла его под себя в виде Жанны и ее истерик. — Это другой брат. Это — Стас, он работает врачом, у него день рождения сегодня.

— Экстравагантный подарок, — прокомментировал Крис, — даже по моим меркам.

— Очень смешно, — буркнул Виктор.

— Забавно, честно говоря, — продолжил Крис. — Опять тебе дерьмо подчищать?

— Да нет никакого дерьма! — взорвался Стас. Теперь и ему было все равно, смотрят на них или нет. — Заладили! Я сам свое дерьмо подчистил. Привез его в травмат, отдал хорошей бригаде. Чего мне еще надо было делать? После полной смены лезть к нему в брюхо? Хороший план, там бы я его и убил. Вы кто такие-то? Что вам от нас надо? — на этом месте он понял, что и сам слишком много выпил, поэтому замолчал.

— Он очень нервный, Крис, — меланхолично заметил Вик, дотянулся до ярко-голубого шота, выпил и лег обратно.

— Это правда, Стас, ты очень нервный, — сказал Крис. — Ладно, я прошу прощения, что вышло такое недопонимание. Я знаю Виктора много лет, и истории про его брата, который постоянно влипает в какое-то дерьмо, мне порядком надоели. Хорошо, что ты — другой брат.

— Постоянно влипает? — переспросил Стас.

— Ну, человека он сбил только один раз, — ответил Виктор.

— Скромненькая статистика, — прокомментировал Вик, взял еще один шот, выпил и поудобнее устроился на диване. — Стас, а чего ты тут забыл?

— Витя пригласил, — автоматически ответил Стас. При людях он называл брата «Витя», хотя мысленно предпочитал использовать полное «Виктор».

— Понятно, — протянул Вик, делая акцент на мягкой развязной «я». — Тебе бы поспать. Здесь есть пара комнат, я дам ключик. Подарок на день рождения. Идет?

— Да я еще посижу, — возразил Стас.

— Виктор, а ты бы его отвел, а? — не обратив никакого внимания на ответ Стаса, продолжил Вик. — Он сейчас в тарелке заснет.

Когда Виктор помог ему подняться и повел к «паре комнат», Стас понял, что с трудом передвигается. Голова загудела, потянуло в туалет. Они зашли в кабинку, и когда его стошнило, навалилась жуткая боль.

«Перебрал, — подумал Стас, опираясь головой на холодное зеркало перед крошечной раковиной, — сбил человека, надрался в клубе с геями, Виктора еще приплел — молодец, красавчик»,– это была его последняя связная мысль, а после все погрузилось в черно-горький туман, где он ворочался на неудобной жесткой кровати.

========== 2. Знакомство ==========

Просыпаться было чудовищно больно. Он проклинал себя, маму, Москву, дороги, ливни, а уже спустя секунду не мог думать ни о чем кроме боли.

— Как будто каток проехал, — сказал он вслух.

— Не каток, но вы почти угадали, — сверху раздался приятный женский голос. Лёха подметил незнакомый говор и резко открыл глаза — свет обжег его, телу стало жарко, и пальцы задрожали.

— Можно мне попить? — это было уже лучше, чем просто думать о боли.

— Конечно, — женщина достала из пространства слева от Лёхи бокал с водой, сунула туда соломинку и протянула ему. Оказалось, что он лежит только наполовину.

Вода прокатилась внутрь ледяным потоком, Лёха понял, что его вот-вот стошнит, но сдержался — не хотел терять лицо перед столичной штучкой. С красивым макияжем, улыбающаяся, она была больше похожа на порно-актрису, чем на реальную медсестру. Он даже покрутил головой, чтобы убедиться, что поблизости нет камеры.

— Станислав Валерьевич обрадуется, что вы проснулись, — зачем-то сказала медсестра.

Лёха с трудом поверил, что кому-то в Москве есть дело до его пробуждения. Последнее связное воспоминание было слишком позорным. Высотка, непонятные новые жильцы, крах всех надежд и планов. Что он потом сделал? Натянул капюшон поглубже и пошел в дождь, как в фильме. И напился — конечно, напился.

— Кто такой Станислав Валерьевич? — спросил он у медсестры, хотя по-настоящему его волновало, как он ухитрился оказаться в больнице.

— Ну… — она почему-то замялась.

— Я один день в Москве, — сказал Лёха, — и не успел еще ни с кем познакомиться. Вас вот как зовут?

— Вика, — окончательно растерялась медсестра.

— Меня Лёха зовут, — он протянул ей руку по старой дворовой привычке.

— Я пойду Станислава Валерьевича позову, — пробормотала Вика и руки не подала.

Лёха мысленно вернулся к капюшону и дождю. Ему было жаль себя, так сильно, что лучше всего было запихнуть в уши музон, включить на полную и тащиться вдаль сквозь потоки дождя, ожидая, пока с неба раздастся грохот и его поглотят титры.

— Доброго дня, — на пороге палаты вместо Вики образовался мужчина.

«Москвич», — подумал Лёха. Столичность проявлялась в прическе, аккуратной бородке, даже в уверенной позе — словом, во всем облике незнакомца. На вокзале, где Лёха поел шаурму, прежде чем идти к родне, такие «столичные» выходили из вагонов первого класса. Кожаные сумки, очки в яркой оправе, пальто как в фильмах о Джеймсе Бонде — все причитающееся. Лёха как будто попал обратно на вокзал, даже вкус шаурмы почувствовал.

— Вы себя хорошо чувствуете? — поинтересовался москвич.

Лёха не ответил, и его стошнило.

— Не страшно, — незнакомец подошел, протянул полотенце, скатал простыню, тут же нашел где-то новую и заново накрыл Лёху.

«Доктор, что ли?» — пробежало в голове, но она начала кружиться.

— Я вас вчера сбил, — ни с того ни с сего заявил москвич. Лёхе было бы удобно, если бы он отошел подальше, желательно в проход, где их разделяла целая вечность длинною в сутки, которые он не помнил. Но москвич застыл прямо у койки и сверлил теперь Лёху внимательным взглядом сквозь очки. По синякам под глазами Лёха понял, что москвич не врет — такое страшное похмелье могло быть только у человека, который вчера сбил кого-то.

— Спасибо, — невпопад ответил Лёха.

Москвич рассмеялся, но терпеть его возле себя все равно было невыносимо, потому что Лёху опять начало мутить.

— Вика, иди сюда, укладывай его, — скомандовал москвич, развернувшись к выходу.

Пришла медсестра, вдвоем они опустили изголовье кровати, и у Лёхи перестала кружиться голова. Тошнить перестало тоже, и он хотел уже пуститься в расспросы, но москвич подкрутил что-то в капельнице, которая, оказывается, была подключена к Лёхе, поэтому тут же захотелось спать, и он опять вернулся в бесконечный дождь и титры, ползущие сверху вниз яркими буквами: красными, желтыми, зелеными…

***

— Заснул, — резюмировал Стас, глядя на сбитого Алексея Петренко из славного провинциального городка, где Стас однажды выступал на местечковой конференции, чтобы получить публикацию для резюме. Из городка, где жил Алексей Петренко, Стас вынес только одно правило: использовать Тиндер в провинции — опасно для рассудка. С большим трудом он вылетел из номера и ночевал прямо на вокзале, вспоминая отвратительный привкус чего-то молочного в сочетании с семечками.

Воспоминание пронеслось в голове одним монолитом.

— С вами все в порядке? — спросила участливая Вика. В первый год работы со Стасом она строила глазки и далеко идущие планы, поэтому одна из немногих знала, что он — гей, и при необходимости ходила на важные мероприятия. Нина Валерьевна души в ней не чаяла и мечтала узнать дату свадьбы, но Стас не спешил устраивать приемной матери сердечный приступ, так что они откладывали торжество все дальше и дальше.

— Вспомнил кое-что, — признался Стас.

— Хочешь, я к тебе приеду? — когда она говорила о личном, а вокруг никого не было, она всегда говорила «ты» и ни разу не ошиблась на людях, за что Стас был ей отдельно благодарен. Тыканье при подчиненных и пациентах он ненавидел.

— Не надо, — поспешно ответил Стас, — я в норме. Вчера с Витей сходили в один клуб, потусовались.

— О! — обрадовалась Вика. Стас заметил, что у нее отлегло от сердца. В такие минуты он начинал верить, что дружба между мужчиной и женщиной возможна. Хотя бы при условии, что один из них — гей.