— И она ведь хорошая, — после третьей стопки признался Виктор. — Хорошая, Стас, я бы на ней женился. Добрая такая, в Москве таких теперь не найти. Но пилит страшно. Я виноват, что у меня такая работа? Не останусь до сдачи отчета — голову с плеч снимут.

— Вот бы и сидел сейчас с ней, — зачем-то ответил Стас.

— Не могу! — возмутился Виктор, и тут же снова нахмурился. На лбу у него застыла глубокая морщина. — Не могу с ней, когда она кричит. Дураком себя чувствую.

— И каждый раз сюда приходишь?

— Нет, не каждый, — возразил Виктор. Выдохнул, потер лоб. — Почти каждый. Зато потом миримся.

— С Жанной? — удивился Стас.

— С Жанной, с Леной, с Машей — какая разница?! — Виктор опять разозлился.

— Не пойму я тебя, — сказал Стас, — вроде говоришь, она одна такая, а вроде все равно тебе.

— Ты в психиатры подался? — огрызнулся Виктор, но Стасу было видно, что он уже пришел в себя — остыл.

Работа Виктора не давала покоя Стасу, когда он был помоложе. Политики менялись, строили карьеру, уходили и приходили, а Виктор торчал в родном районе, переполз вверх на три должности, как улитка, и замер там. Бизнеса у него не было — запрещал закон, взятки он не брал — шел на принцип, но деньги водились всегда. Вникать во все это Стас пытался, но получил разворот, поэтому разговоры их сводились к мирному обмену любезностями. Потом такое же отношение перетекло на личную жизнь Виктора, и, в конце концов, говорить они стали о погоде и здоровье мамы.

От мрачных мыслей Стаса отвлекло движение в зале. Гостей собралось немного, но часть столов все равно была занята полностью. В старомодном интерьере убавили яркость освещения, с помощью софита выделили круг в центре подиума, и туда вышла пара — мужчина и женщина.

— Они что, стэнд-ап тут проводят? — удивился Стас.

— Можно и так сказать, — Виктор усмехнулся. — Смотри, доктор, совсем взрослый стал, вот тебе подарок.

Стас принялся смотреть, гадая, в чем заключается подарок, и тут женщина стала снимать одежду.

— Это стриптиз, что ли?! — шепотом спросил он. Стриптиза он никогда не видел, и видеть совершенно не хотел, уже потому только что оголенные женские тела вызывали у него лишь одну устойчивую реакцию — острое желание подать халат, чтобы не продуло.

Женщина закончила раздеваться и села. Стас начал осматриваться, ища поддержки на лицах сидящих, но никому не было до него дела — они просто смотрели на подиум. Никто не спросил, какого черта происходит, и Стасу пришлось сдаться. Несколько секунд он молча и спокойно следил за тем, как уходит в темноту мужчина, как он возвращается, но потом нервы Стаса не выдержали — неизвестный тип притащил голой женщине веревку.

— Это что? — он наклонился к брату и пальцем ткнул в сторону подиума.

— Молодой человек, тыкать пальцем невежливо, — ответил Виктор и отпихнул его обратно на свое место. Пришлось сесть и смотреть дальше.

Самым ужасным в происходящем было то, что мужчина никуда не спешил. Несколько раз Стас пожалел, что не захватил из машины подаренные часы — сейчас они пригодились бы. Светить мобильным в такой темноте было неудобно, и пару раз Стас просто считал про себя до шестидесяти, чтобы хоть как-то ускорить неторопливое движение времени.

Лицо женщины было подозрительно спокойным. Стас рассчитывал, что она попытается соблазнить своей наготой присутствующих гостей, но софит, должно быть, не позволял ей разглядеть, кто сидит «по ту сторону», и она просто рассеянно глядела перед собой. Когда Стасу надоело пытаться постичь смысл присутствия женщины, он обратил свой взгляд на мужчину. На ум пришло слово «моряк». Вид у мужчины был внушительный: высокого роста, бритый, с непонятной татуировкой на шее, он деловито завязывал узлы. Стас невольно задумался о феминистках, которых показывали в новостях накануне, и решил, что такого обращения с живой женщиной они бы не потерпели. Вот куда надо направить их деятельность, вот где — простор и поле не пахано.

— Не нравится, да? — наконец, догадался Виктор.

— Какой-то тип связывает бабу, — ответил Стас. — Мне даже отсюда хорошо видно, что у нее нарушено кровообращение, а еще, если он сейчас подтянет узел возле плеча, она потеряет равновесие и расшибет себе голову об угол.

— Да ты совсем не романтик, — ответил Виктор. Он долил себе водки и выпил. — Я надеялся, ты так отвлечешься.

— Так ты для этого меня сюда приволок? — спросил Стас. — Вот ради этого? — он снова указал пальцем, плюнув на вежливость.

— Я так стресс снимаю, — ответил Виктор. — Знаешь, мама Нина учила, что надо разбираться в себе и делать то, что подсказывает совесть. Моя подсказывает, что мне надо ходить сюда, чтобы не начать стрелять в людей.

— Сурово, — Стас потянулся за портсигаром.

— Ты врач, тебе понять всю эту кухню даже проще. Адреналин, все дела, — продолжил Виктор. — Я даже сам пробовал, но не прижилось. На себе — страшно, а самому… да тоже, наверное, страшно. А они не боятся. Это как прийти в цирк, только для взрослых.

— Клоунов смотреть, что ли? — спросил Стас. Он понял, что до них никому нет дела, но старался говорить тихо.

— Я не то что настаиваю, просто подумал, будет у тебя новое впечатление. Костика я сюда не водил — он бы не понял, а у тебя голова хорошо варит, так что ты не перегнешь, в случае чего. Просто куда тебя еще звать-то было, а? Человека сбил, да еще я ляпнул про девочку ту.

— Как же ты замял это? — спохватился Стас. Связанная женщина вылетела из его головы, и он решил игнорировать ее, пока возможно. В темноте говорить с Виктором было даже проще.

— С девчонкой? Ну, тяжело было, тут уж хвастаться не буду. Пришлось денег давать, много. Мама Нина из своих кровных даже доставала, из тех, что для девочек были. Костик потом все вернул, до копейки, но, если хочешь знать мое мнение, так лучше бы не отдавал.

— Что ж ему, умереть было?

— Причем тут умереть?! — Виктор хлопнул кулаком по столу, задел тарелку, та загремела, и весь небольшой зал развернулся на них. — Прошу прощения! — громко извинился Виктор. — Причем тут умереть? — добавил он тише. — Он мог пойти с повинной, к нему бы отнеслись с пониманием, что его замучила совесть. Он бы отсидел или отработал — здесь уж на усмотрение суда. Ты же знаешь, зачем я пошел в чинуши?

— Знаю, — кивнул Стас. Виктор был человеком принципиальным, и мечта у него была красивая, запоминающаяся.

— И я теперь ничем не лучше, чем все остальные. Понимаешь? Я теперь такой же лизоблюд, как они все. Разве я могу что-то менять, когда на мне висяк? И не просто висяк, а такой вот конкретный. Да мне даже пикнуть лишний раз не дадут — тут же все вывалят наружу.

— Так ведь ты мог отказаться, — удивился Стас.

— Отказаться?! — Виктор снова сорвался на крик, и Стас понял, что тот перебрал с алкоголем. — Отказаться, говоришь? Да мама Нина ко мне тем же вечером пришла, когда я отказался. Умоляла, на колени встала, плакала так, будто Костик сам умер. Как же я мог отказаться? Я бы без нее…

— Политику обсуждаете? — за стол неожиданно подсел мрачноватого вида качок с татуированным телом. Стасу бросилось в глаза, что качок разместился, будто у себя дома.

— Добрый вечер, Крис, — поприветствовал его Виктор. — Это мой брат, Стас. Стас, это Крис — хозяин заведения.

Стас прокашлялся — он не привык говорить с «хозяевами» заведений, тем более таких непонятных и «частных», где подозрительного вида мужчины связывали голых женщин.

— Очень приятно, — он протянул руку, и ее вежливо пожали.

— Чего шумишь? — спросил Крис.

— Да этот вот… — Виктор указал на брата. — Человека сбил.

— Опять?! — «хозяин заведения» сам перешел на крик.

Зал снова обернулся к ним, и со стороны бара, одной рукой удерживая на подносе вереницу разноцветных шотов, подошел Вик.

— За счет заведения, — сказал он и невозмутимо сел прямо возле Криса, а потом вообще наклонился к нему и почти лег, оставшись в таком экзотическом положении. Из него он внимательно разглядывал Стаса, отчего тому было не по себе. На других геев Стас реагировал мгновенно, хотя многозначительные переглядывания были не по его части, и такое открытое проявление отношений на публике вызывало инстинктивное возмущение. Чтобы компенсировать неловкость, он выбрал ярко-розовый шот, выпил прознительную, пряную жидкость и схватил из миски последний гренок.