Стас прошел следом. Интерес и желание разобраться, как следует, пересилили злость. К тому же мысль о том, что у Леши будет заработок, не связанный с переноской тяжестей, грела душу. Он же с самого начала этого хотел, чтобы парень нормально освоился.
Внутри гремела музыка, и это оказалось непривычно. Стас мельком глянул на сцену, но не смог ничего разглядеть за толпой. Он почти застрял, когда из потока его выхватила рука Вика и потащила дальше. Перед хозяином клуба гости волей-неволей расступались. Возле кассы за барной стойкой Стас увидел Лешу — тот внимательно слушал парня, стоящего рядом. Паренек выглядел нелепо: с растрепанной кудрявой шевелюрой, тощий, он размахивал руками на манер мельницы. Стас улыбнулся — от таких не бывает проблем, пусть говорят.
Вик провел их до рабочей коморки, плотно закрыл дверь, но даже после этого потоки музыки не отступили.
— Там дурдом сегодня, у меня уже голова болит, — пожаловался он, усевшись в кресло. — Хочешь, на стул садись, хочешь, на диван. Налей себе что-нибудь, если надо.
— Я за рулем.
— Вот и молодец. Я о чем поговорить хочу, — он включил кондиционер и снова закурил. — Ты мне в трубку наорал много глупостей, но я понимаю, что это нервы. Хрен с ним, замяли тему. Должен ты мне не за то, что я из парня гея сделал, а за то, что вы с ним уложились в трое суток. Знаешь, как тяжело заниматься психотерапией через третьих лиц? Ключ от заведения, советы друзей, поддержка, осуждающие взгляды от тех, кто не симпатичен — мне болтать пришлось столько, что я до Нового года теперь слова не скажу. После нашей с тобой беседы, конечно. Он не шлюха, я — не сутенер. Он сюда приехал к бабке, попал под твою машину, а потом аккурат в мой клуб, никто этого не планировал, ясно тебе? Просто так сложилось. Не было бы меня, тянули бы резину еще черт знает сколько.
— Ты с самого начала знал, что парень гей? Да он на гея похож, как я на балерину.
— Крест на балете ты зря ставишь, Стас, — возразил Вик, — чувство ритма у тебя хорошее.
Стас удивился, а потом посмотрел на ногу — она отбивала такты музыкального ада из зала.
— Я просто наблюдательный, вот и все, — продолжил Вик. — Я знал, что парень у самого края. Чуть-чуть подтолкнуть, и все. Я не подтолкну — подтолкнет Яга и сифилитик за углом. Думаешь, надо было ждать сифилитика?
— Не нужно, — Стас отвернулся, — не нужно было ничего ждать, просто манера у тебя та еще. Три дня — и в койку, я же тебя три дня ненавидел.
— Рад слышать, — ответил Вик, — нравиться тебе я не обязан, работаю над этим, как могу, тошно смотреть, когда все вокруг улыбаются. Лучше пусть считают сволочью. Я им –никто, они мне — никто.
— Интересный у тебя способ взаимодействия с миром.
— Просто жизнь так сложилась. Ты тоже, знаешь, не образец терпения. Теперь по поводу долга. Телефон твой мне нужен, потому что у меня каждый травмат на счету. Вот они там сегодня отрываются, Крис стоит у сцены и боженьке молится. Почему? Василич в отпуске, Петрова уволилась, место ищет, а Федор Михалыч, чтоб ему провалиться, опять запил. Если они там палку перегнут, все, что у нас есть, — аптечка с зеленкой.
— Так нахрена тогда? — спросил Стас.
— Что нахрена? Нахрена клубы? Нахрена тема? Ну, давай объясню на примере. Ты походы любишь?
— Походы?
— Мама вас на природу возила? Чтоб с палатками, со всем таким?
— Ты на что намекаешь-то?
— Вот упертый, хуже Криса. В походе ты был когда-нибудь? С мамой своей или с братьями? Или с друзьями, может быть?
— Студентом был, — кивнул Стас, — ну там не про природу было.
— Ясно. Ну а горы любишь?
— Вик, давай уже ближе к делу, мне твои аналогии до лампочки.
— Куда торопишься-то? Пока там музыка не затихнет, у Алексея смена. Мне Александра Игнатьевича пришлось самостоятельно с Таганки везти. Второй раз он не поедет. Дай парню шанс нормально научиться.
— Ладно-ладно, валяй про горы.
— Ну давай про горы. Вот представь, есть у тебя друзья-коллеги, ты с ними после работы кружку пива пропускаешь и обсуждаешь футбол. Футбол-то ты любишь?
— Да, Вик, выпить сейчас не помешало бы, не зря предлагал. Ты долго тянуть будешь?
— Ну как я могу сказать в лоб, когда ты которую неделю сюда приходишь, и до сих пор не понял ни черта? Приходится обходными путями. Вот с горами попробую, вдруг осенит. Значит, футбол. Обсуждаете вы футбол, работу, девочек, мальчиков, детей, может быть, или родителей. Нравится тебе это? Киваешь, ага. Мне тоже нравилось. Да и сейчас люблю с ребятами потрепаться после смены, иногда такого наслушаешься — умора. Вот потом кто-то из них уволился и ушел. Расстроишься ты? Киваешь? Не знаю, Стас, мне вот жизнь показала, что всем до фонаря. Скинутся на прощальный сувенир, кружку подарят, денег подкинут, а потом все — пока-пока, Стасик. И так вся жизнь. Люди приходят, уходят, поток не прекращается. Здесь в столице это особенно хорошо чувствуешь. Теперь представь, что нашел себе кого-нибудь. Лешу не представляй, это плохая аналогия, представь кого-нибудь из бывших. Представил? Вот вы встретились, сели в пятницу вечером в ресторане или в кафе, поели, обсудили родителей, футбол, еще что-то, а через неделю разошлись. Нормально? Киваешь, молодец, нормально. Когда нового встречаешь, о чем думаешь? Как так оторваться, чтоб, когда расставаться будете, не подставить себя. Давай теперь я шаг в сторону сделаю, а ты там в головенке своей докторской отложи это все. Вот представим, что у тебя есть друзья, с которыми ты с самого детства дружишь. Причем дружишь не так, чтоб просто списать сочинение и мяч погонять, а конкретно так, все секреты им, все-все-все. Потом вы растете, и вас таких компания, например, человека четыре. Или три — это как тебе больше нравится. Вы растете, а на душе червячок, мол, детство-то ушло, скоро разойдемся в разные стороны. Знакомо, да? И вот вы узнаете, что есть такая чудесная вещь, как альпинизм. Казалось бы мелочь, но мне очень хорошо подходит для объяснения непонятливым. В альпинизме хорошо вот что: тренироваться ты можешь с кем угодно, на холмик тоже полезешь с любым, но как только зайдет вопрос о серьезном участке, хрен ты вспомнишь о своих коллегах с пивом. Нет, ты с ними по-серьезному не полезешь, потому что кто они тебе, на самом-то деле? Никто. И ты им — никто. И вы знаете это, и ты, и они. Но с теми вот двумя, или тремя — с ними ты полезешь. Даже если у тебя всего один такой человек будет — это уже праздник. С кем ты, на самом деле, полез бы вверх. И про кого знал бы точно, что там, наверху, где будете только вы трое, если что-то случится, они тебя не оставят. Даже если кричать им будешь, чтоб отцепили — не отцепят. И ради вот этого самого чувства, что есть что-то больше, чем пиво с коллегами после работы, люди сюда и приходят.
— И где гора? — спросил Стас.
— Гора, Стас, вот тут, — Вик стукнул себя по голове костяшкой указательного пальца. — Любая гора всегда тут. Веришь ты в клятву любить до гроба, которую в ЗАГСе дают? И я — нет. Да никто не верит. Повод содрать денег с родственников или узаконить ребенка. Для кого-то еще хуже — повод для красивой фотосессий. Выкладывают в социальную сеть, ждут годик, и по новой. Теперь представь, что вместо этой клятвы невесте предлагают: пусть жених подержит тебя за руку на крыше высотки. Всего несколько секунд, только и всего. Он же тебя любит, вот, клянется тебе. Что тебе стоит? Он же спортсмен, у него хватка стальная. Просто повисишь над городом — красота. Пять секунд — готово. Согласится она? И за сколько она согласится? А если предложат делать так каждую неделю? Когда она соберет вещи и уйдет? До выкупа или после?
Стас промолчал — аналогия, наконец, начала доходить до него.
— Люди за разным приходят, — продолжил Вик, — кто-то за болью, кто-то за обезболивающим, но чаще всего — вот за этим. За чем-то настоящим. Вот вы встретились с Алексеем, переспали, он к тебе жить хочет поехать, но ты же не веришь в это, правда? Потому и пришел сюда, потому что не веришь. Может, из-за того, что у тебя с самооценкой хреново, может, из-за того, что к провинции предубеждение, а может, еще из-за чего-то. Какая разница? Годами будешь ходить к мозгоправу, но этот червячок никуда не исчезнет, потому что у твоих сомнений огромный фундамент. Если уж тебя родители бросили, как может чужой человек остаться в твоей жизни навсегда?