В тот день через кабинет Гришки прошло не меньше ста человек. Откуда только и по какому поводу не приходили люди к чудотвор­цу! Из Владивостока и Варшавы, из Афона и Ташкента, из Соловков и бог весть из какой дыры — генералы и губернаторы, монахи и куп­цы, банкиры и адвокаты, крестьяне и монашки, священники и чинов­ники...

Святой сперва принял "чистых" просителей и красивых женщин.

Потом сбежал по лестнице, суя в руки кому рубль, кому трешник и покрикивая при этом:

— Молись за царей и меня!.. Некогда, некогда! Вот сиклытарь, скажи яму, ежели чаво надоти...— затем обессиленный упал в крес­ло и выдохнул: — Уф! Черти полосатые! Замучили совсем/

Новоиспеченному секретарю было чему удивляться. Грубоватый мужлан проявлял удивительную проницательность и гибкость. Он с одного взгляда определял сильного и слабого, выгодного и ни к чему не пригодного, умелого и бестолкового, и принимал соответственно: одних радостно, с объятиями и поцелуями; перед другими ломал шап­ку, лебезил и склабился; для третьих едва находил два-три грубых слова. Красивых женщин не отпускал, не обнадежив: обнимал креп­ко и прижимал утешительно. Если женщина жаловалась на хворь, Гришка уводил ее в другую комнату для осмотра и лечения или пору­чал Квачи записать адрес. Изредка садился с пером к столу, полчаса кряхтел и потел, в итоге выводил что-то настолько несуразное, слов­но по бумаге, обмакнув лапы в чернила, бегали куры и записывали свое кудахтанье.

Бесо отлично понял поручение Квачи и за неделю справился с ним: уже через неделю квартиру Квачи осаждало море народу. Все это "море" нуждалось в старце.

Квачи поступил толково и разумно: перекрыл воду, орошающую огород Гришки, и отвел ее в свой сад.

Клиенты поняли, что дорога к старцу проходит через квартиру князя Квачантирадзе, поэтому сперва являлись к нему, оставляли там большую часть жертвенных, требных и благотворительных подноше­ний и уже от его сиятельства, получив письмо Бесо Шикия, отправ­лялись за благословением на квартиру Распутина.

Охрану святого дружки Квачи вели поочередно, соперничая в этом с правительственными агентами.

Отныне мнительный и напуганный старец спал спокойно и искал повод отблагодарить заботливого сподвижника, каковой тот предста­вил не далее, как через две недели.

Сказ о том, как Квачи "провернул" новые большие дела

Слух о дружбе Распутина с Квачантирадзе в несколько дней раз­несся по городу. Раньше других об этом узнали власти и деловые лю­ди. Бельэтаж на Васильевском со двора все также был осажден; из­бранные же и благородные поднимались по мраморной лестнице и дожидались очереди на позолоченных стульях.

Первым на квартире Квачи появился банкир Ганус. Сначала по­шептался с Бесо, затем вошел в кабинет Квачи.

— Я человек дела и время ценю дорого. Знаю, что и вы не без­дельник, поэтому буду краток. У меня с десяток крупных дел. Вы мо­жете помочь успешно закончить их... Разумеется, такая помощь бу­дет оценена по достоинству.

Приступили и часа два говорили: обсуждали, взвешивали и при­мерялись. Затем подписали соглашение, пожали друг другу руки, улыбнулись и пожелали успеха.

За Ганусом Бесо завел в кабинет второго делового человека — некоего Гинца, найденного им самим старого еврея.

Этот вышел от Квачи через три часа.

Через несколько дней, улучив минуту, Квачи завел с Гришкой разговор о туркестанских каналах.

— Сколько мне? — прямо, в лоб, влепил Гришка. — Три тыщи будит?

Квачи радостно удивился таким скромным аппетитам.

Гришка схватил телефон, вызвал одного министра, потом другого и обоим наказал:

— Мама и папа очень жилают ефто святое дело, Аполончик бу­дит у тебя, все скажет, а ты сделай, как он прикажет. Да! Это хочу я! Да!.. Чаго? На Капказ? Чичас об эфтом деле телиграм напишу па­пеньке и маменьке...

Сел и опять полчаса кряхтел, обливался потом.

Телеграмма первая:

"Ливадия, Царям.

Папа мой миленький и мама. Кого послать на Капказ, покою вам нетути. А вот дорогой еписком Тобольский Алексий хоть куда Ему и место на Капказ. Пошлите его. Это я очинь жилаю. Он мине лас­кает. Понимает подвиг. Честь ему нужно оказать. Верный везде вер­ный. И на Капказе он будит нашим другом. Да, я! Григорий! Да!"

Телеграмма вторая:

"Миленька! Бесы напали на отца Ивана, Икону на него. А вы не слушайте. Хоша она и базарская, а все ровно святая Как принять и еще боле. А Восторгову награду на Капказ и Сибирь".

Обе телеграммы вручил Квачи для отправки и прибавил:

— Вишь, как капкасских ласкаю. Только Воронцов пакостник все люционерам, жидам да армяшкам тянит. Да, добирусь до него. А ты тилиграм не показывай никому, да ни болтай зря, а то мотри у мине.

Гришка погрозил Квачи пальцем. Тот еще раз поклялся в вернос­ти, похвалил Восторгова и Алексия, превознес обоих до небес и отправился к Сухомлинову и Кривошеину.

Елену Гришка не отпустил, сказал, что ее надо полечить.

На следующее утро Квачи первым делом заявился к Ганусу.

— У меня все готово. Вот письмо. Ваши условия?

Поторговались. Уговорились. Составили и подписали договор.

Квачи тут же взялся за телефон.

— Алло? Кто говорит?.. Его превосходительство? С вами говорит князь Квачантирадзе... Что вы сказали?.. Не знаете такого? Как же не знаете, если с вами вчера говорил обо мне по телефону наш свя­той отец! Вспомнили? У меня к вам письмо от святого отца... Да, да... Хорошо, сейчас же буду...

Через полчаса Квачи стоял в кабинете министра финансов возле карты империи и увлеченно говорил:

— Древняя империя Тамерлана, нынешний Туркестан, некогда процветала и кормила стомиллионный народ. Взгляните на эту бес­крайнюю пустыню. В ней уместятся пять Франций. Ее надо оросить, возделать, вспахать, превратить в цветущий сад и заселить нашими людьми. Что только здесь не растет! Превратим эти земли в цвету­щий край, освоим, обрусим и просветим. С их помощью за два-три года выправится наш торговый баланс. А что они принесут лет через десять — двадцать, это сейчас даже невозможно подсчитать!.. Но прежде всего пустыню надо оросить. Для этого необходимо четы­реста миллионов. У казны таких денег нету. А у нас есть, и мы хоть завтра готовы приступить к работе. Да, все уже готово, и доклад, и план, и проект договора...

Долго говорил Квачи и своим красноречием, подкрепленным Гришкиными каракулями, вроде бы убедил неглупого министра.

Выслушав Квачи, министр сказал:

— Мне ваше предложение по душе. Сегодня же изучу материа­лы и на послезавтра назначу заседание. В этом деле могут иметь влияние министр земледелия, а также военный министр. Если они не станут противиться...

— Не беспокойтесь, не станут! — прервал Квачи, уже держащий в руках все концы этого дела.

— И если будет на то воля государя... — осторожно добавил министр.

— Будет. Непременно будет! — бодро заверил Квачи.

— В таком случае вопрос можно считать почти решенным. Все­го наилучшего! Кланяйтесь нашему святому отцу, приложитесь за меня к руке и передайте, что его желание для нас закон.

— Сегодня же повидаю его и все передам. Да... — вскользь за­метил Квачи. — Вчера мы были в одном доме с нашим духовным отцом. Там оказался Витте. Он очень ластился к святому, но... можете не беспокоиться — я и Анастасия Прозорова приняли необходимые меры и укрепили ваши позиции.

— Весьма признателен, князь, весьма! Не забывайте, князь, ми­лости прошу в любое время в мой дом, всегда буду рад...

Он обеими руками пожал руку сыночку Силибистро и с улыб­ками, извинениями и благодарностями проводил до лестницы.

Сказ о запугивании святого и поношении врагов

С первого же дня знакомства с Распутиным Квачи стал прибе­гать к одному и тому же приему: время от времени показывал кого-нибудь на улице и, зловеще понизив голос, говорил: