И Аббас протянул камень мне. Я уже почти дотронулся до него пальцами, но в последний момент отдернул руку. Я подумал, что, коснувшись этого камня, я тоже стану причастен к этому беспардонному ограблению целого маленького народа, о котором только что без зазрения совести рассказал этот монстр, этот Лепрекон, этот Зер Калалуш. А час назад по его злой воле я должен был оказаться в тюрьме, а десятью минутами позже только чудом не отправился на тот свет человек по фамилии Остачний. А три дня назад он хладнокровно перекинул через перила балкона свою жену Иву, я теперь был уверен в этом. А неделей раньше он спалил в машине тело своего единоутробного брата, и совершенно не факт, что уже неживого. И внезапно я четко решил, что, пожалуй, я этого человека из квартиры не выпущу, хоть спецназ и опаздывает.
— Знаешь что, Абик, я тебе скажу? — сказал я голосом, который сам не узнал. — Пошел-ка ты со своими изумрудами на х…й!
Аббас вскинул на меня изумленные глаза, молча пожил камень в пакетик, убрал в карман. Сказал: «Ну, я пошел», и направился к двери. Я услышал, как он открывает задвижку, поворачивает барашек нижнего замка. Нажимает на ручку, раз, два, еще — дверь не открывается. Через секунду его хмурая черная фигура снова появилась в проеме арки.
— Дай ключи, шеф, — тихо произнес он, не глядя на меня. — Не шути, открой дверь, мы же обо всем договорились.
— Не дам, — твердо ответил я. — Покушение на Остачнего не удалось, он жив. Олега-прораба взяли, он тебя сдал, его сообщение, что все окей — ментовская наживка. Спецназ будет здесь через пять минут.
Аббас вскинул на меня глаза. Боже, что было в этих глазах! Непонимание, ненависть, страх, боль, отчаяние, безысходность — такого сочетания чувств я не видел в человеческих глазах никогда.
— Я не пойду в тюрьму, — сказал он, снимая пальто. — Последний раз прошу, шеф, отдай ключи!
Я покачал головой:
— Нет.
Аббас взял снятое пальто за воротник, внезапно махнул им в мою сторону, как тореро мулетой. Не долетев до меня полметра, пальто тяжело упало на пол. А в руке Аббаса откуда ни возьмись, как лебедь из рукава Василисы Премудрой, появился длинный и острый кинжал, тот самый, который я видел в квартире Эскеровых в Митино.
— Судя по тому, сколько времени прошло после твоего разговора с понтом Мариной, спецназ должен был быть уже давно. Но его нет, и неизвестно, когда он будет. Ты же знаешь, у нас все еще совок, срочные службы умудряются приезжать, когда или все сгорело, или все остыли. Потом, дверь заперта, и даже начни они ломиться прямо сейчас, минут на десять она их задержит. Это кинжал моего прадеда Джавида, единственное, что я должен забрать отсюда. Это дамасская сталь, он очень, очень острый, предупреждаю. Думаю, пока в этой комнате окажется спецназ, я успею убить тебя несколько раз. Последний раз прошу — отдай ключи.
Он произнес это таким тоном, что стало предельно ясно — он не шутит. Холодок пополз у меня между лопатками, и я с трудом заставил себя вдругорядь ответить: «Нет». Эхо этого слова еще висело в комнате, а Аббас уже кинулся на меня.
От того, чтобы уже после первого же выпада Аббаса не быть нанизанным на кинжал, как бабочка на иголку энтомолога, или как кусок сочного шашлыка на шампур, меня спасло то, что в свое время при выборе, полированную или матовую плитку класть на пол в прихожей, я предпочел первую. Подошва Аббасова ботинка на толчковой ноге проскользнула, и его бросок не получился таким стремительным, как мог бы. Я успел отскочить, но Аббас махнул кинжалом в мою сторону и все равно достал мое правое предплечье. Рубашка и кожа лопнули одновременно, как под бритвой. Заалела кровь, но было ясно, что разрез неглубокий. Аббас развернулся в мою сторону и снова бросился вперед.
Я забежал за кресло и толкнул его навстречу нападавшему, — тот споткнулся об него, с грохотом перевернул и полетел кувырком. Наверное, в этот момент надо было нападать, прыгать, обрушиваться на противника все массой тела, но в хаотичном падении было непонятно, где оружие, и рисковать получить удар с неотразимой дистанции я не стал. И правильно, потому что Аббас контролировал ситуацию. В тот момент, когда я, обегая его по дуге, на секунду повернулся к нему боком, Аббас, еще стоя после падения на четвереньках, внезапно вытянулся в струнку и самым острием достал мою левую ногу чуть выше коленного сгиба. В прямом смысле как ужаленный, я огромным скачком переместился на безопасное расстояние и осмотрел рану — укол получился, вроде бы, неглубокий, но на штанине сразу начало расплываться бурое пятно. Аббас выбрался из-под кресла и встал напротив меня с кинжалом наперевес. Его перекошенное лицо удивительно напоминало сейчас маску Зер Калалуша из трипа — налитые глаза, раздутые ноздри, хищно-алые губы — а нацеленный на меня кинжал размером был немногим меньше катаны. Я осмотрел себя — прошло не больше минуты боя, а я был уже дважды ранен. Похоже, шансов у меня было немного. C громким криком «А-а-а-а!!!» Аббас кинулся на меня.
Дальше все было, как в замедленном кино, или как во сне. Мне даже увернуться было некуда, слева стоял стол, справа — перевернутое кресло. Аббас с кинжалом наперевес несся на меня, как бык на тореадора. В последнюю секунду перед тем, как быть насаженным на его кинжал, я сунул руку в карман и кистевым броском швырнул ключи ему в лицо. Увернуться он не успел, и связка попала ему в переносицу. Голова Аббаса дернулась, ключи, звеня, подпрыгнули вверх. Его рука с кинжалом, нацеленным мне в грудь, продолжала стремительно двигаться вперед, но глазами нападающий следил уже не за моими передвижениями, а за парящей воздухе связкой ключей. Я увернулся от смертоносного острия и двумя руками схватил запястье Аббаса в ту же секунду, когда другой рукой он поймал ключи. Дальше все было просто до инстинктивности: я разворачиваюсь вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов, закручивая кисть Аббаса с зажатым в ней кинжалом за собой. Аббас, уже понимая, что сейчас произойдет, бьет меня правой рукой по затылку. Удар колоколом ухает в моей голове, но сознания я не теряю. Поворот еще на девяносто градусов — Аббас бьет мне кулаком в левый висок — в кулаке зажаты ключи, и попади он по тонкой височной кости, думаю, была бы амба. Но он промахивается, и кольцом от ключей только рассаживает мне бровь. Я заканчиваю движение, доворачивая левую кисть Аббаса, и кинжал, по касательной разрезав мне рубашку, вонзается Аббасу точно под нижнее ребро. Но Аббас сопротивляется, и острие входит неглубоко, на сантиметр или два. Это не смертельно, но тут, не устояв против центровращательной силы, мы падаем на пол. Я падаю сверху, всей массой своего тела наваливаясь на рукоятку кинжала. Лезвие с отвратительным скрипом входит в тело Аббаса, пронзает насквозь и, выйдя у него из спины, глухо втыкается в паркет в то мгновение, когда наши с ним тела тоже достигают пола. Я успеваю подумать, что по правилам дзю-до за такой бросок точно дали бы «вазари» — полпобеды, а с учетом того, что соперник намертво пригвозжен к паркету пятьюдесятью сантиметрами дамасской стали, это — «иппон», чистая победа. Не снимая усилия с рукояти кинжала, я посмотрел Аббасу в глаза. Они смеялись.
— Думаю, ты мог бы слезть с меня, шеф, — сказал Аббас, как ни в чем не бывало, растягивая губы в улыбке. — Сдается мне, я уже никуда не денусь.
Я испытал чувство нереального, фантасмагорического страха — пронзенный насквозь человек смеялся, разговаривал — хоть бы что! Да человек ли это? Может, в испепеляющем напалмовом огне сгорел все-таки не холодный труп несчастного Азана, а сам Аббас? И, сгорев, воскрес из пепла, как мифическая Саламандра, переродился, и теперь это — Он, Сам, воплощение вселенского зла, исчадие ада, властелин тьмы и князь всех пороков, великий и ужасный — Зер Ка-ла-лу-у-ш?! Но в опровержение моих мрачных домыслов на обтягивающей торс Аббаса темной ткани, через которую в его плоть вошел кинжал, расплылось, заливая весь его правый бок, сочное чернильное пятно. «Это кровь, — облегченно подумал я. — У князя тьмы крови нету». И тут же кровь тонким лезвием блеснула между его улыбающихся губ, на его горле заходил кадык, налились глаза, и вместе с хриплым, лающим кашлем темная густая жижа хлынула из его рта, обожгла мне руки, ужасными ошметками шлепнулась мне на рубашку. Я отпрянул, вскочил, инстинктивно отряхиваясь.
