Перевод Р. Морана И БЕРЕГА, БЫВАЕТ… Тоскуют берега по любящим потокам. Заброшены, лежат иссохшие ручьи. Видал я как-то русло — ненароком покинула его вода. Ничьи валялись сердца битые осколки из камня и песка… Так человек, не ярче в щель скатившейся иголки, ржавеет, сохнет и клянет свой век. И устрицы, и чайки с побережья томятся по гнезду — о, где он, дом! А море только шелестит небрежно И все поет о чем-то о своем… Так между створок любящего сердца играет юность и стучится в дверцу. Перевод И. Ермакова
* * * http://www.youtube.com/watch?v=LacSJOqvCyM — песня в исполнении Хавы Альберштейн, музыка Нахума (Нахче) Аймана ВОСПОМИНАНИЯ С ВОЙНЫ Из цикла «В конце дороги». Ночью море шумело. Чутко ухо к земле приложили, Враг взошел на свои корабли, он вдали, отступил он, быть может Троя — только легенда кровавая, каждый отец В мыслях видел живым, невредимым ребенка: Враг бежал. Этой ночью уснем, наконец мы на мягком песке и проснемся тихонько, Прошуршав, как ракушки, ползком, без взведенных гранат, без команд, молчаливо, Мы пройдем босиком берегами прозрачнейшего залива, Раковину синюю найдем, и напишем, что вот-вот придем. Но враг знал. Не легенда, не вымысел — Троя. Кто вернулся, а кто остался лежать тихо, к морю лицом, после боя. Перевод Л. Владимировой ВОСПОМИНАНИЯ О МИРОВОЙ ВОЙНЕ Шумело море ночью. Мы прижались к земле прохладной… Чу! На корабли взобрался враг? А может, он вернулся? Легендой со следами крови Троя жива в душе… Какой отец не рад взглянуть на первенца — к тому же и живого?.. Я думал так: отчалил дерзкий враг, мы сможем ночью вжаться в пух песчаный и спать, и рано просыпаться чутко, млеть опрокинутой ракушкой на песке — без прикасаний и без пальца на курке, взведенном, словно нервы обреченных… И будем шляться босиком по берегам прозрачного залива мы с тобой, моллюсков есть и наслаждаться морем, и в перламутр смотреться голубой… Домой напишем, что вернемся вскоре… Но знал наш враг: — как ни была хитра та Троя, не была она легендой — взметнулся прах и воцарился мрак… Кто возвратился, кто лежать остался с глазами, к морю устремленными впотьмах. Перевод И. Ермакова ЮЖНЫЙ ВЕТЕР И если дерево упадет на юг или на север, то оно там и останется, куда упадет. Екклесиаст Ибо надежда для человека есть Если, как дерево, рухнет И если на севере рухнет На том месте, где рухнет, руки в песок погрузив Северный ветер последний В его ветвях отдыхает Ночью, украдкой, снится Северный ветер его Если на юге рухнет Также и там Отдых найдет в нем ветер Рассеет песок волос Рассеет в его волосах Песок, — там, где он рухнет Птица ночная с горы песочной Его приведет в себя Навсегда Южный ветер Перевод Л. Владимировой ЕЩЕ ОДНА ПЕСНЯ ПРО АВЕССАЛОМА Лукав как женщина красив как змий как идол скромен Весь в золоте всегда в кругу друзей, на лошадях, Теперь, скажите, где жен его лукавство, Где скромность идола, где змия красота? Мечты его о царстве — где? Дуб, дуб лишь — от всего Авессалома Плачь, плачь, отец, любовник старый, воин! Возничий, даже он, потупясь, плачет. О, так сломать хребет отца, И надсмеяться надо всем, над смертью! Не мог ты подождать — О, мальчик избалованный, пока состарюсь, Авессалом, мой сын, Авессалом! Корона сокращает путь к могиле. О, кудри твои, кудри, кудри! Разве Не знал, какая в них скрывается опасность? Зачем же обязательно сквозь лес? Забыл ты, что случилось с Ионатаном? И разве ты не знаешь тех деревьев? Отец любил тебя за все, чем мы не схожи — Глядите, как мужчина в дрожи весь! Ты думал, что тебе не дал я царства Печась о благоденствии народа, Иль из-за юности твоей? О, если б Могли мы говорить с тобой спокойно, Ты понял бы: уж я не тот Давид, Боль матери твоей. Я, царь усталый, Безрадостно плетущийся к могиле, Один лишь в сердце замысел таил: Хотел спасти хоть одного ребенка, Хоть одного — от войн и от венца. Хотел я, дурачок мой, лишь тебя, Тебя, Авессалом… Перевод Л. Владимировой ЕЩЕ РАЗ ОБ ОДНОМ АВЕССАЛОМЕ Хитер как женщина, красив как змей упругий, Стыдлив как истукан, в кругу друзей И в золоте блистал… Затягивал подпруги — И мчался вихрем дивный отрок сей! Скажите: где вся хитрость его женщин? Где красота змеиная, где взгляд Стыдливый, идольский? Скажите: чем увенчан На царствие нацеленный парад? Лесное дерево — вот след Авессалома, Да плач родителя — седого храбреца, Былого бабника… Возничий возле дома Свернул с дороги, уважая скорбь отца. …Переломить отца и насмеяться Вот так — над смертью, над добром и злом! Балованый сынок, ужель не мог дождаться, Пока состарюсь я? А, сын? Авессалом! Пока в могилу б нас свела корона?.. А так — что кудри пышные, что спесь? Не знал ты гибельности их сетей для трона? И почему ты ринулся сквозь лес? Забыл, что приключилось с Йонатаном? Не ведом норов сучьев тех сухих? Отец в тебе лелеял, как ни странно, Все то, чего сам в жизни не достиг… …Как этот человек дрожит… Зачем же, По-твоему, тебе я помешал? Заботился о людях? Счел невежей? Иль возраст молодой царя смущал? Когда бы разговор наш был спокоен, Ты понял бы, что я не тот Давид, Мученье матери, я просто — старый воин, В могилу двигаюсь угрюмо, пряча стыд. Задумал втайне сей мудрец под старость Из сыновей хоть одного спасти От войн, от власти… Все б тебе осталось, Мой дурачок. Авессалом! Прости! |