Сау открыл глаза, чтобы встретить глубокий темный приказ во взгляде вала, уже застегнутого на все пуговицы. Убедившись, что Саурон видит происходящее, он медленно наклонился, чтобы собрать губами последнюю мутную капельку. Это было как преклонение и жертвоприношение. Только после того, как вала выпрямился, Саурон наконец соскользнул с алтаря.

Он не видел, но чувствовал, как Бауглир смотрит на него, пока он неловко заправляется. Пытается пригладить влажные волосы. Стол. На столе наверняка остались отпечатки, следы, так же, как и на нем самом – незримые, что не смыть и не замазать, но очевидные, кричащие метки.

-Флешка в кармане, – Бауглир пристроил майа на плечо его сумку, – только не вздумай сегодня читать – спать ложись.

Лицо Саурона подняли за подбородок.

-Прости меня. За то, что не дал поработать языком, – большой палец вала обводил краешек рта жертвы, – завтра мы это исправим...

Майа отшатнулся. Ноги несли его к выходу. Дверь, незапертая дверь – он все это время был предоставлен любым любопытствующим, способным повернуть ручку. Хотя о чем страдать – каждый встречный увидит следы и узнает правду – мятая майка, алые щеки, шея, бляцкая дрожь в руках, Его запах – везде и повсюду, это не стереть салфеткой, теперь это с ним навсегда...

Шарахаясь от прохожих, майа как-то добрел до общаги. Зайдя в комнату, он упал на кровать и отключился, как выдернутый из сети прибор. Он всегда спал чутко, но в этот раз не слышал ни десятка звонков от Маглора, ни стука в дверь соседа по блоку. После того, как Кано позвонил Финроду и настоял, чтобы тот поднял Саурона с постели любыми способами, Инголдо открыл-таки дверь ножом, но, убедившись, что майа просто срубило крепким сном, не стал его будить. Не достучалась до Саурона и Мелиан, что сбежала к нему ночью от мужа под настолько идиотским предлогом, что ад содрогнулся. Он не услышал и не впустил. И никого не впустил бы. Даже если бы услышал.

====== Часть 2,5 ======

-...Маглор?

-Ну, а кто ж, твою дивизию! Или ты Ктулху звонишь?!! Кстати о спящих божествах – ты чё вчера трубку не брал?!!

-...устал.

Сау попытался встать с пола. Скатиться с кровати и сесть у него как-то получилось, дальнейшие телодвижения не давались без усилий.

-За выходные что ли устал?

-Да.

-К научруку ходил вчера или тоже проспал?

Память Сау лихорадочно листала картины вчерашнего дня. Самые захватывающие моменты попадали в рекурсию и прокручивались бесконечное количество раз. Какой-то гребаный сюр...

-Ходил.

-И чё он сказал?

“Завтра. В то же. Время,” – Сау поднял майку, косясь на кожу на животе.

-Ничего. Поговорить нам надо будет – сможешь сегодня?

-Ты у себя? Сиди на месте, я приеду через 20 минут!

-Нет. Вечером, после трёх.

Саурон с удовольствием сжег бы всю одежду, в которой заснул и проснулся, ещё с утра. Но здравый смысл подсказывал, что это ничего не изменит – останется боль при каждом шаге, синяки на бедрах... Синяки. Майа никогда не думал, что они так точно могут повторять форму пальцев. Сколько ни стой под душем – горячим, потом холодным, потом – ледяным – клеймо принадлежности останется там же.

В последний раз майа намеревался прийти с ясным разумом и вовремя – то, что на эти правила стоит согласиться, Саурон для себя уяснил. Как все-таки хорошо, что есть Кано... Которому Сау не скажет ничего, кроме того, что решил послушаться его совета и писать у другого преподавателя. С этим же будет покончено через три минуты – Сау взглянул на часы прежде, чем открыть дверь.

Внутри никого не было.

Сау выдохнул. Не просто легкими, а душой – сейчас он просто оставит записку на столе (чертов стол...), придавив её флеш-картой – и ничего никому он лично объяснять не обязан! И если это трусость – то да, он трус, боится так, что поджилки трясутся! А все остальное уладится с помощью Макалаурэ. А если кто-то что-то и видел вчера из коридора – так кто ж ему поверит, что самый ушлый ходок, перед которым открывались даже неприступные врата...

-Хороший мальчик, научился-таки пунктуальности? – На груди сомкнулись объятья – неотвратимо, абсолютно без спешки. Саурон опять, как мог, упирался локтями в столешницу. Вывернуться было бы просто – не настолько он выше, не настолько шире в плечах, не настолько сильнее. Но его воля и жажда подмять под себя то, что он назвал своим, наваливались, как рухнувшая скала, смыкались, сжимали и утягивали водоворотом на темное дно.

-Я запер дверь. Тебя это вчера беспокоило? – низкий влажный шепот. Все НЕ под контролем, помни, все НЕ...

-Убери руки!

-Я боюсь, – ловкая правая ладонь вала уже добралась до напряженного члена майа, – если я уберу руки, ты мне этого ещё долго не простишь. А если не уберу, – Бауглир ткнул подбородком в изгиб шеи Саурона, – посокрушаешься ты над своей драгоценной попкой – да и перестанешь. А теперь, – майа забыл свои ладони на руке Бауглира, держащей его поперек груди ещё с тех пор, как пытался сопротивляться, – поздоровайся, как положено.

Глаза Саурона уже продолжительное время были закрыты, так что сдаться было легко. Просто обжигающий воздух сменился влагой чужого рта – она подходила к ситуации куда больше. Кажется, майа даже простонал в первый – снова долгий и требовательный – поцелуй.

Вскоре ладонь Саурона уже ласкала Его плоть. Разум судорожно пытался осознать, как это вчера поместилось в нем полностью... движения влекли и притягивали. Было не остановиться: язык Бауглира двигался во рту майа в такт, раздразнивая, вала покусывал краешки и без того чувственных губ Саурона, больше они не смыкались. Мелькор накрыл руку Сау сверху, бережно переместил ее к требующему внимания члену майа... затем – на мгновение Сау оказался лицом к лицу с вала, чьи руки сильно надавили на плечи – майа упал на колени. Раньше он и сам так делал – не настолько грубо. Что-то ворковал, придерживая затылок, пока не получал своё...

Саурон посмотрел снизу вверх. В глазах вала не проскользнуло ни шанса остановиться, не пускать, когда он, придержав подбородок майа...

-Расслабь горло... расслабь горло... вот тааааак...

Обе руки вала лежали на шее – в конце концов, плоть объяли влажные стенки и язык. Плотно... скользко... и невероятно глубоко, казалось, ещё чуть-чуть дать привыкнуть, не торопясь, позволить ему насладиться – заполненностью, темпом, его собственным унижением, через которое он обретал – контроль и власть, потому что ничего не существовало для вала в этот момент, кроме этой алой петли... выдержать этот ритм еще минуту – и рука, что до белых костяшек впилась в край стола, ляжет на бедро, чтобы направить, помочь... член выскользнул из влажного плена – майа качнулся вперед, рука в его волосах приказала смотреть вверх. Через мгновение на щеках, на губах, вперемешку со слюной и слезами, заблестела тягучая жидкость, горькая на вкус.

-Подожди чуть-чуть, я восстановлюсь... и позабочусь о тебе, – твердые руки потянули вверх, усадили. И уложили. Снова. На тот же стол. – Ты писал мне записку, когда только пришел. Ты хотел соскочить? – Бауглир собирал пальцами с лица майа вязкие капли, проводя затем по языку Сау.

-Да. Собирался. И собираюсь, – майа прикрыл глаза, когда очередная “порция” загорчила во рту.

-Собирайся. Но больше я твою лень спускать не буду, – большой палец Мелькора обвел уголок губ Саурона. – Чтобы завтра. В то же время. Пришел, – пальцы вала обвили твердую плоть майа, – подготовленный.

-А расширитель мне себе в задницу не вставить? – Сау не узнал собственный голос.

-Не смей. Мне нравится все, как есть, – скользкие пальцы толкнулись между ног. Больно было по всей длине, и только подушечки дотрагивались до источника нездорового кайфа...

- Как же ты не поймешь... глупый майа... что ни один феаноров отпрыск... и никакие стены... и ни сам Папа Римский... не защитят тебя... от того, какой ты есть... а ты – мой... и я научу тебя уважению к фундаментальным наукам!

Снова ритм бедра о бедра – но теперь майа развернули лицом к столу. Лапы прижимали к поверхности – за поясницу и предплечье, оставалось только принять, впустить полностью, так, чтоб завтра не встать с постели, а лучше – развоплотиться прямо сейчас, в этот самый миг, чтобы не было никогда этого мрака, засевшего где-то в душе и сейчас пожинающего плоды. Взгляд Сау упал на оконное стекло, в котором отражалось все происходящее – даже его собственное лицо, искаженное похотью, довольные пьяные глаза...