-Да ты, оказывается, опасный тип! – искренне восхищался майа. – Сначала, понимаешь ли, блеф, а теперь это!

-Да пустяки, ты сам бы догадался так же сделать, – эльф явно был польщён.

-Я? Да ни за что. Хотя, собственно, на мусоровозе, водителем которого меня теперь только и могут взять работать, дедукция не пригодится.

Друзья помолчали о чём-то общем – ведь на самом деле, будущее пугало обоих.

-Послушай. Я понимаю, звучит странно, но. Найди плюсы.

-Ты пытаешься меня насмешить? – Сау и действительно невольно рассмеялся.

-Вот, гляди. Ты до этого с Финно не часто общался? Может, вы и не станете неразлей-вода, но теперь ты знаешь, на кого действительно можно рассчитывать в любой ситуации.

Саурон молчал.

-Ты подумай, может то, что это... потрясение случилось именно сейчас – в чём-то – к лучшему? Не все через такой огонь проходят...

Инголдо был прав – Саурон уже вспомнил один-единственный свой долг, который он не мог отдать до этого. А сейчас нужно попытаться.

-Ниенна? С тобой можно поговорить? Можно, я подойду?

Саурон давно её не видел. Думал – вдруг этот срок стёр острые углы, но нет – всё так же распирала совесть при виде красивой, строго одетой девушки без грамма косметики – это так манило к ней майа очень давно, полгода назад.

Она была не просто неприступна. Она была искренне неприступна.

Ниенна, на самом деле, была воспитана в духе аскетизма, не хвасталась перед однокурсниками шубами, машинами – но и не завидовала другим, просто не понимала, что ценного может быть в чужой шкуре или груде металла. А ценности у неё были, за что над ней и посмеивались окружающие – девушка открыто, на полном серьёзе говорила, что хочет стать настолько хорошим специалистом, насколько сможет, что ценит в профессии возможность создавать и приносить пользу обществу – над ней похихикивали даже преподаватели. У неё был жёсткий кодекс, но судила по нему она только себя.

И, конечно, она влюбилась – как самая хорошая девочка в самого опасного мальчика, по всем законам жанра, а Сау не смог устоять. Однажды он зашёл к ней по какому-то незначительному поводу, и остался до следующего утра.

А после недели встреч ему стало страшно. Она была такая, какой должна быть идеальная жена и мать, и смотрела на него со всей любовью, которую чувствовала, не утаивая ни капли. Саурон был не готов принять эти дары – вовсе не из-за того, что недогулял. Но, не имея твёрдой материальной базы: дома, где будет жить его семья, работы, профессии – он чувствовал, что не вправе что-то ей обещать. Но, как объяснить всё Ниенне, он не знал. Поэтому однажды просто не пришёл – не отвечал на звонки и не показывался на глаза неделю, а затем показался – в обнимку с другой, случайной знакомой, которой, по сути, был так же безразличен, как и она ему.

Ниенна не сказала ему ни слова, не навязывалась и ничего не выясняла – она оказалась в больнице через месяц, из-за истощения и депрессии – но не той, что обычно испытывают, увольняясь с работы и глядя на дождь, а той, что наваливается медведицей и не пропускает свет. Лучшая ученица курса не смогла сдать сессию, так как лежала под аппаратом искусственного питания. Сбившиеся с ног родители не смогли допытаться у неё о причинах – о них вообще мало кто знал, за несколько дней до госпитализации Саурон получил сообщение от неё – “люблю тебя” – но не нашёл в себе сил ответить даже на него.

Поддержка семьи помогла. Осенью Ниенна вернулась к учёбе, и майа продолжил убеждать себя, что всё случившееся – не его вина, да и ничего страшного не произошло...

-Здравствуй. Да, ты можешь пройти.

Саурон зашёл в лаборантскую, где кроме них не было никого.

-Прости меня, – выговорил майа, глядя в пол, – за то, что я сделал, и за то, что не объяснил ничего, и... избегал вообще говорить с тобой. Ты же знаешь, что случилось со мной, как я наказан, – Саурон посмотрел-таки в сосредоточенное лицо валиэ, – но если ты сможешь простить меня сейчас, то мне не жаль, и всё случилось не зря. Я... я просто не мог подойти к тебе раньше, а вот подползти, видишь, решился...

Ниенна и сейчас была предельно честна. Она не стала убеждать Саурона, что давно забыла обо всём, но просто сказала:

-Я прощаю.

С души свалилась куча хлама – так прямо и честно смотрела валиэ на майа. Саурон захлебнулся воздухом, вдруг свободно хлынувшим в лёгкие.

Ниенна положила руку ему на висок, в глазах её было столько понимания, что Саурон стал рассказывать – всё, про себя и то, что произошло между ними. Слёзы текли по его щекам. Наверное, это – единственный случай, когда он позволил их себе в присутствии другого существа, и не было стыдно.

-Он вернётся к тебе. Вы ещё будете вместе, – вдруг произнесла девушка.

-Откуда... Почему ты так сказала? – удивлённо воззрился на неё Саурон.

-Ты бы видел себя сейчас, – кротко улыбнулась она, – ты такой красивый. Вы ещё помиритесь.

-Гортхаур? Я смотрю, у Вас нет ни грамма приличия? – У немолодой преподавательницы дёргался уголок губ в праведном возмущении – как посмел этот... девиантный индивид заявится к ней между парами.

-Я хотел внести ясность в наши отношения, – ответил Саурон, – если Вы хотите, чтобы я не являлся пред Ваши очи, Вам придётся самостоятельно проинформировать деканат в письменном виде.

Майа помолчал, не отводя взгляд. Пожилая дама начала коситься по сторонам, видимо, ища глазами свидетелей такой безобразной наглости.

-Вы смотрели видеозапись?

Преподаватель задохнулась от возмущения, не в силах ответить.

-Значит, смотрели. И, видимо, не раз... Мне есть, что ответить на Ваше письменное заявление – о Вашем этическом соответствии. Если же Вы намерены молчать на лекциях – довольны будут все, потому что Ваше профессиональное несоответствие станет очевидным.

Слова сами приходили Саурону на ум – именно те, нужные, для того, чтобы отразить стену невозмутимости, которая теперь отделяла его от внешнего зла. Сейчас он был готов ко всему – отчислению, изоляции, к голодной смерти – всё, что придёт, он примет спокойно и с благодарностью.

-Есть, конечно же, ещё один вариант – Вы можете поставить мне экзамен автоматом, – так же спокойно предложил майа.

-Вон!!! С глаз моих!!!

-До скорой встречи, – кротко улыбнулся студент.

Так прошла неделя – в борьбе, в которой майа не всегда побеждал с первого раунда. В голове постоянно циркулировала мысль о том, что самая жара ещё впереди – должна быть дисциплинарная комиссия, с расспросами, где он будет один против Избранных... Но зато сдача на комиссии курсовой по топологии уже невольно вызывала улыбку – учёные валар и валиэ будут смотреть на него глазами разбуженных сов, ведь даже в профильных ВУЗах за эту дисциплину берутся не все...

Майа казалось, что ещё на прошлой неделе было тепло. Теперь же, с ноябрём на подступах, Саурон наблюдал замерзающий мир вокруг из-под натянутого на голову капюшона, по большей части – в одиночестве. А всего лишь неделю тому вокруг было так оживлённо. Теперь никто не окрикивал в коридоре, не подходил по неотложным сверхсрочным вопросам, да и телефон оживал лишь изредка. Вечерами не хватало звонка Маглора, но майа понимал – срубленная голова обратно не отрастёт, и всё это – фантомные боли. Всё пройдёт. И даже грустно от того, что и эта горечь – тоже не навсегда. А как-то раз они с Кано прошли мимо друг друга по узкому университетскому коридору. Эльф настолько сосредоточенно не смотрел в его сторону, что чуть не сбил с ног кого-то из стайки девчонок, шедших в противоположном направлении.

И действительно, камеры в судьбоносном коридоре были закрашены. Заметить было нелегко, потому что сделано всё было аккуратно – просто чёрная точка прямо под потолком. Две чёрных точки. слева и справа от двери. Которую, пытаясь дышать ровно, майа потянул на себя.

Внутри было как обычно – просторно, светло, сердце забилось от воспоминаний – майа закрыл за собой дверь. Возле окна, опираясь на ближайший к нему стол, стоял Он.