Литмир - Электронная Библиотека

Для тех, кто заявлял о своей неплатежеспособности, если их прошения принимались, суд выдвигал специальные требования к оформлению петиции, а также назначал плату и даже принимал участие и финансировал некоторые советы, хотя адвокаты не выставляли счета за свои услуги. Предстать перед судом уже само по себе считалось честью. Две формы, необходимые для получения статуса неимущего заявителя, включали ходатайство и письменное подтверждение под присягой, подписанное заключенным и подтверждающее, что у него нет средств для оплаты судебных издержек. Майкл сразу заметил, что ни того, ни другого в конверте нет. Значит, прошение следовало отправить назад.

Когда Майкл начал читать то, что находилось в конверте, все мысли о нарушении правил подачи ходатайства улетучились у него из головы. Закончив, он обнаружил, что у него так вспотели ладони, что бумага, которую он держал в руках, намокла. В первый момент Майкл собрался вернуть листки в конверт и забыть о том, что их видел. Но, словно став свидетелем преступления, совершенного у него на глазах, он чувствовал, что должен что-то сделать.

– Эй, Майкл, только что звонили от Мёрфи, требовали тебя, – сказал клерк, а когда тот не ответил, повторил: – Майкл? Тебя ищет судья Мёрфи.

Он кивнул наконец, сумев сосредоточиться на чем-то, кроме листков, которые только что прочитал. Когда клерк вернулся к работе, Майкл убрал листки обратно в конверт и заколебался, не в силах решить, что делать дальше. Вся его карьера юриста, да и сама жизнь могли решиться в следующее мгновение. Наконец, как будто его руки действовали независимо от головы, он положил конверт в портфель. Поступив так до того, как прошение официально зарегистрировано в суде, он совершил, среди прочего, кражу федеральной собственности, что являлось тяжким преступлением.

Когда Майкл выскочил из почтовой комнаты, он буквально лоб в лоб столкнулся с Сарой Эванс. Она сначала улыбнулась, но, увидев его лицо, сразу стала серьезной.

– Майкл, что случилось?

– Ничего, все в порядке.

Она схватила его за руку.

– Ты совсем не в порядке. Тебя трясет, и лицо у тебя белое как полотно.

– Мне кажется, я заболеваю.

– В таком случае тебе нужно пойти домой.

– Я возьму у медсестры аспирин, и все будет отлично.

– Ты уверен?

– Сара, мне вправду нужно идти.

Он быстро зашагал прочь, а девушка осталась стоять, с беспокойством глядя ему вслед.

Остаток дня тянулся для Майкла со скоростью улитки; он вдруг обнаружил, что постоянно поглядывает на свой портфель и думает о том, что там лежит. Поздно вечером, закончив все дела в суде, Фиске, яростно крутя педали велосипеда, домчался до своего дома на Капитолийском холме, запер за собой дверь и снова достал конверт. Затем вытащил из портфеля желтый рабочий блокнот и отнес все на маленький обеденный стол.

Через час он откинулся на спинку стула, глядя на многочисленные заметки, которые сделал. Потом открыл ноутбук и перенес их на жесткий диск, по давно выработанной привычке меняя, подправляя и снова обдумывая детали. Он решил начать работу над этой задачей, как над любой другой. Прежде всего тщательно проверить информацию, содержащуюся в прошении. И, что важнее всего, убедиться, что имена, названные в нем, действительно принадлежат тем людям, о которых он подумал. Если окажется, что все так и есть, он вернет ходатайство в почтовую комнату. Если же выяснится, что это вранье, родившееся в нездоровом мозгу, или какой-то заключенный решил задурить суд, – просто уничтожит листки.

Майкл выглянул в окно на другую сторону улицы, где, прижимаясь друг к другу, стояли одноквартирные дома вроде того, в котором жил он. Здесь селились молодые адепты правительства: одни из них были еще на работе, другие метались в своих кроватях под гнетом незавершенных дел государственного значения, и так будет продолжаться до пяти утра, пока не придет время вставать. Темноту за окном разгонял лишь свет фонаря на углу. Ветер задул сильнее, и в преддверии подступающей непогоды стало холоднее. Бойлер в старом здании еще не работал, и Майкл вдруг почувствовал, что замерз, стоя около окна. Он взял из шкафа толстовку, надел ее и снова стал смотреть на улицу.

Фиске никогда не слышал про Руфуса Хармса. Судя по дате в письме, тот попал в тюрьму, когда Майклу едва исполнилось пять лет. Правописание и форма букв были настоящим кошмаром, слова написаны криво, точно первые попытки ребенка, взявшего в руки ручку. На листке, напечатанном на машинке, сообщались кое-какие детали дела. Над ним явно поработал гораздо более образованный человек, возможно, адвокат. Язык имел некоторый юридический налет, как будто человек, который составлял письмо, хотел остаться инкогнито – в профессиональном и личном смысле.

В записке из армии – судя по тому, что говорилось в напечатанном письме, – Руфуса Хармса просили предоставить определенную информацию. Однако он отрицал, что когда-либо являлся участником программы, несмотря на то, что в армейской базе данных говорилось совсем другое. Хармс писал, что это было прикрытием для преступления, приведшего к страшной судебной ошибке – правовому фиаско, отнявшему у него четверть века жизни.

Неожиданно Майклу стало жарко, он прижался лицом к холодному стеклу и выдал глубокий вздох – на стекле тут же появились разводы пара. То, что он делал, равнялось грубому вмешательству в право человека искать справедливости в суде. Всю свою жизнь Майкл верил в неотъемлемое право каждого человека получить доступ к закону, вне зависимости от того, бедный он или богатый. Это не квитанция о подписке на акции, которую можно отменить или объявить недействительной. Майкл утешал себя тем, что апелляция погибла бы под грузом кучи технических неточностей.

Но здесь совсем другое дело. Даже если в нем нет ни капли правды, оно может нанести серьезный вред репутации очень влиятельных людей. А если правда?.. Майкл закрыл глаза. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы это все оказалось чушью собачьей.

Он повернул голову и посмотрел на телефон, неожиданно подумав, не позвонить ли брату, чтобы спросить совета. Джон в некоторых вещах умнее него. Может быть, он лучше знает, как поступить в такой ситуации? Майкл колебался еще несколько мгновений, не желая признаваться самому себе, что ему нужна помощь, любая, особенно от человека, с которым они стали чужими. Но среди прочего, возможно, это путь вернуться в жизнь Джона. Они оба виноваты в том, что произошло. Майкл уже кое-что понимал в жизни и в том, что вина – штука непростая.

Он взял телефон и, набрав номер, услышал автоответчик. И это его до некоторой степени обрадовало. Он оставил сообщение, сказав, что нуждается в помощи брата, но не открывая никаких подробностей. Потом повесил трубку и снова вернулся к окну. Может, и к лучшему, что Джон не ответил на звонок. Брат имел склонность видеть все только в черных и белых тонах и строил жизнь в соответствии со своими взглядами.

Ближе к утру Майкл провалился в сон, уже уверенный в том, что сумеет справиться с этим потенциальным кошмаром, как бы все ни повернулось.

Глава 11

Через три дня после того, как Майкл Фиске забрал конверт в почтовой комнате, Руфус Хармс снова позвонил в офис Сэма Райдера, но ему сказали, что тот уехал из города по делам. Когда Руфуса вели назад в камеру, он прошел мимо мужчины, который стоял в коридоре.

– Что-то ты в последнее время стал часто звонить по телефону, Хармс. Может, открыл фирму посылочной торговли?

Охранники громко рассмеялись. Вик Тремейн был немногим меньше шести футов ростом, со светлыми, почти белыми, очень коротко подстриженными волосами, морщинистым лицом и сложен как орудийная башня. Он занимал второй по важности пост в Форт-Джексоне и взял на себя персональную миссию сделать жизнь Хармса как можно невыносимее. Хармс ничего не ответил – лишь терпеливо стоял, пока Тремейн оглядывал его с ног до головы.

– Чего хотел твой адвокат? Решил подать ходатайство о пересмотре твоего дела, будет снова тебя защищать? Я прав? – Он придвинулся к заключенному. – Тебе снится маленькая девочка, которую ты убил? Надеюсь, снится… Знаешь, мне нравится слушать, как ты рыдаешь в своей камере. – В голосе Тремейна звучала неприкрытая издевка, мышцы его на руках и плечах все больше напрягались с каждым произнесенным словом, вены на шее превратились в толстые веревки, как будто он рассчитывал, что Хармс сломается, попытается ему ответить, и тогда его жизни здесь придет конец. – Ты плачешь, как сопливый ребенок. Бьюсь об заклад, мама и папа той девочки тоже плакали. Уверен, они с радостью придушили бы тебя, как ты – их дочь. Тебе когда-нибудь приходили в голову такие мысли?

16
{"b":"591980","o":1}