вместо идеально ровного завитка пузатую и корявую букву.

Силы юноши были на исходе.

С того самого дня как Рик начал помогать отцу, он

напрочь лишился сна. Ночные кошмары больше не мучили

его в час безмятежности. Теперь они являлись ему наяву.

Не успев закончить абзац и отложить перо в сторону,

юноша погружался в мысленные картины, с одной лишь

разницей – роль отца в этих грезах исполнял совсем другой

человек. Тот, кого он пытался забыть, но так и не смог.

Медленной поступью чужак приближался к дверям, садился

за стол и заводил разговор. Слов Рик не слышал, но точно

знал, что мистер Сквидли говорит о прошлом - о тех

событиях, которые стали причиной смерти его отца,

крючконосого старьевщика и всех остальных несчастных,

кто, так или иначе, попадался на жизненном пути

младшего-Джейсона.

Когда Сквидли расправлялся со своими знакомыми

благодаря призрачным паукам, сотканным из дыма трубки,

Рик кричал, закрывал уши руками, стараясь отстраниться от

ужасного зрелища. И навсегда забыть вчерашний день. Ведь

это именно он, собственными руками, подготовил

крохотных воинов к нападению. Открыв книгу о пауках,

только он и никто иной перенес на страницы сочинения их

повадки и умения поражать человека в самые жизненно

важные органы.

Нервная дрожь охватила юношу, заставив подскочить на

месте и решительно ринуться к двери. Ему не хватало

воздуха, самую малость, всего лишь крохотный глоток,

который сможет продавить внезапно возникший в горле

ком.

Но выбраться из собственного дома было не так-то

просто. Дверь в кабинет откликнулась коротким щелчком

замка, а ставни окон оказались прочнее стали, - и впору

было предположить, что дом подчинил себе своего хозяина,

превратившись из старого уютного жилища, в мерзкую

сырую темницу.

Еще одна неудачная попытка заставила Рика в отчаянье

забиться в угол и укрыться от чужого мира.

Единственной надеждой на спасения оставался отец. Но

последние дни он являлся к сыну крайне редко и

практически не общался с ним, требуя лишь одного.

Писать! Строку за строкой! Страницу за страницей!

Стачивая одно перо за другим, несмотря на голод и

бессилие он требовал от Рика невозможного.

Лиджебай больше не выдумывал новые правила. Он

просто приказывал – и ослушаться его казалось чем-то

немыслимым!

Порой Рику чудилось, что отец говорит чужими словами,

будто кто-то или что-то управляет его помыслами, но в тот

же миг юноша отказывался от столь абсурдной мысли.

Лиджебай Джейсон – твердый, уверенный в себе человек

не мог подчиняться, у него в крови был дух лидерства, и

никто бы не заставил его выполнять чужие поручения.

Разве что…

Нет, юноша даже не допускал подобного стечения

обстоятельств!

Последние дни сильно надломили Рика. Ни на миг не

отпуская воспоминания о мистере Сквидли, он лишь

единожды подумал о сестре и тут же произнес короткую

молитву, чтобы Господь не оставил ее в трудный час.

Родственная связь не заставила о себе напомнить - в ту же

ночь юноша услышал голос Клер. Она тоже взывала о

помощи, но не своей, а брата. Она умоляла его вернуться,

отказаться от тяжелой работы. Сестра плакала, продолжая

упрашивать. Она заклинала, чтобы он одумался. Говорила,

что Рик попал под чужое влияние, что его помыслами и

желаниями управляет зло.

Дальше он не слушал…

Не мог вынести подобной чуши. Вся правда, заставлявшая

Рика поступать так, а не иначе - улетучилась в одночасье. И

хотя он до последнего верил, что с ним говорит именно

Клер, в последний миг бледное девичье лицо изменилось,

приняв знакомые грубые очертания мистера Сквидли.

Тогда-то юноша понял, что опасность никуда не подевалась

и лишь выжидает удобного момента.

Всю ночь Рик провел в молитвах. Оказавшись в западне,

он ощущал незримое присутствие постороннего соглядатая:

только что он мог с этим поделать?

Последняя беседа с отцом не успокоила его, подарив

новые надежды, а наоборот, окончательно уничтожила

старые. Призрак Лиджебая больше не говорил с ним о Клер,

не рассуждал о спасении семьи, а лишь выдавал новые

эпизоды для дьявольской книги.

Представляя, как перед ним вырастают силуэты

очередных жертв, Рик холодел, в отчаянье отбрасывая перо

в сторону. Но куда бы он не пытался спрятаться от своей

жуткой повинности, книга в кожаном переплете с красной

тесьмой и длинные гусиные перья, которые источали

смоляные чернила, вновь возникали перед его взором.

Рик понимал, что сходит с ума. Только усталость ли была

тому причиной... Юноша хотел верить именно в это.

Успокоившись и немного поразмыслив, он, наконец,

решил воспринимать все жизненные лишения, постепенно,

также как в детстве усердно заучивал очередное правило

отца.

Родной дом действительно превратился в живую

крепость, из которой не существовало ни единого выхода.

Путешествуя по пустым комнатам, Рик неоднократно

предпринимал попытки подойти к окну и даже приоткрыть

ставни, чтобы выглянуть на улицу. Дом позволял ему это

сделать. Но как только юноша совершал резкое движение

или умудрялся протиснуться между ставнями, деревянный

организм сжимался, пресекая любую попытку к бегству. То

же самое происходило с дверьми, дымоходом и подвалом.

Доступ ограничивался моментально, зажимая юношу в

крепкие тески. Неведомый страж видимо обладал

невероятным чутьем.

Также Рику позволялось путешествие в страну Сытых

надежд, - так он обозвал свою крохотную кухню, которую

давно покинул запах еды. И лишь хлебные крошки еще

попадались ему во время долгой охоты среди пустых

кастрюль и покрытых пылью тарелок.

Но вскоре голод стал мучать не так сильно как угрызения

совести. Открывая заново собственный дом, Рик словно

одержимый пытался отыскать в нем присутствие сестры. Но

вещи, хранившие память о Клер улетучились без следа,

оставив после себя лишь толстые круги паутины.

Размышлять Рику тоже позволяли, но гораздо осторожнее,

чем передвигаться по дому. Неспешные мысли

воспринимались спокойно. Но как только они касались

Клер или, к примеру, мистера Сквидли, голова начинала

наполняться тысячями игл и разрывалась на части от

нестерпимой боли.

Выходило так, что мистер Лиджебай придумал для своего

отпрыска более изысканные способы выполнения его

неоспоримых постулатов. Теперь юноше было

необязательно заучивать длинные параграфы со сложными

разъяснениями и дополнениями. Ограничения сами

напоминали о себе ядовитыми укусами невидимых гадюк,

вынуждая Рика держаться подальше от запретной черты,

огораживающей пределы дозволенного.

Но главные испытания ждали Джейсона-младшего ночью.

С одиннадцатым ударом часов дом оживал в буквальном

смысле этого слова: дыхание печной трубы, мерное

поскрипывание половиц, перешептывание книжных

переплетов и хруст балок, больше всего походили на хруст

костей. Живой организм жил ровно семь часов, после чего

особняк вновь превращался в мирное пристанище юного

затворника.

Вернувшись в кабинет, Рик остановился у

прикрепленного к стене штурвала. Крохотный круг имел

обшарпанные ручки и глубокие трещины по всему

периметру. Облизав пересохшие губы, юноша вгляделся в

почерневшие зарубки и углубления, очень напоминавшие

изящную вязь незнакомых букв. Прикоснувшись к

лакированной поверхности, Рик ощутил на губах вкус

соленых брызг. Шум моря, просочившись сквозь

окутавшую тишину дом, донес до него отчаянные крики