В это время у меня произошел первый серьезный конфликт с моим младшим братом. Вообще должен сказать, что в детстве он был неплохим парнем и всегда бегал за мной, как хвостик. Я его, в общем-то, любил. Но моя неудачная поездка в Германию и запущенная учеба разозлили моего отца. Отец стал говорить моему брату, что вот, мол, к чему приводит непослушание. Братец внимал. И однажды, не помню из-за чего, вспыхнула ссора, как это бывает нередко между братьями. И мой младший брат – мой хвостик – сказал мне, старшему, чтобы я заткнулся, так как изо рта у меня воняет. Кровь бросилась мне в лицо – он наступил мне на больную мозоль: я действительно страдал плохими зубами. Кто знает советских стоматологов тех лет, тот поймет меня. Но это сказал мой брат – нагло и презрительно. Я спокойно ответил ему: «Заткнись!» Тот твердил свое. Я начал орать на него, он не умолкал. И тогда, не выдержав, я хорошенько въебал ему по зубам. Во рту у него хрустнуло – я понял, что сломал ему зуб.
«Поделом хаму!» – решительно успокоил я себя. Вот этот-то случай и заложил фундамент будущих отношений между нами. Что ж, не у каждого хватит душевных сил просто простить, тем более виноватым я себя не считаю. Я защитил силой свой престиж старшего. Я ведь не знал, что мой брат растет хамом – это станет известно позже.
После этого в доме настала невыносимая обстановка для меня. Отец издевательски стал называть меня паханом. Я замкнулся. Когда я вспоминаю все это, то думаю, что правы те психологи, которые считают, что корни всех неурядиц надо искать в семье. Объясню свою точку зрения на этот вопрос. Читатель, вероятно, не забыл, что я неплохой астролог. Так вот, знаки китайского гороскопа в моей семье таковы: отец – крыса, мать и брат – драконы, я же – собака. Собака и дракон являются противоположными знаками и потому враждебны. Крыса и дракон принадлежат стихии Земля, а собака – Воде.
Так что мое душевное одиночество и отсутствие контакта в семье я объясняю этой противоположностью. С течением лет я в этом только убедился. Все они трое всегда были друзьями, я же всегда вызывал раздор и скандалы. Увы, родителей не выбирают.
Так в тяжелой моральной обстановке я стал готовиться к эмиграции, надеясь, что вызов на постоянное жительство получу быстро. Ведь я был совершеннолетним, и мои документы обрабатывались отдельно и только на меня одного. Документы же на отца, мать и брата обрабатывались вместе. А работать для забугорного благополучия было над чем. Как говорили мне двоюродные сестры, мне прежде всего была нужна трудовая книжка и водительское удостоверение. Многие эмигранты в ФРГ из России просто делают эти трудовые используя свои связи, мне же надеяться было не на кого. Пришлось идти работать. Так как специальности у меня не было, я пошел на завод простым рабочим.
Этот завод – Кузнецкий металлургический комбинат – был гордостью нашего города. Построенный в 1932 году, он был воспет в стихах самим трибуном революции – Владимиром Маяковским. На дворе стоял 1992-й год, и рабочие руки требовались везде.
Я пришел в отдел кадров КМК имени В. И. Ленина, поговорил с представителем, и меня взяли посадчиком металла прокатного стана «450». Моя работа заключалась в том, что я должен был с помощью крана подавать в печь железные бруски. Никакой квалификации при этом не требовалось. Меня это устраивало.
Перед началом трудовой деятельности я прошел медицинскую комиссию. Все было в норме, кроме высокого давления. Но препятствием трудовым страницам моей биографии этот факт не стал. У завода, кроме всего прочего, был прекрасный стоматологический кабинет, оборудованный по западным стандартам. Там я смог наконец-то частично подлечить свои зубы.
Первого февраля 92-го года я вышел в свою первую трудовую смену. Она протекла ненапряжно для меня. На складе мне выдали робу сталевара – суконная куртка и брюки, а также ботинки с железным носком. Мастер объяснил мне, что и как делать. Так я стал рабочим славного завода. Работали мы вдвоем на две печи – у каждого своя. Работали по полчаса и столько же отдыхали. В это время на смену нам выходила другая пара посадчиков. Краном мы отгружали бруски на специальных настилах на железном полу выравнивали их и поочередно загружали по порции железа то в одну, то в другую печь. На обед нам отводился час. Ели в цеховой столовой, расплачивались талонами.
Все было нормально, но очень не нравились мне ночные смены. Хоть я и высыпался дома перед выходом на работу, все равно уже под утро, где-то в четыре – пять часов, ужасно хотелось спать, я буквально клевал носом.
На работу я ходил в суконной сталеварской куртке, и хоть рабочие посмеивались надо мной из-за этого, тем не менее я был горд показать всем, что я металлург. Коллеги по цеху дали мне прозвище «студент». Меня это не обижало, хоть и было прозвище избито-киношным.
В этот же отрезок времени я записался в автошколу на водительские курсы. Кроме того, каждый вечер после работы я занимался немецким языком по самоучителю – готовился к общению с немецкими «сверхчеловеками». Тяжело мне было физически, к таким нагрузкам я не привык. Читатель, не подумай, что я нытик. Все дело в том, что отдыхали мы мало. Ведь прокатный цех – это непрерывное производство, поэтому мы три дня работали и только один день отдыхали, и так по кругу. Три дня днем – отдых, три дня с 16.00 до 24.00 – отдых, три дня в ночь – отдых.
В марте я пошел на недельные курсы для подкрановых рабочих. Этот отдых от завода меня очень обрадовал. В конце курсов я сдал устный экзамен и получил корочки стропальщика.
К моей каске была прикреплена бирка подкранового. Потом время потекло в изнурительном труде. Газовое пламя печи часто обжигало лицо, поэтому стричься я стал коротко. За время работы я похудел на пару килограммов. Посещал автошколу, наконец в марте я получил желанное водительское удостоверение – можно было водить автомобиль. И хоть у нас и был ВАЗ-21011, но чтобы заикнуться перед отцом поводить наш «Жигуль», не было и речи. Отец не дал бы, поэтому я его даже не просил. Да и ездить, собственно, было некуда. На завод я ездил на трамвае, он был в трех остановках от дома.
Приходя с работы домой, я только слушал насмешки моего родителя: «Посадчик идет!» Все это было мерзко и унизительно, но я терпел, презрев все, и занимался своим немецким. Так шло время. Проработать мне надо было всего полгода, поэтому я запасся терпением.
Заодно я понял важность диплома. Я не хотел бы всю жизнь гореть у печи. Кроме того, дышать газом еще и просто вредно. Однажды мне в помощь дали вальцовщика со стана, их задачей является вставлять заготовки щипцами в валки стана. Он работал со мной, все было, как обычно, в норме – в конце концов он был молодой, здоровый парень. И вот он отошел к пробоине в стене подышать свежим воздухом. Я наблюдал за ним, он стоял спиной ко мне и вдруг стал оседать и потом просто упал на пол, ударившись затылком о рельс. Я подошел к нему и оценил ситуацию. Он был без сознания. Все ясно – надышался газом. Я тут же позвал мастера. Дальше мы работали втроем. Недостаток работы втроем заключается в том, что каждый из трех по очереди один час работает и только полчаса отдыхает. Мои напарники были различные люди: то это был солдат стройбата – парнишка с глупым деревенским лицом, то талантливый алкоголик. Последний мог прийти на работу вдребезги пьяным, так что мастер вынужден был отправлять его всякий раз домой.
Алкоголик умел резать по дереву весьма неплохо, как он сам мне хвалился, хоть ни одной его работы я и не видел.
Настоящим подарком судьбы во время смены были для меня перевалки. Так называется смена валков стана на другой профиль проката. Например, с рельса на уголок. Во время перевалки трудились только вальцовщики, меняя валки с помощью крана. Мы же посадчики были свободны. Перевалка длилась всегда четыре – пять часов, а то и всю смену. Моя радость понятна. В свободное время я не шел сидеть с рабочими. Я гулял по территории комбината. Однажды я забрался на домну. Моему взору предстала фантасмагорическая картина. Из донышка доменной печи текла струйка яркого расплавленного металла, тут же рядом за железным столом сидели трое молодых рабочих, голые по пояс, и весело зубоскалили. Грязные лица озарялись белозубыми улыбками. Шла игра в карты. На столе стояла опорожненная бутылка водки. «Это же просто черти в аду», – поразило меня сравнение. Посмотрев на них еще немного, я спустился вниз.
