ПЛЯшите... – В последний раз повторил я, и... вдруг почувствовал, что на полуслове сила исчезла из голоса, и я остался один. Опустошенный, усталый, обессиленный. Воины сбились с шага и остановились. Над поляной воцарилось долгое молчание. Люди стояли переглядываясь, и каждому было страшно нарушить тишину. Даже те – шестеро главных в стороне – застыли.

- Что?.. Что это было? – Наконец выдохнул один из шести. Тот самый с бритой налысо головой. Не сам ли батька Держислав, дал голос? Никто не ответил. Вопрос повис в пустоте.

Но вот к шестерым повернулся мой дед.

- Знак! – Торжественно и убежденно сказал он. – Сам отец сейчас говорил с нами через уста мальчишки! – Вы видели.

- Нет, – мотнул головой Держислав. – Такого никогда не было.

- На твоей памяти не было, – Уточнил дед. – Но это бывало в седую старину. И вот, случилось вновь. Отец заговорил!

- Не нагоняй, Глеб, – отстранился рукой Держислав. – Мы же не знаем... Это просто слова мальчишки.

- Малец говорил не от себя. – Возвысил голос дед. -Он приказал воинам танцевать пляску мечей, – и они послушались. Понимаешь, Держата? – Послушались. И... ты видел его руки. Ты видел разряды. Не говори что ты не заметил. Вы все видели. – Дед обвел взглядом шестерых, и остановился взглядом на старом остроносом деде, с длинными серебристыми усами и такой же длинны чубом. Добромир, – ты главный жрец. Скажи свое слово, – ты видел!

- Да! – Кивнул старик Добромир. – То есть нет... – Глаза старика забегали. – Не знаю. Я видел, но... Это небывалое. Я только читал о таком в старых книгах. – Он растерянно развел руками. – Сотни лет Всеотец не говорил с нами вот так, напрямую. И так связно... Мальчик не пил сому. Он сам... Сам поймал волю отца.

- Он чистая кровь! – Рявкнул дед. Он варяг по роду и крови!

- Но он провалил испытание. – Вмешался еще один из шести, с узким лицом узким будто топор.

- Наше испытание. – Тряхнул головой дед. – Испытание от людей. Ты слышал что сказал Перун. Перуну не любо.

- Нашим традиции освещены годами! – Гневно сказал узколицый. – Они уходят к седой древности, и...

- Насколько седой? – Переспросил дед. – А что было до неё? До древности этой седой? Годы бегут. Старшие передают заветы младшим, и младшие понимают их... – как умеют. Соответствую ли наши ритуалы тем что когда-то оставил нам наш Всеотец? Что если мы потеряли верный путь во мраке тысячелетий?

Кто-то из факелоносцев охнул.

- Довольно Глеб! – Выступил вперед Держислав. – Ты говоришь опасные речи! Ты понимаешь что делаешь? Подвергаешь сомнению сами наши основы, здесь, прилюдно, в этом священном месте. – Он обвел взглядом поляну и непроизвольно понизил голос.

- Я не подвергаю сомнению наши основы. – Отмахнул рукой дед. – Я только говорю, что парень прошел ритуал. Бог положил на него свою длань, и сказал свое слово! Ты должен пропустить парня на вторую тропу.

- Нет! Это нарушение священного ритуала! – Рявкнул жрец Добромир. – Что будет, если мы начнем нарушать наши законы?

Люди в кругах факелоносцев и танцоров взроптали.

- А от кого идут наши ритуалы и законы? – Вкрадчиво поинтересовался дед. – Кто их нам установил? Бог дал. Бог взял! Не соверши ошибки Добромир, – проникновенно ткнул пальцем в жреца дед, – ты видел, что произошло. Видел, не пытайся отрицать. Ты можешь попытаться заболтать сам себя, убедить будто ничего не было. Но ты все знаешь. И всегда будешь знать в глубине души. Если ты действительно служишь Перуну, – ты подержишь меня. Бог провел парня через испытание.

- Мы ничего не знаем, – нерешительно возразил Добромир. – Вдруг... вдруг твой парень просто шизофреник?

- Он здоров, – Утверждающе кивнул головой дед – в этом ты можешь положиться на меня. Я рощу его с детства. У нас с вами бывали разногласия, но я надеюсь, никто из вас не поставит под сомнение мое честное слово?

- Мы знаем тебя Глеб, – наконец вмешался дедов друг Бестуж. – Ты не будешь врать.

- Но вдруг здесь и правда какая-то ошибка или болезнь? – Вновь влез остролицый – Многие люди говорят от имени бога и лепечут на неизвестных языках. Большинство из них сидят по дуркам в смирительных рубашках. Дело слишком серьезное, чтобы принять его на веру, без проверки.

- А парни в смирительных рубашках часто заставляют по щелчку плясать матерых мужиков прошедших не одну войну? А молнии у них между пальцев часто сверкают? – Вкрадчиво возразил дед остролицому – А Прастен? Что молчишь? Да разуйте же глаза, вы, великовозрастные дурни! Или вы совсем закостенели умом?! Впрочем, – я не возражаю, проверяйте. – Согласился дед. – Но для проверки парень должен быть жив, и пройти на вторую тропу. Никогда не поздно вырвать из грядки сорную траву. А вот погубленный росток уже не оживишь. Добромир! Ты главный хранитель заветов Перуна. Неужели ты допустишь, что уберем из своих рядов самую чистую кровь за тысячи лет? Подумай о цене такой ошибки!

Добромир закусил губу.

- В твоих словах правда, Глеб...

- Подождите! – Наклонил голову Держислав. – Дело не в этом. Нужен, не нужен... Все же есть ритуал. Те парни, что прошли его сегодня. Они заплатили свою цену, принесли жертву Перуну, окропив алтарь. И они ждут награды. Посвященные видели – он обвел взглядом круг факелоносцев и танцоров. – А что мы скажем парням про этого. – Он кивнул на меня. – Разве такое бывало? Нас... не поймут! Это же подрыв самых устоев!

Дед вспыхнул.

- Я что, прошу тебя за пачку денег парня по-свойски пристроить? Обстоятельства. Особые. Небывалые. И люди – дед обмахнул рукой круги людей – как раз и расскажут всем нашим, что здесь случилось. Ситуация конечно не по нашему уставу. Но ты боец, Держислав! Не забыл еще этого на кабинетной работе? Устав никогда не может предусмотреть все. И на этот случай как раз и есть ты – и совет. Вы – командиры! Так оцените ситуацию. И примите верное решение!

- Ладно! – Держислав протянул к деду поднятую ладонь, и сжал её в кулак. – Я тебя услышал Глеб. Мы еще обсудим это. Не при всех... А сейчас действительно надо решать. – Глава оглядел остальных пятерых стоявших вблизи к нему. – Ваше мнение, господа-совет? Казначей Влатко, – что думаешь?

Помянутый Влатко, на котором скрестились взгляды развел руками.

- Доверие людей, – капитал, не хуже денег. Все держится на традициях. Сперва отступишь чуть-чуть – ничего. Отступишь второй раз – удобно. Третий шажок сделал, – все понемногу. А оглянешься, – и пути назад уже нет. Традиции нарушать нельзя. Парень не прошел. Жаль его, – он метнул на меня тяжелый взгляд – но как велит поступать закон ты знаешь.

Держислав кивнул с непроницаемым лицом.

- Опекун Томислав?

- Ты же знаешь, я снабженец. ЧМО – Человек Материального Обеспечения. Скупердяй. – Томислав коротко улыбнулся. – Ничего не надо спешить выбрасывать, – Все когда-нибудь пригодится. Даже обычный гвоздь своей дырки дождется. А тут не обычный. Не гвоздь. Глеб прав, с крайней мерой всегда успеется. Я за вторую тропу. И потом пристально наблюдать.

- Так. Писец Бестуж?

Бестуж глянул на меня, потом на деда.

- Был когда-то такой древнеримский юрист по имени Ульпиан, один из основоположников всего римского права. Он говорил: “в случае если закон противоречит справедливости, – следует предпочесть справедливость”. Он сказал это как раз к тому, что закон не может учесть всего богатства жизни. Парень не провалил испытание, – он вышел за его рамки. Я с Глебом провел парня на первую тропу. И сейчас голосую за вторую. И согласен с Томиславом, – наблюдать.

- Воевода, Прастен?

- Я не знаю что я здесь сейчас видел. – Катнул желваками тот самый сухой жилистый мужик с узким лицом, и близко посаженными немигающими глазами. – Но это точно был не Перун. Наш воинский Бог-Всеотец слабаков не любит. Не думайте, что я упертый солдафон, каким меня некоторые считают – Прастен взглянул на деда. – Но наш ритуал ведь придумали не просто так, не для садизма над парнями. Просто мы здесь заставляем их пройти то, что им все равно придется пройти на войне. И закаляем! Если парень окажется слабаком здесь – его беда. Но если слабак проявит себя уже в бою, – если он хоть на миг пожалеет врага, задумается, замешкается, не выполнит мгновенно, без колебаний, приказ – любой приказ командира! – он погубит не только себя. Он еще и многих своих сослуживцев прихватит в могилу. Проверено многократно. Кровью! Я вижу слабака. – Прастен на миг ткнул меня пустым взглядом. – Это хуже чем граната у которой не сработал самоликвидатор. Она все равно рванет, – только не по твоему желанию, а незнамо когда. Пусти таких в наши ряды, – и они разложат все, мы и пикнуть не успеем. И нас сожрут. Я этого не хочу. Поэтому голосую – парня на алтарь – и дело с концом. А ты Глеб – размяк – я это уже давно говорил. Потому и ученик у тебя получился не варягом, а дерьмом-соплежуем.