Мы были поражены не столько тем, что он прекрасно говорил по-русски, сколько его хорошим расположением духа. Он понял нас и не стал ждать вопроса.
– О, я прелестно себя чувствую, потому что хорошо знаю Россию. У меня хорошая перспектива: я увижу конец войны и возвращение домой.
В этот момент дом содрогнулся от взрыва. Улыбка у немца мгновенно спорхнула с лица, глаза юркнули глубже под лохматые брови и замерли. Их едва было видно.
– Откуда вы знаете Россию? – спросил Владимир Иванович.
Офицер ответил не сразу, а лишь тогда, когда убедился, что бомбы рвутся где-то в стороне. Он вновь обрел «прелестное настроение» и заговорил, как человек, привыкший уговаривать.
– Я имел счастье, господин генерал, еще до Первой мировой войны несколько лет работать представителем немецкой фирмы в Петрограде и на периферии. О, уверяю вас, Россию с ее колоссальными богатствами и неисчерпаемыми людскими резервами победить невозможно. Я старый гамбургский купец и знаю, что говорю.
Мы невольно улыбнулись.
– Что это за «организация Тода»?
– Это организация, изучающая экономические возможности новых районов империи, – уклончиво ответил купец и сразу же изменил направление мысли: – Но ее деятельность свертывается. Я уверяю вас, господа генералы, что отступление наших войск (я имею в виду принадлежность к нации, а не к нацистам, это, поверьте мне, большая разница) будет непрекращающимся. Вы спросите меня: почему я так утверждаю? О, у меня есть чутье. Так вот, чтобы вы знали, руководство организацией, приданной командованию группой армий «Юг», выехало в Венгрию. Да, да, оно покинуло Россию, а это, поверьте мне, говорит о начале конца империи Гитлера. Я был в командировке на юге… и вот…
– Отправьте его, Владимир Иванович, пусть живет надеждами на возвращение домой.
Капитан настороженно выслушал мои слова и торопливо закончил:
– Можете мне поверить, Гитлер окончательно запутался. Но не это главное, его разногласия с генеральным штабом зашли так далеко, что, уверяю вас, остановить его может только пропасть…
Мы вышли на улицу. Небо хмурилось, обволакиваясь тяжелыми свинцовыми тучами. Подул холодный ветер. «Быть непогоде», – вспомнился мне прогноз казака Горбыня. На фоне мрачного, будто прогнувшегося неба с диким ревом метались черные тени «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Вокруг них искрились взрывы зениток, прочерчивали пунктиры траекторий трассирующие снаряды.
– Восемь стервятников уже сбили, – сказал Владимир Иванович и тут же добавил: – А вот и девятый.
Самолет вспыхнул необыкновенно ярким пламенем и, описав крутую дугу, стал удаляться на запад, снижаясь и оставляя за собой шлейф густого дыма. Под его черным следом появились два белых купола.
– Кто у вас исполняет обязанности начальника штаба? – спросил я Жданова.
– Мой заместитель подполковник Тобулко – грамотный, деятельный офицер.
Я подозвал полковника Компанийца.
– Доложите положение 30-й и 9-й дивизий.
– Обе дивизии и бригада Завьялова, товарищ командующий, продолжают развивать наступление из района населенных пунктов Викторовка и Степановка в направлении хуторов Падурец, Пьяногорка. Дивизия полковника Гадалина медленно развивает успех. Он почему-то засиделся, хотя для прорыва рубежа у него наиболее выгодные условия: закрытая местность, узкий участок реки, наличие брода, наконец, успех соседей.
– Ну что ж, теперь командиру дивизии нужно переходить к преследованию. Передайте ему, пусть не упустит момента отхода противника. Так и передайте. Позже буду у него. Владимир Иванович, – обратился я к генералу Жданову, – вы мне доложили, что решили возобновить наступление, как только стемнеет. Значит, у вас все готово?
– Да, все в полной боевой готовности. 13-я мехбригада уже начала обходный маневр через Завадовку.
– Хорошо. Сейчас 17.30. Ровно через тридцать минут произведите двадцатиминутный мощный артналет по переднему краю обороны противника и форсируйте реку через броды и на подручных средствах. В 18.30 вся наша пехота должна атаковать высоты за Тилигулом. К строительству моста, кроме наших саперов, привлеките местное население.
Ровно через тридцать минут вся корпусная и приданная артиллерия обрушили на скаты высот, обращенных к востоку, мощный огневой налет. И сразу же на берегу появилась наша пехота. Солдаты несли с собой доски, жерди, бочки, связанные пучки прутьев, фашины… словом, все, что попало под руку. Они ускоренным шагом преодолели заболоченную долину и бросились вплавь через реку. Мы выдвинулись вперед. Вскоре поступило первое донесение об успешном развитии наступления. «Овладел железной дорогой, – доложил Жданову командир 14-й мехбригады полковник Н. А. Никитин, – атакую высоту 119,9. Второй мотострелковый батальон продвигается в обход станции Рауховка с юго-запада…»
Обходный фланговый удар казачьих дивизий и пехоты Завьялова захлестнул оборонительные позиции противника. Оказывая ожесточенное сопротивление, гитлеровцы медленно отходили вдоль дороги, загибали свой левый фланг к Рауховке.
…То особое упорство, с которым командование группы армий «А» стремилось как можно дольше удерживать район Березовки, объясняется серьезными причинами не только оперативного, но и политического характера. Важным являлось то, что одновременно с действиями главных сил фронта уже сам выход конно-механизированной группы в район Березовки перекрывал все дороги, по которым могли отойти на запад войска противника, противостоящие центру и южному крылу 3-го Украинского фронта. По существу, 6-я немецкая и 3-я румынская армии оказались «в мешке», главный выход из которого «перевязала» конно-механизированная группа. Дальнейшее развитие нашего наступления грозило поразить основные жизненные центры боевого организма группы армий «А» генерал-фельдмаршала Клейста. Впрочем, уже не Клейста, а генерал-полковника Шернера.
Мне в то время не было известно, что в одну из мартовских ночей личный самолет Гитлера «Кондор» приземлился на аэродроме города Николаева. В него сел единственный пассажир. Это был Эвальд фон Клейст. «Кондор» тут же поднялся в воздух и взял курс на Лемберг (так гитлеровцы именовали Львов). Здесь он встретился со своим коллегой – командующим группой армий «Юг» генерал-фельдмаршалом Эрихом фон Манштейном. Интересная деталь. Клейст вел 1-ю танковую армию на Кавказ, а Манштейн выводил ее через Ростов, спасая от разгрома. Впрочем, у Клейста в это время были не менее ответственные задачи – спасение остатков группы армий «Юг», понесшей невосполнимые потери на Волге и Дону. Вскоре оба они были доставлены в Оберзальцберг. Фюрер наградил их «рыцарскими крестами» и… снял с занимаемых постов. Причина? Она, разумеется, кроется в поражениях, которые понесли войска неудачливых полководцев. Так считал Гитлер. По его мнению, Клейст и Манштейн в новых условиях не способны были полноценно воплощать его «военный гений».
Кто же виноват? Бывшие фельдмаршалы, заделавшиеся учеными-историками, считают, что виноват Гитлер.
Читая их творения, видишь: в оперативных планах немцев была заложена прочная основа победы. И они достигли многого. Но вот в руководство войной начал вмешиваться фюрер, и, по его недомыслию в военных делах, срывались или проигрывались блестяще начатые операции. Утверждения «Гитлер не давал на это согласия», «Гитлер болезненно воспринимал…» и так далее стали уже притчей во языцех. Но они зря размежевываются. Если говорить только о военной стороне дела, то надвигающаяся катастрофа еще больше объединила творческую мысль всей военной школы гитлеровской Германии. Однако в борьбе старого с новым – таков извечный движитель истории – победила передовая советская стратегия, оперативное искусство и тактика, победили Советские Вооруженные Силы, победил наш передовой общественный строй, на котором они базируются.
Впрочем, я несколько отвлекся. Кроме военной, оперативной причины столь ожесточенного упорства немцев под Березовкой была причина и политическая. Отойти – значит бросить на произвол судьбы 3-ю румынскую армию. Это может вызвать нежелательные осложнения с правительством Иона Антонеску. По газетам мы знали: он выразил Гитлеру недовольство тем, что Румыния потеряла более четверти миллиона солдат, и заявил, что не может больше посылать на Восточный фронт новые соединения.
