И, разглядывая Морин, можно пытаться поверить, что перед вами, сохраняя величественную непринужденность, восседало создание, сошедшее с полотна какого-нибудь художника, воплотившего образ самой Красоты. И чем дольше Кейран на нее смотрел, тем меньше верил, что видит перед собой реальную женщину.
Какое-то время он не понимал, что разглядывает Морин, не думая о приличии. Гипнотическая внешность этой женщины заставляла подвергать сомнению то, что в действительности такая красота вообще может существовать. Кажется, у него даже запотели стекла очков, пока он пялился на нее, забыв, где и для чего находился.
— Ну, да, — услышал он откуда-то издалека сочувственный голос Лоры, — обычно все так и реагируют, увидев Морин впервые. И все последующие разы тоже. Кейран, ау, ты все еще с нами?
К действительности Кейрана вернул тихий, мелодичный смех Морин, от которого волоски на его руках встали дыбом, а внизу живота разлилась недвусмысленная тяжесть.
Но эти ощущения были далеки от естественной реакции мужчины на взволновавшую его женщину. Тяжелая, обжигающая волна возбуждения порождена не столько чистой физиологией, сколько необъяснимым ощущением — ожиданием быть искушенным и причастным к чему-то запретному.
Опасному и совсем нежеланному.
***
Официант вкатил в номер сервировочный столик с заказанным ужином, оставил его возле дивана и, получив чаевые, удалился.
Кейран закрыл за ним дверь и повалился на кровать. В номере почти темно, горели лишь настольные лампы по сторонам большой кровати. Кейран лежал на животе, вытянувшись поверх покрывала и повернув голову в сторону распахнутой двери, ведущей на лоджию, через которую доносились приглушенные шорохи автомобильных шин по влажной мостовой, размеренный стук капель, срывающихся с крыш, шелест отяжелевших от влаги листьев. Номер выходил окнами на парк, и сюда почти не долетали звуки оживленных улиц.
Ночь уже опустилась на город, а тяжелые, плотные, свинцово-серые тучи ускорили её приход, примешав к сумеркам мрак непогоды. Безветренно, а потому воздух кажется густым от влаги, напоенным запахами весеннего цветения, промытого дождем вечернего города и доносившегося с побережья острого, солоноватого аромата моря.
Кейран чувствовал себя бегуном на низком старте, и от того, чтобы сорваться и побежать неведомо куда его отделял какой-то миг.
Новый проект журнала ВТ, в котором ему предложили участвовать, в случае успеха обещал принести приличные деньги. Скорее всего, участие в проекте еще и поднимет на новую ступень известности, хотя это его волновало менее всего. Кейран еще не дал окончательный ответ, но уже знал, что согласится и подпишет контракт.
Надо бы узнать о Морин больше. Раньше он ничего о ней не слышал и так толком не понял, кто она и чем конкретно занимается. Состоятельная скучающая вдовушка? Светская львица, меценатка с неисчерпаемыми банковскими счетами и отсутствием проблем и комплексов?
Она хотела сделать что-то вроде фотоальбома, ей же посвященного. Наверное, покоя не давала скандальная слава Мадонны, выпустившей некогда провокационный «Sex».
Вполне объяснимо желание роскошной женщины — позволить восхищаться собой еще очень и очень долго, запечатлев собственную красоту для потомков. Остановленное в кадре время лучшее средство борьбы с неизбежным увяданием.
В совместной работе с ВТ и Морин помимо интересной идеи и возможности заработать, был также еще один очевидный плюс: не нужно отдаляться от дома и куда-то переезжать. Морин, оказывается, с некоторых пор жила не так далеко от тауна Уолша, и до ее особняка можно добраться всего за полчаса.
Взвешивая все плюсы и минусы, Кейран не смог отнести ни к каким категориям то странное ощущение, которое отвлекало его от чисто делового и творческого подхода. И дело даже не в том, что Морин взволновала его, как мужчину. Она волновала, но больше все же с эстетической точки зрения, как мужчину-художника, умеющего ценить редкую женскую красоту подобно произведению высокого искусства. Он видел Морин лишь раз в кабинете Лоры, но кроме ее необыкновенной внешности, не мог забыть острого, пронизывающего предвкушения чего-то непостижимого, заманчивого, и… опасного.
Но Кейран не боялся искушений. Они привносили в существование нотку провокации. Это приятно будоражило, заставляло чувствовать себя живым, способным контролировать и обладающим неоспоримым правом выбора.
Кейран покосился на дверь ванной комнаты, где Шона приводила себя в порядок, потянулся к очкам, лежащим на прикроватной тумбочке, надел их и поднялся на ноги. Взял телефон и отошел к балкону, подальше от ванной. Сам не зная для чего, стал просматривать забитые в память номера. Среди них попался номер хозяйки квартиры. Той длинноволосой брюнетки с настороженным взглядом.
Кстати, об искушениях. Палец дрогнул, коснувшись сенсорной кнопки вызова. Кейран тут же сбросил звонок и застыл, задумчиво глядя на телефон.
— О чем задумался? — окликнула его Шона, появляясь в дверях ванной.
Мужчина вскинул голову, словно выходя из оцепенения.
— Ужин доставили, — сказал он, указывая рукой с телефоном на тележку.
— Вижу. А с тобой-то что? Думаешь о предложении ВТ?
— Думаю, конечно.
— Что-то сильно напрягает?
— Есть такие моменты, — Кейран говорил правду, но вкладывал в нее тот смысл, о котором Шона понятия не имела, а он и не собирался ее в это посвящать.
Не терпя лжи, Кейран все же был скрытным. Теперь же получалось, что он признался подруге в самой сути, не раскрывая подробностей.
Не обман. Только осторожное умолчание.
— У тебя еще куча времени, чтобы все обдумать. А сейчас расслабься, давай просто поедим, — Шона подошла к нему.
— Расположимся на лоджии? Кажется, там уже успели прибраться после дождя, — предложил Кейран, остро нуждаясь в том, чтобы проветрить голову.
Шона положила руки ему на предплечье и чуть отступила, окидывая мужчину неторопливым взглядом. Кейран, как никто, умел прятать свои эмоции, оставаясь всегда немного отстраненным. Кажется, при этом сам плохо представлял, какие чувства способен вызывать, особенно у женщин. Или его это попросту не волновало. Интересно, осознавал он или нет, как выглядел сейчас босым, со слегка растрепанными волосами, касавшимися ворота белой рубашки, расстегнутой до пояса брюк, идеально сидящих на узких бедрах. Небрежный и в то же время элегантный, притягательный в своей отстраненности.
Шона потянулась к Кейрану, мягко забирая у него телефон и бросая его на кровать.
— Отвлекись, — проговорила она, убирая упавшие на лоб любовника пряди темных волос. — Сегодня пошли всё куда подальше…
— Уже послал, — он обхватил гибкую талию подруги и притянул к себе.
— Думай сейчас только обо мне. О нас… — Шона потянулась, поцеловала Кейрана в уголок губ.
— Я думаю о тебе, — отозвался он. — И о нас.
Снова ни слова лжи, только умолчание. До какого-то времени все так и было. Теперь же что-то изменилось, но Кейран пока не пытался понять, что же именно…
… Выложенный мраморной плиткой пол на большой лоджии еще мокрый от недавно закончившегося дождя, но столик и два низких, обтянутых грубоватой кожей кресла, стоящие здесь, вытерты досуха стараниями персонала отеля.
Шампанское в бокале Шоны сверкало в отблесках фонаря, Кейран предпочел виски. Они сидели молча, расслабленно, вдыхая свежий и влажный ночной воздух, и не спеша поглощали поздний ужин. Из работающей в номере стереосистемы, настроенной на какую-то музыкальную радиостанцию, доносилась мелодия — Where Do We Draw the Line.
What does tomorrow want from me
What does it matter what I see
If it can’t be my design
Tell me where do we draw the line
(Чего от меня хочет завтрашний день?
Какая разница, что я вижу вокруг,
Если мне не дано изменить этого?
Скажи, где нужно провести черту?)**
Кейран, подчиняясь «магии момента», поднялся со своего кресла, подал руку Шоне. Она едва успела поставить свой бокал, как Кейран рывком притянул ее ближе, прижал к себе, и вот они уже двигались под мелодию, звучащую в ночи так, словно она растворялась в воздухе и обволакивала со всех сторон. Шона склонила голову на грудь партнера и закрыла глаза, расслаблено отдаваясь танцу. Для них двоих лоджия превратилась в маленький островок, освещенный уличными фонарями.
