Встречая надвигавшуюся тьму, воин понимал, что отправляется в бесконечное странствие, у которого нет берегов…

________

Цернун* — Божество кельтской мифологии, Покровитель леса и диких животных.

Бадб** — в мифологии ирландских кельтов “неистовая” считалась богиней войны, смерти и сражений; некоторые исследователи видят в Бадб один из трёх ликов Морриган. Есть упоминания о неком спутнике, с которым видели эту богиню. О нём известно очень немного, так как даже в сагах, описывающих его, он немногословен. Сама Бадб дала своему спутнику имя «Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник». Этот мужчина описывается по-разному, но, пожалуй, его неизменным признаком является то, что он несёт оружие.

Лейне*** — свободная, ниспадающая до лодыжек туника.

Гейс**** — сложный комплекс запретов и обязательств, которые налагали друиды, но не только. Гейс (geis) имел силу закона, как светского, так и религиозного: стоило только пренебречь им, и это сразу влекло за собой целую череду осложнений.

Сигилла***** — друидический символ, круг, пересеченный двумя параллельными линиями.

Глава 1

Нас с тобой будут помнить долго,

Забываться мы будем трудно.

По утюженной глади шелка

Как песчинки скользят секунды.

Мы разрушили все границы,

Все плотины земных артерий,

Мы с тобой будем многим сниться,

Тем, кто в нас никогда не верил.

Солнце радуется раздолью,

Заливая долины медью.

Просто рай! Только нашей болью

Напоили богиню смерти.

Тишина. Дальний грай вороний

Отпевает ненужность жертвы.

Мы могли бы носить короны,

Но стоим на закатном жерле.

Нам в глаза заглянуть не смеют,

Но и косо на нас не глянут -

Мы безвременной нашей смертью

Исцелили чужие раны.

Не грусти! Оставляя окалины

На сердцах закованных в латы,

Улетаем в другие дали мы

На горящих крыльях заката.

Автор — Маслянская Екатерина (Дарин)

Глава 1

Наши дни

Последние полтора часа пути до родного города я издергалась и готова была выть на весь салон автобуса. Но еще больше мне хотелось вырвать из рук соседа замусоленный журнал столетней давности, который тот читал всю нашу четырехчасовую поездку, с шумным шуршанием перелистывая страницы и каждый раз при этом слюнявя пальцы. Чтение сопровождалось покачиванием головы, многозначительным хмыканьем, бормотанием и прочей демонстрацией смакования особенно понравившихся отрывков в статьях.

Мой попутчик совершенно не обращал ни на кого внимания. Меня же, как нарочно, заклинило на нем, и я закипала все больше, наблюдая боковым зрением, как он сотый раз подносит длинные узловатые пальцы с нечистыми ногтями ко рту, чтобы лизнуть бледные подушечки языком и затем перелистнуть мятую страницу.

Шумно вздохнув, в тщетной надежде, что мой сосед примет мой страдальческий вздох на свой счет, я сдалась — откинула голову на подголовник и закрыла глаза. Оставалось еще около получаса пути и я, наконец, сойду с этого автобуса на станции родного города, который покинула семь лет назад с твердым намерением никогда больше не возвращаться.

Собственно говоря, история моего возвращения уныла, горька и неказиста, как черствая лепешка. Чуть больше семи лет назад я вышла замуж за чудесного (как мне тогда казалось) парня и уехала с ним в Столицу, в которой (как я была уверена) есть горы неограниченных возможностей и море удовольствий.

Мы поселились в небольшой квартирке и уверенно воплотили в жизнь нашу совместную задумку — создали небольшую фирму по грузоперевозкам, приносившую неплохой стабильный доход. По мере углубления в премудрости транспортной логистики росла наша уверенность и банковский счет. Вскоре мы смогли купить себе квартиру много лучше прежней в хорошем районе, и позволить множество самых приятных вещей, таких, например, как завести малыша.

Все было прекрасно, пока нас не занесло в какую-то мрачную, наполненную всевозможными трагедиями и проблемами, зону жизни.

Моя беременность окончилась трагедией, и общее горе от потери ребенка вместо того, чтобы еще больше сблизить нас с Марком, проложило между нами полосу отчуждения. Не дав даже немного прийти в себя, судьба подкинула очередное испытание: по вине одного из наших водителей мы потеряли ценный груз и оказались в долгах и проблемах с законом.

Из проблем с законом мы выпутались с помощью хороших адвокатов, а из долгов выпутаться так и не смогли, увязнув в них еще больше, после оплаты услуг адвокатам. Мы продали квартиру и подали на развод, не сумев найти больше ничего, что могло бы удержать нас в браке, разрушенном лавиной проблем и напастей

И вот, в свои двадцать восемь, я чувствую себя так, словно безвозвратно устала от жизни и никогда и ничего больше не захочу. Я возвращаюсь в город, в котором родилась и выросла, в квартиру, оставленную мне когда-то бабушкой. Родители мои, помотавшись по свету из-за работы отца, связанной с частыми и длительными поездками, теперь постоянно живут на континенте и, насколько мне известно, возвращаться не планируют. Маме и папе известны далеко не всех мои проблемы, и в ближайшее время я не собираюсь их не во что посвящать, по крайней мере, пока не устроюсь и не обрету хоть какую-то уверенность в своем будущем. Начало я уже положила, трезво осознав, что на сегодняшний день у меня не осталось ничего — ни мужа, ни денег, ни работы, ни уверенности в том, что все еще как-то образуется.

В старом городке меня ждут только двое друзей.

Патрицию я знаю со школы. Она была моей подружкой на свадьбе, и в течение всех семи лет моего замужества приезжала ко мне по два раза в год, с добродушным, но довольно настырным любопытством вникая во все нюансы моей жизни. Ей можно довериться, поведав о своих проблемах и провести бессонную ночь, зацепившись языками и перемалывая все новости на свете. Пэтти замужем, но считает свое замужество просто «суровой необходимостью». Для меня осталось загадкой, какая именно “необходимость” заставила мою подругу выскочить замуж за симпатичного, но простодушного учителя физкультуры после трех недель знакомства. Когда я, отбросив всяческие церемонии, напрямую спросила ее об этом, Пэтти ответила, что она вышла бы за него и раньше. Три недели понадобились на то, чтобы убедиться, что будущий муж понимает, как он должен быть благодарен ей за то, что она готова стать его женой.

Он все понимал, и благодарность неустанно выражал, всячески проявляя свое обожание и ничего не требуя взамен. Несмотря на непростой нрав Пэтти, жили они мирно и спокойно, потому что вывести Колина из себя оказалось задачей невыполнимой — он был терпелив и заботлив, считая капризы жены естественной составляющей их брака.

Во время одной из наших полночных посиделок Пэтти, находясь под парами алкоголя, призналась, что считает супруга “непроходимым тупицей” и не собирается заводить с ним детей. Если только на ее горизонте не нарисуется “для этого” более достойный кандидат. При этом разводиться с Колином она вовсе не собиралась. Ее циничность в этом (и не только в этом!) вопросе повергла меня тогда в ужас, на что подруга заявила, что это будет с ее стороны еще одним «гуманным действом» по отношению к мужу. Он будет пребывать в счастливом неведении о своем мнимом отцовстве, гордясь собой, а она сможет предотвратить появление на свет еще одного «непроходимого тупицы». Откровения эти произносились тоном, в котором нежность смешалась с раздражением. Я не очень хорошо знала Колина, но точно могу сказать, что тупицей он точно не являлся. Если только тупостью не называть его бесконечное терпение ко всем выходкам супруги. Немного позже я стала догадываться о причинах столь противоречивых чувств, терзавших Пэтти.

Брайан, друг детства, с которым я когда-то дни напролет носилась по улицам и дворам, сбивая коленки — второй человек, оставшийся в моей жизни чем-то неизменным. Однажды, кажется, нам тогда было лет по десять, мы заигрались настолько, что убежали туда, где начинались бесконечные долины, покрытые сочной изумрудной травой, и уже был виден океан, плещущийся у подножия отвесных скал. Городок наш остался далеко позади, а мы и не заметили, как стемнело. Я помню, как стояли на самом краю обрыва, взявшись за руки, притихшие и оробевшие. Мы смотрели, как отражается луна на поверхности воды, слышали шум волн, разбивавшихся об огромные валуны далеко внизу, и завывание усиливающегося ветра, и казалось, что ничего и никого на свете, кроме нас двоих, нет. Помню ощущение упоительного восторга, которое охватило меня, когда представила, что вдруг могу взлететь без труда, подхваченная ветром. Посмотрев на Брайана, крепко сжимавшего мою руку, поняла, что и он испытал в тот миг нечто подобное.