Сестра Вера вспоминала, что Лёля «была окружена таинственной атмосферой явлений, видимых и слышимых, и ощутительных для всех ее окружавших, но совершенно ненормальных и непонятных». Стоило ей войти в дом, как отовсюду начинали раздаваться странные звуки, предметы сами собой сдвигались с места, являлись призраки и т. п. Из воспоминаний самой Блаватской: «…я обладала этой способностью с четырехлетнего возраста, о чем знает вся моя семья. Я могу заставить мебель передвигаться, предметы летать по воздуху, а мои астральные руки, которые их поддерживали, при этом оставались невидимыми; все это я делала задолго до того, как узнала о каких-либо Учителях».

В 1846 год, папа-большой (дедушка А. М. Фадеев) получил новую должность в совете главного управления Закавказского края. Он и бабушка переехали из Саратова в Тифлис (ныне Тбилиси). Через год Елена, Вера и Леонид, гостившие это время у тети Е. А. Витте (урожденной Фадеевой) на ферме за Волгой, тоже едут в Тифлис – по Волге, Каспийскому морю и прикаспийским степям. Пятнадцатилетнюю барышню Елену Петровну пора было представить высшему свету. В Тифлисе Лёлю ожидал первый большой предновогодний бал у князя М. С. Воронцова, где она встретилась и подружилась с князем Голицыным, родственником царского наместника Кавказа. Немолодой уже Голицын слыл франк-масоном, магом и предсказателем. Князь Василий Сергеевич Голицын (1794–1861)[14], генерал-майор, начальник центра Кавказской линии, а позже тайный советник, прибыл в Тифлис и провёл там несколько месяцев, почти ежедневно посещая Фадеевых, часто вместе с молодыми сыновьями Сергеем (1823–1873) и Александром (1825–1864). Вероятно, старшее поколение подумывало о подобающей для Лёли «партии» – браке с одним Голицыных-младших. Но такую неординарную девушку, наверняка, гораздо больше привлекали таинственные рассказы самого Василия Сергеевича.

«Кажется возможным, что беседы ее с «магом» – князем Голицыным, человеком хорошо знакомым с медиумическими и ясновидческими феноменами – породили в ней мысли, которые вдохновили ее на решение избежать чуждой ей жизни дамы высшего общества. Также возможно, что она рассказала ему, симпатизирующему ей, о своих видениях, о своем «Хранителе», и он дал ей некоторую информацию. Может быть даже адрес того египетского копта, который стал, как полагают, ее первым учителем Оккультизма», – предполагала ее сестра Вера. Написанная Верой Петровной Желиховской (в девичестве Ган) биография Елены Петровны была переведена на многие языки и до сих пор считается самой правдивой (я использовала ее как основу для этой, биографической, части книги).

15 летняя Лёля встретила человека, который полностью понял и разделил ее духовные устремления, да еще знал гораздо больше, чем она даже смела мечтать! Но чему именно научил и к каким масонским тайнам князь Голицын приобщил Лёлю неизвестно. Блаватская предпочитала об этом никому не говорить, возможно, потому что масонская тайна обязывала к молчанию. Жаль, что она не вела дневников, а те отрывочные биографические сведения, что можно почерпнуть из ее многочисленных писем – по древней конспирологической традиции Посвященных – запутаны и не точны. Да и о князе Голицыне информации не много. Впрочем, для нас важна только его роль «компаса» в жизни Лёли – уверена, что именно он указал ей путь на восток.

Сейчас в статусах на страницах в социальных сетях можно встретить выражение: «женат (замужем) для вида», означающее немалый спектр вариантов причин: от банально-бытовых до деликатно-девиантных[15]. Во времена девичества Лёли девочка из приличной семьи ни в одной стране мира не могла не то что свободно путешествовать, а даже просто выходить на улицу без сопровождения. Если сейчас детям из богатых семей это диктуют соображения безопасности, то тогда это было требованием этики и морали. Незамужнюю Лёлю ни за что не отпустили бы странствовать по Египту или Гималаям (ее детской мечте) без патронажа кого-либо из взрослых. Впрочем, в 13 лет ей повезло побывать очень близко от Гималайского горного хребта: дядя, Ростислав Андреевич Фадеев, взял ее с собой в экзотическое путешествие – в киргизскую орду к князю Джангиру, в отроги Тянь-Шаня. Интересно, что через 100 лет, в Советской Социалистической республике Киргизии прославится ее внучатый племянник – Петр Алексеевич Ган. С 1947 и по 1989 гг., он возглавлял лесную науку и сделал очень много для сохранения редких высокогорных лесов. В 1996 году Постановлением Президиума Национальной Академии Институту леса и ореховодства было присвоено имя доктора биологических наук, профессора, заслуженного деятеля науки Кыргызской Республики П. А. Гана.[16]

Все знаменитые родственники Елены Блаватской любили и понимали окружающий их мир – и людей и природу. Все они, будучи настоящими аристократами духа, сердечно сочувствовали тяготам простого народа. Сестру Лёли – Веру Петровну Желиховскую (в девичестве Ган) вспоминают с благодарностью за ее материальную помощь, не говоря уже о поддержке нравственной, которую она оказывала, несмотря на очень ограниченные средства (рано овдовев, она осталась одна с шестью детьми). «Она никогда не падала духом, – писал о Вере Петровне Р. Николаев, – это была ее отличительная черта, как и сочувствие чужим бедам и горестям».

В ранней юности Лёля, в соответствии с требованиями своего сословия, вела светский образ жизни, часто бывала в обществе, танцевала на балах и посещала вечера. Она путешествовала не только по России и колониям, ее папа Петр Ган вывозил ее в Париж и Лондон. В биографическом очерке «Елена Петровна Блаватская» Е. Ф. Писарева сообщает, что «знавшие её в молодые годы вспоминают с восторгом её неистощимо весёлый, задорный, сверкающий остроумием разговор. Она любила пошутить, подразнить, вызвать переполох» Но к 16 годам с ней произошла внутренняя перемена, она резко повзрослела и стала ещё глубже изучать книги из прадедовской библиотеки, очевидно, под влиянием князя Голицына.

Надежда Андреевна Фадеева, тетя Елены по маме, пишет о племяннице: «Как ребёнок, как молодая девушка, как женщина она всегда была настолько выше окружающей её среды, что никогда не могла быть оцененной по достоинству. Она была воспитана как девушка из хорошей семьи (…) Необыкновенное богатство её умственных способностей, тонкость и быстрота её мысли, изумительная легкость, с которой она понимала, схватывала и усваивала наиболее трудные предметы, необыкновенно развитый ум, соединенный с характером рыцарским, прямым, энергичным и открытым – вот что поднимало её так высоко над уровнем обыкновенного человеческого общества и не могло не привлекать к ней общего внимания. Следовательно, и зависти, и вражды всех, кто в своем ничтожестве не выносил блеска и даров этой поистине удивительной натуры» Я намеренно не обращаю внимания на многочисленные инсинуации в адрес Блаватской, потому что не они стяжали золотое мировое наследие духовных ценностей, а те знания, которые донесла до нас Елена Петровна. Что бы она ни делала – все было продиктовано ее стремлением к тайнам и таинствам постижения бога.

Вполне понятно, почему 16-летняя Лёля дала согласие на брак с ничем не примечательным, но миролюбивым 40-летним дворянином Никифором Васильевичем Блаватским. В июле 1847 они обвенчались в селении Джелал-Оглы неподалеку от Тифлиса. В ноябре состоялась церемония официального вступления Н. В. Блаватского в солидную должность эриванского (ереванского) вице-губернатора, но его молодая жена Елена Петровна на этой церемонии уже не присутствовала. Она уехала из России в Константинополь.[17] Есть много версий того, как ей удалось попасть за границу – личных паспортов у женщин тогда еще не имелось, они были «приписаны» к мужьям, – но способы достижения цели особой роли не играют. С мужем Лёля развестись не могла (разводы тогда были величайшей редкостью), они еще раз встретились через 16 лет, возможно, чтобы попрощаться (в декабре 1864 года он подал в отставку и навсегда исчез из поля зрения истории – уехал доживать свой век в Полтавскую губернию, в имение своего брата).