Ненависть к матери, которую я к ней питала… Наверное, это ни с чем не сравнится. Я ненавидела её гораздо сильнее, чем кого-либо ещё. Сильнее, чем отчима; сильнее, чем всех своих одноклассников, вместе взятых! «Мама»… По идее, это слово должно вызывать, лишь, тёплые и светлые чувства. Слово «мама» должно быть самым любимым на свете! Но… не для меня. У меня это слово ассоциировалось с пьянками, руганью, тумаками, затрещинами… Ни о какой материнской заботе и ласке не было и речи. «Мама»… Я само это слово ненавидела!

- И какую же часть тела своего отчима ты хочешь презентовать своей мамочке? – поинтересовался Джек.

- Голову, – почти без раздумий ответила я. – Пальцы, руки, ноги… Они могут принадлежать кому угодно, а голову… голову не спутаешь ни с чем. Узнаваема сразу (если не изуродована, конечно). Ой! – я вспомнила, как выглядит голова моего отчима – с выколотыми глазами и ещё, после всего, отданная на растерзание Джеку. – А мама «папочку-то» узнать сможет?

- Ты ей в этом поможешь, дорогая! Оставишь записку, с указанием на то, кому эта голова принадлежала!

- Точно! – я тут же загорелась идеей сочинения записки. – Чтобы такого написать, поинтереснее… – я забралась с ногами на кровать, прихватив с собой бумагу и ручку, с намерением предаться писательскому мастерству.

Но, сделать мне этого не дали. Зашёл Жозеф и сказал, что к нам, снова, пришла полиция, опрашивать. И, снова, мне пришлось часами рассказывать одну и ту же легенду, изображать несчастную измученную девушку и плакать, плакать, плакать… В конце, своими красными глазами и опухшим носом, я могла напугать любого маньяка, забыв о своём лице!

- Как же я устала! – с порога заявила я, зайдя в фургон. – Как же устала изображать жертву перед этими тупыми полицейскими! Хотя… у меня даже плакать получилось! Похоже, во мне, на самом деле, умерла прекрасная актриса! Кстати, говоря, я тут вспомнила… Джек, ты же говорил, что тот, кто заточил тебя в лесу, находится в этом городе. Так, когда ты собираешься с ним разобраться, наконец?

- Тебе так не терпится увидеть ещё чью-то смерть?! – хмыкнул Джек.

- Не то, чтобы… Мне просто интересно. Мне интересно увидеть того человека, который смог совершить подобное. Он же, получается, какой-нибудь маг или экстрасенс? Никогда подобных людей не видела!

- Мне кажется, Амелия, или я слышу восхищение в твоём голосе?! – мгновенно переменилось настроение Джека с благодушного на злое.

- Нет, что ты! Это, вовсе, не так! – поспешила я его заверить. – Это не восхищение! Это как… как интерес к диковиной зверушке, которую ты никогда не видел, только и всего! Ни о каком восхищении здесь и речи быть не может!

- Неужели? Ты, абсолютно, уверена, что это так, Амелия?

- Да, – твёрдо ответила я.

- Не верю! Я в это не верю, Амелия! – взгляд его злых чёрных глаз прожигал не хуже раскалённого железа.

Я поёжилась. Я начала понимать – в чём дело. Плевать сейчас Джеку было – действительно ли в моём голосе было восхищение или нет. Ему просто нужна была причина, чтобы сорваться. День - это его самое ненавистное время, когда он почти не имеет возможности убивать. Мне даже казалось, что светлое время суток клоун ненавидит с такой же ненавистью, с какой я ненавидела свою мать. Может, и не слишком удачное сравнение, но мне на ум приходило только оно. День… это время нагоняет на Смеющегося Джека его главного врага - скуку. а чем он может её развеять, без возможности убить кого-то? Конечно же, моим истязанием. Я не была против этого. Я даже не понимала - зачем Джек искал причину для этого, если он мог просто это сделать?

- Джек… Перед тем, как ты начнёшь, могу я кое о чём попросить тебя?

- Попросить?! Меня?! Интересно, о чём?! Может, о том, чтобы не быть с тобой слишком жестоким, Амелия?!

- Нет! - помотала я головой. - Ты можешь делать со мной всё, что хочешь, Джек! Я хотела попросить о другом. Ты поможешь мне осуществить то, что я хотела сделать для своей матери? Я знаю, что тебе понравилась моя идея! А я не смогу сделать всё сама, без твоей помощи (я даже не знаю, где сейчас находится тело моего почившего отчима).

- В этом я тебе, разумеется, помогу! Только, лишь, потому, что люблю доводить людей до истерики, паники и безумия! Но, если ты рассчитывала этой просьбой отвлечь меня, то это у тебя не вышло!

“Нет, я на это не рассчитывала.” - успела я подумать про себя, перед тем, как Смеющийся Джек, не хуже вампира, впился своими клыками в мою шею. “Интересно, а его кровь как-нибудь питает или ему просто это нравится?” - задумалась я, чувствуя, как струйки крови стекают по моей шее. Мне было больно? Конечно. да. Но… Чем была эта боль по сравнению с той, что мне уже удалось пережить? Да и… я чувствовала, как с каждой новой порцией боли, моя ненормальная тяга к Джеку только усиливалась. Хотелось ещё и ещё! Сильнее и сильнее! Больнее, злее!.. Я начинала, буквально, тонуть в этом ощущении, желать его!.. Боль - это уход от реальности? Может быть и так. Я слышала о подростках, которые лезвием режут себе руки, чтобы почувствовать себя живыми. С помощью Джека я, неосознанно, вполне, могла поступать также, как они. А сейчас я понимала только то, что Джек и его действия становятся, своего рода, моим наркотиком, без которого я не представляла свою жизнь. Наркотиком, зависимость от которого мне не перебороть никакими способами. От этой зависимости не существует лечения.

- Джек, пожалуйста…

- Что?! - клоун на мгновение разомкнул свою зубастую пасть. - Хочешь, чтобы я отпустил тебя?!

- Нет, не хочу! Я… я хочу сильнее! Я хочу, чтобы было больнее! Ты же можешь это сделать!

- Забавно… Забавно! - рассмеялся Джек. - Похоже, кому-то начинает нравиться боль?! Что ж… если ты так этого хочешь… я, с огромным удовольствием, исполню твоё желание!

И он, действительно, исполнил моё желание. Моё истерзанное тело напоминало мягкую игрушку, которой поиграла стая собак. Сломанные кости, разодранная кожа, разодранные вены и сосуды… Многочисленные следы от зубов и когтей… В какой-то момент я даже испугалась, что, на самом деле, могу умереть! Но, страх быстро прошёл, уступив место какому-то странному жуткому удовлетворению. Я лежала на полу, не в силах пошевелиться, смотрела в потолок и улыбалась своими разбитыми и искусанными в кровь губами.

- Интересно, что ты подумаешь о самой себе, милая, когда у тебя будет очередной момент “просветления”? - произнёс Джек задумчиво.

Я не понимала, о чём он говорит. Какой момент “просветления”? Почему я что-то там должна о себе подумать? Нет, я сейчас думала о другом. О том, как болит всё моё тело; о том, что мне это очень даже нравится; о том, что Джек тоже остался доволен. А что может быть лучше, чем Смеющийся Джек в хорошем настроении? Правильно. Ничего.

Когда через пару часов все раны затянулись, я приступила к тому, от чего меня утром отвлёк Жозеф - начала писать записку матери. После долгих раздумий, появилось вот такое сочинение: “Дорогая мамочка (я не собиралась скрывать себя)! Я очень по тебе скучала всё это время! Надеюсь, ты не будешь ругать меня за столь долгое отсутствие? Я скоро к тебе приду! А чтобы ты не расстраивалась, посылаю тебе подарок. Думаю, тебе понравится! Я очень старалась, делая его! К сожалению, ради этого пришлось убить папочку. Но, ты не грусти! В следующий раз, я пришлю тебе другой подарок! Будь уверена, я постараюсь, чтобы они были незабываемыми! Я буду посылать их тебе до того дня, пока сама не смогу к тебе прийти! С любовью. Амелия”.

- Джек, а ты можешь сделать так, чтобы и записка и голова, в последствии, исчезли? - спросила я.

- Могу. А что? Только не говори мне, что боишься полиции!

- Да нет. Алкоголикам никогда никто не верит и заявления у них не принимают. Но, могут один раз проверить её слова так… для очистки совести. А когда полиция ничего не найдёт, спишет всё на белую горячку! Пусть! Пусть наши посылки исчезают сразу, как она их увидит!

- Хочешь довести свою мамочку до сумасшествия?