Но от своего намерения он не отказался. Во что бы то ни стало сам передаст ей цветы! Вот для этого-то он и завладел лейкой Виты. Прикрепил к ручке лейки букет колокольчиков и, снова надев ее на кончик посоха, вернул в огород Ндреко. Вита, увидев привязанный к ручке лейки букет, улыбнулась, но, не желая выказать свою радость, не дотронулась до лейки.
— Ловко он это сделал, — проговорила Лена.
В это время через изгородь перелетел какой-то блестящий предмет и упал у ног подруги — это оказалось маленькое карманное зеркальце, которое бросил Лене ее жених.
— Лена, Вита, скоро вы? — послышался голос с дороги.
Это были Рина и молодая жена Или.
— Сейчас идем, — крикнула в ответ Вита.
— Не пожаловали ли к вам женихи? — откликнулась Рина, заметив у изгороди Гьечо и Бойко.
— Разве так поступают с женихами? Сколько мы ни просили нарвать нам цветов, они не соглашаются, — ответил Гьечо.
— Как, даже в этом отказали? Ну, погодите, я им покажу, — сказала Рина. — Невесты, видите этих двух парней? Быть им вашими женихами!
Жена Или, застенчиво улыбаясь, подошла к парням и поздоровалась.
— Нет у вас сердца; почему вы не дали парням цветов? — упрекнула Рина девушек. — Нарвите, не отказывайте им.
Девушки послушались, нарвали цветов и с румянцем смущения на щеках передали их юношам. Те поблагодарили Рину за содействие, попрощались с девушками и ушли, напевая песенку. Пройдя несколько шагов, оглянулись назад.
— Рина — золото! — сказал Гьечо.
— По красоте, по уму, по обхождению ей нет равной не только в селе, но и в самой Корче, — согласился Бойко.
— Да и Гьике нет равного.
— Что и говорить, Гьика молодец! А как говорит, как умеет убеждать! Сам Рако Ферра его боится и все хотел бы под него подкопаться. Вот старался он со старостой, старался и в конце концов добился своего: приходится теперь семейству Гьики убираться с холма Бели и переселиться вниз, к ущелью. Там и для хижины места нет, а о сарае, коровнике и думать нечего. А даже если бы и нашлось место, из чего все это построить? Что можно сделать голыми руками? Ндреко уже стар, кто Гьике поможет? Да… свалилась на него беда…
— До чего жаден бей! На что ему дворец в Дритасе? Мало у него их в Корче и в Тиране? — стиснул зубы Гьечо.
— Мы в его руках.
— Знаешь, Ндреко должен был уйти из дома еще в среду, но до сих пор не двинулся с места, не вынес ни одной вещи. Кто знает, что с ним за это сделают псы-кьяхи? Позавчера они грозили ему.
Гьечо промолчал. История с холмом Бели возмутила его до глубины души. Крестьяне покорны бею, стоят перед ним на коленях, а он заставляет их самих копать себе могилы! Когда же придет этому конец?
Те же мысли тревожили и Бойко. Вот теперь Ндреко должен ставить новый дом, а он еще беднее, чем прежде. Ему теперь не до свадьбы. Значит, Вита по-прежнему останется только невестой Бойко. Когда же наконец она станет его женой? Невеста — это будущая жена, но можно ли быть в этом вполне уверенным? И не бывало ли, что невеста так и не становилась женой? Вот, например, случай с Петри, сыном Зарче. Ведь Василика совсем уже ускользнула от него. Или со Ставри, сыном Ванго: пять лет любил он Нину, дочку Лави, и считался ее женихом. Уже была назначена свадьба, и вдруг в одно прекрасное утро по селу распространилась весть: Нину похитил и увез к себе Соко, сын Пили из Шулина. И остался бедный Ставри всем на посмешище, ни при чем. Ведь то же самое может случиться и с ним, с Бойко, хоть он и уверен в любви Виты и в обещаниях, которые давал ему Гьика. А все-таки страшно: не украли бы у него невесту…
Бойко оглянулся назад: у колодца и на огородах теперь уже никого не было; на душе у него стало тревожно. Он крепче сжал букет, словно боялся, что у него и цветы отнимут.
Слова Гьечо только опечалили его:
— Вчера вечером встретил я Петри Зарче, и знаешь, что он мне сказал? Рако и староста по наущению бея донесли на Гьику в общинное управление, будто он бесчестит чужих жен. Донесли они и на Велику, будто она забеременела от Гьики. И вот их обоих — Гьику и Велику — вчера вызвали в Шён-Паль.
— Что ты говоришь? Не может этого быть! — возмутился Бойко. — Кого? Гьику? Да чище и честнее его не найти человека! И Рина у него красавица и умница… Ведь придумали же такую подлость, негодяи!
— То же говорит и Петри: живым, говорит, за Гьику в огонь брошусь. Гьика чист как кристалл. Но эти подлецы хотят убрать его отсюда, хотят опять посадить в тюрьму. И вот придумали такую клевету! Будь Велика шлюхой — впрочем, Петри в это не верит, — так она, наверное, спуталась бы с кем-нибудь другим, но не с Гьикой. И я утверждаю то же самое. Петри с Гьикой, как суббота с воскресеньем, как родные братья, и Петри знает, что говорит, когда готов за Гьику в огонь броситься.
— Чем же все это кончилось? — опросил Бойко.
— Они еще не возвращались. А Рако Ферра и старосту следовало бы хорошенько избить.
— Избить, говоришь? Их не избить надо, а насмерть зарубить топором!
Так они дошли до площади Шелковиц, расположенной неподалеку от озера.
У крестьян Дритаса был обычай весной выезжать на озеро ловить рыбу. В этих рыбалках принимали участие почти все мужчины. Разбившись на две группы, бились об заклад, у кого будет больший улов. С вечера, накануне, все вместе ужинали на берегу. В двух огромных котлах варились рыба и фасоль. Расходы раскладывали поровну на всех. И еще до того, как солнце показывалось из-за вершины Сухой горы, крестьяне садились в лодки и выплывали на озеро.
Вот и сегодня вечером те, кто собирался на рыбную ловлю, ужинали на берегу. К ним присоединились старики и молодежь, спустившаяся с пастбищ.
Коровеш задумчиво перебирал свои турецкие четки из самшита. Шоро, зажав между коленями опинг, шилом чинил его. Шумар стругал дощечку, из которой собирался смастерить ложку для своего маленького внучка. Тушар оселком натачивал топор, а Цазо старательно вырезал ножом какой-то узор на ручке пастушьего посоха. Селим Длинный занимался каким-то странным, на первый взгляд бессмысленным делом: втыкал в землю маленькие прутики.
— Что ты делаешь? — спросил у него Тилька, брат Рако Ферра.
— Строю для бея новую башню, — не задумываясь, ответил Селим Длинный.
— Я тебя серьезно спрашиваю, а ты мне какой-то вздор городишь, — обиделся Тилька.
Гьерг держал в руках дощечку с зарубками и пытался доказать Бойче, что в прошлом году, в апреле, их овцы давали больше молока, чем в нынешнем, а Бойче никак не хотел с этим согласиться:
— Ты выучился грамоте и счету, вот и возгордился, думаешь, что все знаешь. А мне-то и без твоей грамоты хорошо известно, сколько молока давали наши овцы.
Другие крестьяне, разбившись на группы, мирно беседовали о том о сем. В стороне несколько мальчишек пробовали новую свирель, которую сделал племянник дяди Калеша. Малыши играли в чижика, а другие, постарше, прислушивались к разговорам взрослых.
Коровеш молчал, думая о чем-то своем. Он вслушивался в неторопливую беседу и время от времени выпускал изо рта и из носа густые клубы дыма. Его восьмилетний внук, сидя у него на коленях, то и дело теребил дедушку за усы и просил рассказать сказку. Но какую же сказку можно рассказывать, сидя со взрослыми? А малыш настаивал: подай ему сказку, да и только! Несколько ребят, уже почти взрослых, тоже стали просить старика что-нибудь рассказать. Всем захотелось послушать старого Коровеша: уж очень складно он говорил. В конце концов старик уступил их просьбам, бросил взгляд на вершины гор и начал:
— Это случилось еще во времена турецкого владычества. Я тогда был пойяком. В начале мая мы ждали, что к нам в село спустится с гор отряд Чечо[29], а за ним македонский отряд Груева. Албанские и македонские повстанцы должны были договориться, как сообща бороться против турок.
За день перед этим к нам в деревню пришел Хеким — так звали у нас Михаля Грамено[30] — упокой, господи, его душу! Что это был за человек! Какой образованный, умный, все он знал! Остановился он у Зарче. Надо сказать, что наш бей был заклятым врагом повстанцев, потому что они служили другому знамени, хотели другой власти, а он, как и все беи, поддерживал турецкого султана. Кто-то ему донес, что в нашей округе появился отряд албанских повстанцев, который должен соединиться с македонским отрядом. Это известие бей передал турецкому наместнику. И вот мы увидели, что по дороге к нам в село движется отряд аскеров[31]. Мы сразу поняли, что туркам все известно. Куда же спрятать Хекима? Как предупредить албанских и македонских повстанцев, чтобы они сюда не шли?
