— Ещё немного, Экскалибур, — сказал Драко, наклонившись к уху коня и дружески похлопав его по мокрой шее.

Северные ворота поместья, менее вычурные чем главные, но отлитые из того же чёрного метала, наконец, распахнулись перед хозяином, оповещая всех о его прибытии. Драко спешился рядом с конюшней, которая существовала лишь потому, что Малфои любили выделяться среди себе подобных, а редкие виды волшебных и не волшебных существ, как ничто другое, способствовали этому капризу аристократов. Когда-то Малфои охотились в ближайшем лесу и содержали не только конюшню, но и псарню, и даже охотничьих птиц. Теперь же от всего этого, за ненадобностью, остались лишь длинные ряды загонов, с заклятием расширения и с воссозданными природными условиями внутри, идеально подходящими каждому животному. Но вопреки общественному мнению, наследие Малфоев обладало более обширным ассортиментом жителей конюшни, чем кто-то мог предположить. Ассортиментом, который Люциусу чудом удалось сохранить во времена Тёмного Лорда. Тогда ходили разные слухи, в которых говорилось о драконах и сфинксах — и отчасти это была правда. Здесь были не только скакуны самых ярких представителей лучших пород лошадей, но и важные гиппогрифы, редкие аликорны, хитрые грифоны, дикие фейстралы и один единственный прирученный единорог, который был чуть ли не самой большой ценностью этой коллекции.

Серебристо-белая Эмили попала к Малфоям совсем маленькой, когда Нарцисса случайно нашла её у западных ворот, истекающую кровью. С тех пор, Эмили подчинялась только этой женщине, с лаской и нежностью позволяя ей всё, что только та пожелает. Но люди — и маглы, и волшебники — внезапно смертны, они уходят непредсказуемо, иногда странно, а зачастую даже не закрыв дверь, оставляя тепло в ладонях родных и близких. Со смерти мамы, Драко каждый день пытался наладить контакт с белой феей леса, но всё было напрасно. Обладающая жаждой жизни прежде, без Нарциссы Эмили зачахла, в её глазах, похожих на маленькие галактики, что-то погасло, и ни один живой человек не мог ни коснуться её ни подойти. Лишь домашние эльфы, в силу особенностей своей магии, могли ухаживать за ней, ласкать её, говорить с ней. Это помогало мало. Белая шерсть Эмили померкла, рог стал осыпаться блёстками, подобными тем, что падают с потолка на Рождественском балу, вокруг неё постоянно лежал слой серебристой пыли, словно она медленно рассыпалась, растрачивая себя.

Малфой завёл чёрного, как смоль, Экскалибура в загон и, похлопав того по лоснящемуся, ещё влажному боку, закрыл ворота. Он прошёл в конец второго ряда и снова встретился с этими глазами-галактиками. Драко и сам не знал, почему его так влечёт к Эмили, почему он не хочет, чтобы она уходила. Иногда ему казалось, что в глазах единорога он видит образ мамы, её приветливую улыбку. В такие моменты мужчина пытался подойти ближе, сделать что-то для этого существа, но каждый раз безрезультатно. Теперь же он несколько минут смотрел Эмили в глаза в поисках того, что было ему так желанно, стараясь за это время подойти к ней как можно ближе, осторожно и без резких движений.

— Живи, пожалуйста, живи, — прошептал он ей, подходя совсем близко.

В глазах единорога проскользнул лучик надежды, и Драко, поймавший момент, протянул руку, ожидая, что белоснежная королева склонит голову для ласки, как делала в былые времена, но этого снова не произошло. Он мгновение стоял в ожидании, а после, сделав два шага назад, покинул это место, направляясь, наконец, в дом.

***

Драко Малфой быстро поднимался по ступеням, на ходу снимая белые перчатки, которые надевал только для верховой езды. Он был доволен прогулкой, несмотря на небольшой конфуз в виде декабрьского дождя, и причиной его приподнятого настроения были ещё к тому же и исчезнувшие кошмары. Вот уже неделю Драко хорошо спал, и даже в отсутствие Скорпиуса, находившегося в школе, чувствовал себя в поместье более чем спокойно. Новый дворецкий, которого он нанял совсем недавно, хорошо справлялся с обязанностями и, казалось, что даже сам Малфой-Мэнор доволен таким выбором хозяина. Арчибальду было почти шестьдесят, и в отличие от Альфреда, он выглядел моложе своего возраста лет так на пятнадцать. Новый дворецкий владел магией, но был неуклюж и неповоротлив, что для Малфоя казалось лишь небольшим пустяком, придающим образу его нового слуги какую-то изюминку.

— Арчи, — Драко сокращал его имя из-за неудобства произношения.

— Доброе утро, сэр, — дворецкий стоял наверху лестницы, ведущей на третий этаж, по которой поднимался Малфой.

— Ты всё исполнил, о чём я просил тебя вчера?

— Конечно, мистер Малфой… все ваши просьбы и распоряжения выполнены.

— Хорошо, — Драко кивнул и прошёл мимо дворецкого в сторону спальни. Тот последовал за ним.

— Сэр, позвольте спросить?

— Да.

— Сэр, я работаю у вас совсем недавно, но кто эта прекрасная женщина? Ваша жена? Или родственница?

Малфой остановился и взглянул на Арчи.

— Я уже ясно дал понять, что никого из слуг это не касается, подобное любопытство в моём доме не приведёт ни к чему хорошему. Вам и так открыты все тайны, и эта единственная, в которую я не хотел бы посвящать и вас.

Дворецкий уступил, под строгим взглядом хозяина, и больше не стал говорить на эту тему.

— Могу ли я что-нибудь ещё сделать для вас, сэр?

— Да, попроси домовиков принести мне завтрак в кабинет. Я собираюсь поработать в этот выходной… слишком много дел накопилось.

— Как скажете, мистер Малфой.

Арчи откланялся и отправился вниз по лестнице. Драко несколько секунд задумчиво смотрел в его удаляющуюся спину, а после развернулся и пошёл в противоположную сторону. Он остановился перед дверью своей спальни и затаил дыхание. В последние месяцы, отлучаясь из дома, даже ненадолго, Драко возвращался, и первым делом отправлялся туда, где лежала женщина, которую он уже не надеялся спасти. Малфой каждый раз останавливался здесь, разрываемый противоречивыми чувствами страха её смерти и трепета перед её же пробуждением. Помедлив, он толкал тяжёлую дверь, и в момент, когда ноги переступали порог, его сердце бешено трепыхалось, ударяясь о рёбра, будто птица, желающая покинуть душную клетку и вырваться на свободу. Драко быстро пересекал комнату и застывал у кровати, любуясь красотой Гермионы. В её тело возвратилась жизнь: свежесть лица и блеск волос ясно показывали это, но дыхание и пульс всё так же были едва заметны. В утренних лучах каштановые локоны переливались оттенками красного и коричневого, кожа была белоснежной, будто в её венах текла не кровь, а белое золото — ничто в образе волшебницы не говорило о том, что она в коме. Он садился подле неё и брал нежную ладонь, такую безвольную и слабую, гладил и целовал пальцы. Иногда страх захватывал всё его существо, паника проникала в сердце и разум, и тогда, испугавшись до полусмерти, Драко щупал пульс Гермионы, проверял её слабое дыхание, и, успокоившись, вновь принимался любоваться той, которую так эгоистично когда-то покинул.

Когда же усталость брала верх, а ворох бумажных дел тяжестью давил на плечи, Малфой вставал и шёл переодеваться. В гардеробе, он не мог отойти от платья, которое она носила, которое пахло её духами… Вскоре и это занятие приходилось оставить. Тогда Драко спускался в кабинет, садился за бумаги, но и тут долго не мог прийти в себя и начать работать. В определённые дни он даже заставлял себя это делать, например, когда Гарри начинал негодовать по поводу сроков сдачи отчётов и опозданий, или Кингсли присылал сову с напоминанием о работе и нотацией на тему » жизнь одна, побереги здоровье, у тебя сын».

Так же произошло и сегодня. Он как обычно, даже машинально, проделал весь этот путь до своего кабинета и с облегчением опустился в кресло. Солнце стояло уже высоко, а остывший завтрак, оставленный домовиками, только подтверждал количество минувших часов. Малфой отпил тыквенный сок из бокала, поморщился и взглянул в сторону потайного шкафчика с огневиски. Драко уже было поднялся, собираясь взять успокоительный напиток и погрузиться в блаженное ощущение его действия, но судьба распорядилась иначе. Домовик Бри появилась перед ним так внезапно, что почти напугала его.