— Я не знаю.

Вновь вышло очень дерзко и неправильно. Вот только я не могла сказать ему правду, не могла. Пусть даже Тео совершил по отношению ко мне такой неприятный поступок, от которого мне хотелось плакать, но сейчас это играло едва значимую роль. Сейчас хотелось плакать от ужасной боли и осознания того, что мы с отчимом были один на один. В большом доме. Совсем одни. Ничто не мешало ему отыграться на мне, избить меня до синяков и крови, как делал он с Тео. Жаль, выбора в любом случае не оставалось — я знала, что нужно было держаться.

— Да как ты?! — взорвался мужчина, и гримаса ярости исказила его лицо. Быстрыми шагами он направился ко мне, в мгновение ока, сократив расстояние между нами. Я почувствовала, как вся вспотела, и пот тонкой струйкой стал стекать по моей спине. Спасаться было невозможно — позади кухонный гарнитур, а до лестницы ещё бежать, и это был бы очень опасный шаг. Но что-то стрельнуло мне в голову, и я сорвалась с места, бросившись на второй этаж, даже невзирая на пожар, который разгорался в мышцах спины. В тот момент я не понимала, куда могу побежать. Для меня главным было то, что я могла хотя бы попытаться спастись.

В ответ мне послышался громкий и яростный крик, словно рык дикого зверя. Однако было уже поздно, ведь адреналин попал мне в кровь, и я стрелой взлетела по лестнице, почти ступив на пол второго этажа, как моя нога предательски соскользнула, зацепившись за ступень. Что-то во мне моментально оборвалось. Тут же я кубарем полетела вниз, набивая себе синяки везде, где только было можно, раздражая и без того больные места. Я крепко зажмурилась, но не успела опомниться, как уже оказалась лежавшей внизу, свернувшейся в клубок. Падение прошло, как одно болезненное, но мгновение. Мышцы спины заныли с большей силой, когда их растравило это неприятное соединение с белыми ступенями.

Я, не открывая глаза, решила полежать так какое-то время, словно я была мертва, отчаянно прислушиваясь, стараясь уловить хоть какие-то звуки. Как назло, отчим смолк, притаившись где-то неподалёку. Я знала, я чувствовала это. Он был рядом. Вот уже послышались неспешные шаги в мою сторону, и я зажмурилась с двойной силой, приготовившись к чему-то страшному. Я ощущала себя мышью в лапах кота, но кот был слишком жестоким и изощрённым в своих действиях, а мышь была такой юной, совершенно беспомощной и не вовремя оказавшейся в этом месте.

Ещё пара шагов, и вот ступни мужчины возле моего лица. Мне страшно. Моё дыхание перехватывало, хотелось провалиться под землю. Куда угодно, только подальше отсюда. Что же ждало меня дальше? И ведь я даже не могла закричать, чтобы сюда сбежалась помощь — за это я могла поплатиться очень и очень сильно, я была уверена в этом.

Тишина. Сначала почти неслышный, потом чуть более громкий голос отчима сказал то, чего я боялась больше всего:

— Ну и куда ты хотела сбежать?! — крикнул он, после этого посыпав на меня тонну ругательств — жестоких, желчных, страшных. — Как ты не понимаешь, что я хочу отомстить всем? Своей дурацкой семье, да и тебе. Вы все хотите меня посадить, но разве я просил об этом?! — закричал он и со всей силы ударил меня в ребро носком ботинка, отчего я вскрикнула, неожиданно хрипнув от боли. — Разве я просил?! Кто просил лезть ко мне?! И кто просил меня жениться? Теперь вы все лезете ко мне, пытаетесь отучить меня от бутылки. Но это не ваше чёртово дело! — услышав это и почувствовав гадкое ощущение страха, у меня хватило сил, чтобы подняться и, бросив затею лежать в надежде, что меня не тронут, ринулась к выходу. В голове были только мысли: зачем он это делал, и как я могла спастись? Почему ему нравилась эта жестокость?

Только потом я узнала, что ему просто нужно было куда-то девать свои чувства и эмоции. Он страдал от алкогольного параноида, по причине которого был очень мнителен, ревновал жену к любому человеку, искал доказательства того, что она изменяла. Каждый раз, избивая пасынка или его мать, он пытался добиться от них ответа — кто же этот любовник? Он просто не мог остановиться, хотел добиться правды, но суть в том, что никакой такой «правды» не было. Всё это была лишь придумка, лишь фантазия, навеянная болезнью. Болезнь же создавал этот гадкий, этот отвратительный алкоголь. Именно его действие разрушило семью Флетли, некогда вполне счастливую. Некогда вполне обычную, как и у многих людей на этой Земле. Отчим не сумел противостоять влиянию спиртного и погряз в собственных мыслях и подозрениях, растворялся в каждом следующем стакане и постепенно отдалялся от жены с пасынком, разрывая нити, которые скрепляли его с ними. И ни Тео, ни миссис Флетли не сумели ему помочь. Слишком сложно было увидеть за простой, казалось бы, алкогольной зависимостью что-то более глубокое. Что-то, от чего можно было бы избавиться. Вместе.

Кашель в это мгновение опять прорвался из моего горла, и несколько капель крови вылетели на идеально чистый пол. Перед глазами помутнело, стало до ужаса тошно, всё вокруг закружилось я едва сумела запомнить, как упала в двух шагах от выхода. Ударившись головой об пол, я стала проваливаться в некое подобие сна. В моей памяти также запечатлелись те моменты, как кто-то выбил дверь, послышалось множество голосов, звук рации, топот ног и мольба отчима: «Нет, вы не смеете, не смеете». Жалким тоном, совершенно непохожим на прежний. Кажется, это было всё, что осталось в моей памяти.

***

Едва отойдя от страшного сна, в котором меня до синяков и крови избивал отчим, пока я лежала на полу, я попробовала пошевелить руками. Глаза мои были по-прежнему закрыты. Слабо сжала ладонь одной руки в кулак, потом другой. Услышала сопение неподалёку. Такое знакомое, родное.

Аккуратно приоткрыла глаза, пытаясь привыкнуть к яркому свету палаты. Так же легко и почти неслышно повернулась, чтобы спустить ноги в синих носках — в тех самых, в которых я была, когда встретилась с отчимом, — на пол. Подумав об этих носках, я пришла к выводу, что меня сразу же отвезли в больницу после того случая. Глубоко задумавшись и поболтав ногами в воздухе, я и не заметила, как кто-то резко заключил меня в крепкие и тёплые объятия. Я взвизгнула.

— Ребро!

— Прости! — вскрикнул голос в ответ, и человек дёрнулся назад. Теперь мне стало легче, когда ничто не давило на мою самую израненную часть тела после спины, которая, кстати, уже почти не болела. Я выдохнула и посмотрела в лицо своего любимого брата. Одного из ближайших людей на этой планете. Да, это был он, и, Слава Богу, он был жив и здоров.

— Джо, милый! — я поджала губы, когда почувствовала, что мои глаза стали наполняться слёзами. Я протянула к нему свои руки, которые украшало несколько синяков (вероятно, после падения с лестницы), чтобы вновь попытаться обнять его, но теперь осторожнее.

Когда я прижала его к себе, почувствовав тепло, исходившее от него, и такое родное, худощавое тело под своими руками, я больше не сдерживала слёз. Ручейками они стали стекать по моему лицу, освежая его, очищая взгляд и одновременно — моё сознание. Я, наконец, поняла, что я была самым счастливым человеком на этой Земле. У меня был брат, что сейчас крепко сжимал меня, не отпуская и ничего не говоря. Он охранял меня от окружающего мира, хоть и был младше меня.

У меня были отец и мать. Отпустив Джо, я потянулась за телефоном, который, по-видимому, кто-то любезно принёс мне в палату и положил на тумбочку, и стала набирать набрать номер, чтобы разгорячено воскликнуть:

— Мама, я тебя люблю! И передай папе, что я его я тоже очень люблю. И Джо вас любит, мама! — наверное, кто-то позабавился бы в тот момент моим чувствам, которые одним резким скачком вырвались из глубин моей души. Мне чрезвычайно сильно захотелось сказать тёплые слова своим родителям, просто поделиться с ними тем, что я по-настоящему чувствовала. Хотелось передать им частичку своей любви, хотя бы через сотовый телефон, чтобы там, на другом конце провода, их губы осветила улыбка. — Я вам перезвоню, — закончила я, попрощалась и сбросила вызов.