направление, задевая то живот, то руки. Пальцы болели от необходимости толкнуть, но у
меня было мало боли.
- Что со мной происходит? – спросила я. Больше вопросов было в голове, но желания
спрашивать угасало. Я знала, что нужно задать их, хоть слова с трудом давались мне.
Боль покалывала на коже. Диск пытался втолкнуть ее в меня. Я боролась,
отталкивала ее, но не могла ощутить пинвиум под руками. Я ощущала письмена, что
скрывались там.
Герцог уже не ухмылялся.
- Почему она не подчинятся?
- Я же говорил, нужно ждать. Она старше и сильнее остальных, - Виннот поднял
блокнот. – Можешь описать, что ты чувствуешь? – спросил он у меня.
- Сильную злость, - я плюнула и попала по его щеке. Он вытер слюну, словно такое
случалось каждый день. Я разозлилась сильнее, туман рассеивался в голове. Боль стала
горячей, пробиралась в меня, но я боролась. Каждый укол хотел подчинить меня Винноту.
Боль делала нас податливыми.
- Удивительно, - сказал Эркен. – Сколько там боли?
- Мы не знаем, - сказал Виннот, следя за мной. – В записях, которые мы нашли с
ним, отмечено, что оно поглощает боль с тех пор, как был добавлен пинвиум, как вы
видите по вкраплениям. Я исследовал его и искал способ опустошить или высвободить
хоть часть боли, сделав оружием, но не получалось. Нужен был кто-то, управляющим
прибором. И потом я услышал о способности Преобразователя вспыхивать пинвиумом, о
ее иммунитете. И я решил сосредоточиться на этом и превратить диск в большую
вспышку.
- Я знала, что на что-то сгожусь, - я боролась, удерживала гнев и ненависть,
ощущение себя. Отгоняла боль, чтобы разум оставался моим.
Виннот рассмеялся, словно был удивлен, что я еще говорю.
- О, да. Ты – курок, что заставит этот прибор работать. Без тебя он не вспыхнет, - он
снова рассмеялся. – По крайней мере, не так.
- Я… вспыхну, - как только коснусь. Я прижала пальцы к серебристо-голубому
металлу и попыталась представить одуванчики, но не могла сосредоточиться. Я смогу
сделать это. Я должна. Нужно лишь вспыхнуть пинвиумом. Сосредоточиться. Просто…
…столько боли… так много боли… слишком много боли…
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ:
Боль стала огнем, огонь – льдом, лед вернулся к боли. За болью, жаром и холодом я
ощущала, как что-то корчится, что-то кричит.
А потом поняла, что это я.
Я выла в голове, но другие молчали. Я ощущала их. Отчаяние, боль, страх.
Подчинение. Я плакала с ними, боль двигалась через нас снова и снова, заставляя сдаться.
Голос донесся сквозь боль.
- Ты – мой курок.
Я ненавидела этот голос. Я качала головой, но не чувствовала, чтобы тело двигалось.
Я кричала «нет», но звука не было.
- Сэр, может, стоит дольше воздействовать на нее прибором. Она нужна нам
подчиненной.
- У меня есть власть. Посмотри на нее.
- Лучше оставайтесь за защитной стеной.
Гнев поднялся выше боли, и мысли стали ясными. У меня уже не было тела, но был
разум, хоть он боролся с приказом подчиниться, сделать то, что хотел герцог. Я собрала
себя в тесной точке между сердцем и желудком, где я всегда носила собранную боль.
Меня было немного, но это была я.
Я копила это.
Голос вернулся.
- Ты – мой курок.
Я молчала и ничего не выдавала. Хотела сказать «да» и раскрыть все. Нужно было
согласиться, служить, это тянуло меня, словно боль, что тянула пальцы.
Я отгоняла боль. Я не подчинюсь. Они не сделают меня уступчивой. Мой разум был
сильным.
Разум был моим.
- Ты – мой курок.
Я хотела согласиться, но гнев, который пробудил голос, затыкал меня.
- Почему она все еще борется?
- Сэр, я говорил, что потребуется время.
- Не так много. Мятеж ухудшается. Это идеальная возможность для полной
проверки.
- Мы не можем давить на нее так сильно, пока не знаем…
- Ты – мой курок! Мой, слышишь? Мой!
Я подавила боль и улыбнулась.
Боль была постоянной, руки и ноги все время покалывало, но низкое пульсирование
было новым. Оно было не сильным, не было связано с моментами тишины перед
возвращением боли. Пульсирование было связано с криками.
Диск пытался поглотить меня. Стучался в мой разум и душу, требовал впустить.
Нет.
Я боролась, заставляла пальцы отпустить и вспыхнуть, остановить тех, кто просил
меня делать то, чего я не хотела. На миг я ощутила движение.
Нет, не движение. Давление в плечах. Туда-сюда. Меня трясли.
- Ты – мой курок! Скажи это! Ты – мой курок! Ты. Мой. Курок.
Боль двигалась. Я боролась, но она пробралась внутрь, растеклась вокруг скрытой
меня. Необходимость подчиниться подавила гнев, что оберегал меня. Не так долго я
боролась. Моя воля угасала с каждым ударом боли, пока…
- Я… ваш… курок.
- Ура!
- Пусть постоит дольше, проникнется. Нам нужно, чтобы она была податливой.
Виннот. Герцог.
Картинки вспыхивали в голове, лица и места. Бледная Тали в комнате в башне.
Айлин смотрела на меня из-за решетки. Забиратели, прикованные к металлу. Хрупкий
герцог кричит, чтобы я была тем, чем не хотела.
- Глупости. Мы сделали это, у нас власть. Я хочу это проверить.
…я была ему призом…
Я никому не была призом.
Я пыталась соединить слова, но они не шли дальше мыслей. Они ускользали с
волнами боли, пробивающей меня, уносящей всю защиту, что я начала строить. Я
задержала дыхание. Снова и снова, по капле, боль копилась во мне, пока проходила сквозь
меня.
Мне хотелось выстрелить ею. Уничтожить ее. Уничтожить его.
- Я…
Горло сдавило.
Испуганный вскрик:
- Она говорила?
- Невозможно, Виннот. У нее нет воли делать что-то, кроме того, что я скажу.
У меня была воля, но я не могла дотянуться до нее. Она была на дне реки боли. Я
должна была нырнуть и схватить ее… я задержала дыхание и погрузилась.
- Не… курок.
- Она говорила!
- Не важно. Она сделает сказанное. Как и все они.
Я не буду делать то, что мне говорят.
- Я. Не. Курок.
Безумный шепот. Слова со страхом. Они боялись меня и того, что я найду на дне
реки.
- Может, стоит уйти за стену.
- Боишься, Эркен?
Я вдохнула раз, другой, погрузилась в реку снова. Холодная тьма была за жаром. Я
нащупала что-то пальцами.
Яркая искра, как солнце на воде.
Я копнула глубже, обхватила это пальцами и потащила с собой на поверхность.
Лиловая фиалка.
Тали. Дом.
Я должна бороться с герцогом, как все они боролись. Бороться как… Я посмотрела
на Ланэль напротив меня. Она боролась со мной, когда я пыталась передать ей боль в
Лиге. Отказывалась от боли, которую я толкала в нее. Могла ли я бороться?
Я закрыла глаза и представила боль, передающуюся от Забирателя к Забирателю. Я
прищурилась, заставляя ее стать тоньше, когда она проходила через меня. Я собирала ее
между сердцем и желудком, хотя она кричала и пыталась вырваться. Я ловила ее туда.
Она была моей.
- Проверим. Введите его.
Я открыла глаза. В комнату втащили мужчину, закованного в цепи.
Солдаты толкнули его на стул и приковали цепи к стене.
- Ты – мой курок, - сказал мне герцог. – Досчитай до десяти и стреляй в того
мужчину.
Нет.
Мой голос не слушался разума.
- Раз, два, три…
Шаги спешили прочь, дверь захлопнулась. Нужно послушаться, вспыхнуть, это
желание было на поверхности реки боли.
- …восемь, девять, десять, - боль заполняла пустоту.
Вжих!
Иглы жалили мою кожу, обжигали веки. Забиратели вокруг меня кричали, резкая
нота поверх тихих стонов. Мужчина на стуле закричал и обмяк, его кожа была красной.
Нужно было вспыхнуть, это желание снова втекало в меня.
Дверь открылась.
- Впечатляет. Он еще жив?