- Александр, Ваше время истекло, как всегда Вы в Вашем выступлении абсолютно проигнорировали те темы, которые действительно волнуют население. Но это Ваше право, выборы покажут. Слово предоставляется представителю коммунистической партии. Начинайте, Владимир Ильич.
И раздался в студии тот картавый голосок, что с трепетом прослушивали советские люди и которым говорили все актеры во многочисленных фильмах. Первые фразы оказались у Ленина слегка скомканными, но чем больше Ленин говорил, тем больше он начинал возбуждаться и махать руками, хотя по активности жестикулирования до Шилоновского ему было очень далеко.
- Товарищи! Пролетарии, крестьяне и интеллигенция! Я обращаюсь к Вам с революционным призывом. Буржуазия, которая была сброшена нами во время Великой Октябрьской революции, отыгралась и вновь оказалась у власти. Международные империалисты беспрепятственно пользуются ресурсами нашей страны, эксплуатируя людей. И пусть сейчас абсолютно не тот уровень эксплуатации, что мы наблюдали в начале двадцатого века. Тогда наша упорная и отчаянная борьба привела к торжеству рабочей справедливости, когда кулак пролетариата обрушился всей своей мощью на вчерашних рабовладельцев. Сейчас многие из нас сыты и накормлены, кто-то, повинуясь общей моде, в погоне за дополнительной прибылью основал свое собственное дело, так называемый бизнес. Однако я вам хочу со всей серьезностью заявить, что ваш краткосрочный период подходит к концу. Вы можете подкупить людей какими-то материальными благами, но ни один деликатес, не один телефон или иной технический прибор не заменит вам то, что безвозвратно отнято - свободу. Товарищи, я призываю вновь всех вас сплотиться под светлыми красными знаменами коммунистической партии. Пролетарии всех стран соединяйтесь, ура! Землю - крестьянам! Заводы - рабочим! Долой скабрезных империалистов! Катитесь вон с нашей социалистической Родины!
Время вышло, микрофон выключился, а освещение в квадрате погасло. Стартовые выступления закончились, следующим этапом дебатов стали вопросы от ведущего. Задавались они в том же порядке. Вопросы, задаваемые Сергееву и Шилоновскому, устроены были так, что ответ на них был слишком очевиден и предсказуем, особенно если доводилось слышать этих политиков и раньше. Однако во время этих вопросов остальные кандидаты не стояли молча, а озверело перебивали отвечающего своими репликами. Первым отвечал Сергеев, и вроде бы говорил уверенно, но тут все испортили Шилоновский и Подвальный: они обвинили его в псевдооппозиционности, сотрудничестве с властями, а последний даже назвал фиктивным кандидатом. Фиктивный кандидат сделал вид, что не заметил упреков, однако постепенно свернул свою речь. Шилоновский, начав с ответов на вопросы, вдруг перекинулся на оппонентов, посоветовав Подвальному не забыть зайти в американское посольство за очередной подачкой; про Ленина он также высказался довольно жестко: 'Вот не убрали в свое время из Мавзолея, да? Не захоронили? Вот - смотрите! Агитирует теперь! Мировая революция и весь этот Ваш коммунизм. Сдулся Ваш хваленый коммунизм, товарищ Ленин! Все, спета Ваша песенка! Это как Борбачев, пытался в девяносто шестом году на выборы заявиться, теперь опять Вы! Ну что Вам не сиделось на месте? Ну зачем ворошить прошлое, тем более такое кровавое прошлое! Мы помним, каким путем Вы пришли к власти! Мы знаем, как Вы ненавидите русских! И ненавидите Россию! Вы готовы погубить ее во имя тех сказок, что написал Ваш друг Карл Маркс!' Ленин слушал все эти излияния молча. Но вот дошла очередь до Подвального, которому ведущий приготовил вопросы посложнее. Например, спросил, как тот планирует договариваться с 'Российским Единством', имеющим большинство в Государственной Думе, а также 'есть ли в Вашей программе что-либо кроме популизма?' Ответы Подвального встречали резкий протест Сергеева, Шилоновского и ведущего, поэтому Ленин тоже не удержался и присоединился к ним. Впрочем, Подвальный не слишком смутился, по нему было видно, что это человек довольно упертый, а к тому же прекрасно понимавший, чего ему ждать. Рассказывал он вновь о коррупции, о тех огромных суммах, исчезающих из бюджета, а виновными всякий раз оказывались люди из команды Тупина. Шилоновский и ведущий, хотя и тоже коррупционеров недолюбливали, упрекали Подвального в дешевом популизме, а Ленин обвинил в националистической демагогии. В свою очередь присутствие Ленина Подвальный назвал клоунадой, попыткой придать этим выборам эффект шоу, тем самым повысив к ним интерес.
Далее на вопросы отвечал Ленин. Ведущий пытался столкнуть его на опасные идеи. 'А не устроите ли Вы революцию, если результаты выборов не удовлетворят? И разгоните ли Вы Парламент, как в свое время Учредительное Собрание?' 'Не отпустите ли кавказские республики, отталкиваясь от ваших суждений о праве наций на самоопределение?' - интересовался он. Ленин ответил, что первый вопрос не по адресу, революции устраивают массы, а вожди координируют их. Тут взорвался Шилоновский, заявив, что Ленин вождь самопровозглашенный и недостойный этого эпитета. 'Ильич, сейчас Вам уже никто не поверит! Вам напомнить, как Вы обманули народ сто лет назад? Вы погрязли во лжи, и не Вы один, все вы, большевики, негодяи; не захватив власть, Вы уже начали беспардонно лгать - когда Временное Правительство еще сидело в Смольном, Вы уже кричали, что оно низложено, приходили с обещанием созвать Учредительное собрание, и так далее, и так далее! Вы все по локоть в крови!' - на этом моменте ведущему удалось, наконец, прервать разгорячившегося Шилоновского. Подвальный зачем-то спросил, отменит ли тот частную собственность. Ильич ответил, что да, отменит, а необходимости в нэпоподобной экономике он в настоящий момент не видит, но готов использовать ее как переходный этап. По залу прокатился ропот. Отвечая на второй вопрос, Ленин отметил, что зависеть все будет от самой Государственной думы. 'Ишь ты! Не выйдет! Не разгонишь! Не дадим! Мы тебе самому импичмент вперед объявим!' - продолжал орать Шилоновский. Начался всеобщий гвалт, и ведущий, уставший примирять, провозгласил рекламную паузу. Вопрос про кавказские республики остался без ответа.
Антон вздохнул, щелкнул пультом и отправился на кухню пить чай. Мысли его были путаные. Уже который подряд избирательный цикл он встречал с нетвердой надеждой выделить фаворита и стоять за него горой, читал листовки и транспаранты, не ленился и добывал в интернете уставы партий, читал программы и внимательно анализировал предлагаемые кандидатами экономические меры. И всякий раз, чем ближе были выборы, тем большее отчаяние охватывало его и без того склонную к мнительности натуру. Ему никак не хотелось отдать свой голос просто потому, что так надо было сделать, но и не прийти на выборы он не мог. Смотря на дебаты, скользкое ощущение того, что все кандидаты только и делают, что пытаются отвратить от себя потенциального избирателя, ощущалось все сильнее и сильнее. И впрямь, ничего не оставалось, как довериться мудрому лидеру Тупину, отсутствующему на дебатах по причине важных государственных дел. Чайник с бульканьем закипел, и Антон налил себе в чашку кипяток. 'Против всех...', - неслось в его голове. Выпив чаю, он оделся и отправился на улицу, чтобы выкинуть пакет с мусором. У контейнеров стояла, прижавшись друг к другу, парочка киргизов и сладко целовалась. Антон взглянул на них с удивлением: в сумрачном дворе никого не было, к тому же ударили традиционные февральские морозы. Однако влюбленных гастарбайтеров, холод, по всей видимости, не пугал. 'А что им? - думал Антон, - как их жизнь может изменится? Придет к власти какой-нибудь националист? Не сейчас, нет, но ведь придет! Но и им есть чем ответить! Это сейчас он мило водит рукой по ее попе, но если у него в руке будет оружие, а рядом будут братья по вере?'
'Представляете, наша Оксана-то, свалила заграницу! Как низко, как непатриотично!' - кипятилась Арина Кузина, рассказывая девочкам, собравшимся вокруг нее, едва только прозвучало слово 'Оксана'. Даша осталась стоять одна, хотя и отчетливо услышала имя. Она вспомнила, что не видела Оксану в институте давно. 'Когда она была в последний раз? Трудно сказать. На экзаменах она точно была, в феврале, когда началось полугодие, она вроде появлялась на первых семинарах... Или это воспоминания с сентября налезают?' - соображала про себя Даша.
