Но все надежды пали прахом, когда Михаил неожиданно сам занялся миссионерством. Уже и трудно вспомнить, как разговор упал на тему религии, но только Антон обрадовался и полез в свой словесный мешок за драгоценными аргументами, как Михаил уже выложил на стол весь свой товар.
- Друг мой, ты не видишь простой вещи. В чем революционность христианства? Оно разрушает замкнутый круг ответа злом на зло, призывая любить творящего зло. Пока мы ему отвечаем, зло формируется заново; пусть даже не среди нас двоих, истца-ответчика.
- Но это разговор об идеальных людях, опять же. И ты еще не веришь в коммунизм, ага. А песенка все о том же.
- Я тебе скажу больше, если вера, пусть самая глупая и наивная, помогает людям жить, так что ж с того? Пусть верят! Не так много нравственных ориентиров, в которых можно быть полностью уверенными. И люди верят, и получают ответы.
- Они просто не могут понять, зачем живут, поэтому придумывают себе какое-то 'спасение души'.
- Эта вера, так или иначе, дает им смысл. А твоя вера? Дает тебе смысл? К чему эти попытки серьезного анализа вопросов... Которые непостижимы, не примешивай сюда науку. Наука изучает одно, при помощи рационального познания, религия изучает совсем другое и при помощи познания чувственного. Все эти мысли идут от гордости, от ощущения себя как человека высшего ранга.
- Ну уж с этим я категорически не могу согласиться, - горделиво заметил Антон. - Человек самолюбив как вид сам по себе. Более того, сентенция 'Я раб божий' разве не является примером человеческого самолюбия? Мы выше всего, есть только одна сущность, мирообразующая, выше нас, примысливаемая нами именно как раз, чтобы подняться таким образом над миром. Вы верите, что он вседержитель, выше всего сущего, но допускаете ли существование надбога? Если ваш творец, допустим, творец только Солнечной системы? А Христос - царь на Земле? А пред высшим межгалактическим начальством ваш боженька отчитывается о том, как правит? И наверное, юлит и семенит, пытаясь выслужится! Ха, а может, даже их назначают! Угодья дают за верную службу! Что капитализм, что религия - ложь и вождение за нос везде одинаковое!
- Опять ты все превращаешь в абсурд, капитализм и религия являются естественно сложившимися институтами, облегчающими жизнь человеку, соответственно в экономической и духовной сферах, - подвел итог Михаил, на чем их разговор и закончился.
Восстановление здоровья у Егора шло своим чередом. Каждый день, пока он лежал в больнице, мать носила ему вкусняшки, бульон и котлеты, отпрашиваясь с работы или лишая себя просмотра телевизора в выходной день. Целебный укол в ягодицы снимал боль, и Егор вполне себе освоился, проходя новые уровни игр на принесенном ноутбуке, переделав управление в пользовательском режиме таким образом, что можно было вести его одной рукой без особой потери качества. Работа, изрядно надоевшая в последнее время, отодвинулась, и настроение у Егора было в целом приподнятым. Новогоднюю ночь они отметили с соседями по палате, одному из которых жена пронесла каким-то образом бутылку ароматного снадобья. Егор в тот момент абсолютно забыл о своем пренебрежении к алкоголю и употребил вместе со всеми: грусть немного сползла, несмотря на то, что за окнами хлопали салюты, доносились радостные крики, а он лежал в замкнутом месте.
Настал день выписки, и он с большим воодушевлением возвратился в стены родного дома, где также продолжил открывать новые уровни в играх, пользуясь больничным. Также, помимо видео с девушками, он с огромным интересом смотрел обзоры на игры. Больничный лист закончился, и Егор с огромной неохотой выбрался на работу, где был встречен тонной полуиздевок про удачно встреченный Новый год, а также подколов в духе 'Береги, Сеня, руку'. Наконец, настал день, когда он направился в поликлинику на завершающий рентген, который должен был зафиксировать окончательное сращение кости.
Егор месил ногами слякоть, скользя на обледеневших лужицах, не боясь упасть. Что и говорить, мать была права, дворники не везде справлялись с работой (и он вспоминал всякий раз об этом, когда начинал обвинять себя за неловкость и нетрезвость), но чем ближе он подходил к поликлинике, тем чище становилось вокруг. Задержавшись у входа и, улыбнувшись, пропустив трех бабушек, он зашел в здание, гулко отряхивая ноги. Выяснилось, что рентгеновский кабинет в поликлинике временно не работает, поэтому необходимо пройти в здание больницы, находившееся чуть в глубине. Обматерив про себя женщину в окошке регистратуры, он почапал в направлении приемного покоя. У окошка регистратуры при этом чуть не разгорелась драка. Мужчина средних лет, не выдержав стояния в очереди, вспылил, начав стучать в это самое окно. На замечание, донесшееся оттуда он ответил угрозой тотального уничтожения оборудования 'вашей гребанной поликлиники'. Вскоре появился суровый мужик в форме, но дебошир не испугался. 'А ты что пришел? Ты кто здесь? У меня жена беременная! Мы стоим в очереди полтора часа из-за одной бумажки! Свиньи!'
Егору было слегка любопытно посмотреть на назревающее побоище, но бумажку таки выдали, охранник ушел, и конфликт постепенно сник. 'Это Россия, чувак', - думалось Егору, шедшему уже по столь знакомой внутренней территории больницы. Дорожка была скользкой. Охранник на входе осмотрел его суровым взглядом. 'Куда?' 'На рентген'. Чоповец кивнул, и Егор стал надевать бахилы. 'Так любой человек может так ответить! В чем тогда суть охраны?' - размышлял он про себя.
В коридоре стояли носилки, на которых лежал человек и обреченно смотрел в потолок. Егор с интересом рассматривал пациента. Трижды он наводил на него глаза, и всякий раз тот не мигая упорно глядел в одну и ту же точку. 'Может это и не обреченность, почему я так подумал? Может он что-то разглядывает?' Но тут на миг Егору показалось, что мужчина искоса поглядывает на него, едва он перекинул свой взор, как пациент вновь поднял глаза на потолок. 'Хитрый прищур или мне так кажется? Впрочем, вздор все это и мираж'. Дойдя до нужного кабинета, Егор собрался с силами и занял очередь. Да, это всегда было для него проблемой. Казалось бы, простой вопрос 'Кто последний?' сеял в нем сильнейшую панику. В более раннем возрасте, он, бывало, стеснялся спросить и сидел молча, пропуская свою очередь многократно, пока не находилась какая-нибудь сердобольная старушка: 'Мальчик, а ты в этот кабинет?' 'Да...' 'Так ты сидел тут еще до меня? Почему не проходишь?' 'Ну... Меня не зовут...' 'Проходи, проходи, милок, а то целый день тут просидишь'. Сейчас Егору хватило сил вопрос задать и он пытался составить себе зрительный образ теперь уже предпоследнего, чтобы он не вылетел из головы, что частенько за ним водилось. Меж тем из кабинета вывезли еще одного мужчину на каталке. Тот был почти раздет, в одних шортах и маечке, несмотря на холод на улице. Сестра оставила его в холле, а сама удалилась в кабинет. Первое время он лежал молча, однако в периодически открывающуюся дверь налетал холод и пациент ежился. На ногах его были видны следы запекшейся крови, а на руке была кое-как нацеплена свежая повязка. Очевидно, травму он получил сегодня. Он начал стонать от боли. Вначале он стонал тихо, так, что если бы кто и услышал, можно было изобразить как случайный скрип каталки. Но потихоньку мужчина смелел и стонал все громче. 'Доктора', - прошептал он. Пациенты сидели в холле и смотрели на него с удивлением. По коридору проходила женщина врач, и изнывающий от боли обратился к ней. 'Что Вам надо?', - сквозь зубы бросила она. 'Госпитализируйте меня', - промычал мужчина. 'Да щас!' - самодовольно воскликнула врачиха и поспешила по своим делам. 'А мы чем можем помочь, - думал про себя Егор, - он и так в больнице, если врачи ему не могут помочь, мы тут причем? Почему я сейчас должен сидеть и мучиться от осознания своей беспомощности, что я ничем не могу помочь этому человеку? Но сейчас найдутся страдальцы, кто начнет суетиться'. Опытный глаз Егора не лгал. Одна из женщин поднялась и постучала в кабинет. Оттуда вышла врач. 'Посмотрите, мужчина уже лежит давно, жалуется, просит доктора'. Врач отмахнулась, как от назойливой мухи: 'Вы не понимаете, что рентген обрабатывается долго. Сейчас все документы подготовят, и его увезут. Вы-то что панику разводите', - и дверь с горящей над ней лампочкой 'Не входить!' закрылась. Мужчина не смог больше терпеть, привстал, и, свесив ноги с кушетки, начал ими болтать. Потом слез и, хромая, дополз босыми ногами до окна, где плюхнулся на диванчик. Тогда женщина пошла искать правды в окошке регистратуры, которое находилось в том же холле, в углу. Молоденькая девушка в окошке активно замотала головой. 'Это не к нам! А я что могу сделать?' 'Позовите врача! Видите, он уже не вытерпел и слез!' Егора вызвали. Когда он вышел, мужик все еще сидел. Пока Егор одевался, наконец, подошел санитар с креслом, усадил туда пациента, накидал ему на руки вещи и увез по коридору. В холле появился еще один больной на коляске и направился к кулеру, но безнадежно: стаканчиков не было. 'По всей больнице нет стаканов! - настоятельно крикнула ему санитарка, - Я вам принесу, если найду. Ждите'. Вышла сестра из рентгенкабинета и отдала Егору снимок. Он жадно схватил его и устремился к кабинету: по правилам поликлиники, больные, отправленные на рентген и вернувшиеся со снимками, могли пройти без очереди. Ворвавшись в кабинет врача, Егор уже предчувствовал оптимистический ответ. Тот внимательно вертел снимок под разными углами, словно он был не двухмерный. 'Да, кость в целом срослась, разве что тут вот, в этом месте, взгляните, некоторое воспаление'. Егор сделал вид, что смотрит, но на самом деле, ему уже после фразы 'срослась', не было интересно ни воспаление, ни как оно выглядит.