Вчера, кстати, он сидел за столом с двумя вышестоящими коллегами, выслушивая их жалобы о том, дескать, как нам тяжело. 'Мы выше - больше и ответственность!' Антон что-то поддакивал не в тему, вызывая гомерический хохот одного из них, чрезвычайно уверенного в себе молодого человека (он был старше Антона на каких-то пару-тройку лет). 'Да я скажу, оп-оп, ты только попробуй не сделать у меня', - громогласно показывал он свои навыки управления. 'Вот скажи он мне так - я бы принципиально не стал делать. Нет, что ни говори, единственный реальный повод для мотивации, здесь и сейчас - это финансовый. Да, доплата, проценты и что угодно. Только так. Но если ее нет, то у руководителя остается рычаг - и это взаимное доверие. Если ты что-то не сделал - ты подвел меня. Стыдно! Стоит и опуститься до уровня подчиненных, поставить себя на одну доску с ними, разделить их потребности. И ждать ответа. А как иначе? Да - вариант наорать хорош, и на многих он действует. Но я - каким бы умным и талантливым ни был, или каким бы умным и талантливым я не казался себе - я не смогу управлять, и даже научившись, буду страдать от ощущений, что кому-то мое решение будет неприятно, что оно обидит. Но не глупость ли это? Что, мы признаем, что есть мировая несправедливость, но хотим от нее откреститься, дескать, она есть везде, но только не во мне? И что это за игра? Глупость, глупость, глупые мысли!'
Совсем не так рассуждал Михаил. Он не думал о том, что 'я могу повыситься', 'мне предложат, а я еще поупираюсь, дескать, рано мне еще, не совсем компетентен, видите ли!', он просто это знал. Знал - и точка. Более того, он знал, что надо для этого делать. Да, в тайне от Антона оставались его походы в отдел персонала (тот при всей своей внимательности не замечал и не догадывался об этом), обсуждение перспектив роста, компетенций, необходимых для этого. Он никогда не намекал сам о своих перспективах, не спрашивал конкретно про себя. Он узнавал - и делал все для этого. Тогда как Антон брал проекты, которые были ему по душе, делал то, что ему нравилось, а что не нравилось - делегировал другим, Михаил брал все на себя и делал абсолютно все, аккумулируя дело вокруг себя. К разговорам о жизни он относился более спокойно. Антон, считавший Михаила умным, удивлялся - как тот может обсуждать такие несущественности. Но тому это было искренне интересно, и аргументы о том, что это, дескать, 'показушность', 'демонстрация интереса', пришлось отложить в долгий ящик. А вот разговоры о политике Михаила раздражали, поражая своей однотипной бессмысленностью. Михаил относился к действующей власти, как мы помним, с недоверием, но в первую очередь из-за экономических ограничений. Громогласные выкрики в духе 'все воруют!' он не одобрял (Антон же, скорее, иронизировал над ними, считая, что это имитация обсуждения, когда мысль высказывается под заведомое согласие собеседника и идет обоюдное кивание), считая, что у каждого есть возможность развиться, стоит только возжелать этого. Более того, даже неудачная попытка начала своего бизнеса не подкосила его взглядов. По его мнению, фразы, подобные 'в России не дают развиваться малому бизнесу' частенько можно было услышать от тех, кто ни малым, ни средним, ни тем более большим бизнесом никогда не занимался и в корне не представлял, как эта кухня устроена. Те же, кто бизнес организовать хотел - бросали все свои усилия и пытались начать вновь и вновь, невзирая на преграды. Он соглашался и с не идеальностью законодательства, и с бюрократизмом, но делал акцент именно на личном восприятии каждым человеком. В обществе Михаил не участвовал в политических дебатах со времен института, когда ему все это было действительно интересно и занимательно. 'Нужно развиваться самому, развиваешься сам - меняется и мир вокруг тебя, меняется окружение. Развиваешься сам - развиваешь мир. Что ты можешь изменить? Одними разговорами ничего не изменишь', - частенько покровительственно говорил он Антону.
Тем не менее, как бы ни считали разговоры бессмысленностью, каждый год, а точнее каждый раз в преддверии Нового года мы ведем эти разговоры: а вот бы сбылось это, вот бы сбылось то... И вот момент наступил, петух клюнул, и, взглянув на часы, каждый мог увидеть, что в старом году осталось жить считанные минуты...
Глава XIX. С новым счастьем
'Дорогие россияне! В эту праздничную ночь я очень рад обратиться к вам. Каждый раз мы отмечаем этот праздник вместе с самыми близкими людьми. Кто-то из нас встречает Новый год на службе или боевом посту. Но все мы объединены светлой надеждой на новые свершения. Новый год - душевный праздник, который напоминает нам о беззаботном детстве. В эту новогоднюю ночь я хочу пожелать...'
'Ох ты ж елки-палки, каждый год одно и то же...' - вздохнул Антон и щелкнул кнопкой пульта. Тупин молча продолжал открывать рот на экране. Антон задумался.
'А чего я жду в этом новом году? Не от Тупина, с ним все ясно, и ровно через двенадцать месяцев мы так же будем вместе, а от себя самого? Да - нужны конкретные планы. Помнится, сильно прогорел я в крайний раз с общими фразами. Все сбылось - но как же криво! Поэтому мечтать нужно о конкретике. Например - 'найти девушку'. Это глупость. Глупейшая мечта, хоть и так красивая. Хорошо, хоть не завести, что можно интерпретировать в четырех смыслах. Но ведь мы знаем, что как найдешь, так же и потеряешь. Все очень быстро. 'Встретить интересного и достойного человека?' Так звучит симпатичнее - но что значит достойность? Я всех опускаю в недостойные, но кто я? Чем я достоин для тех, кого сам найду достойными? Лучше использовать слово 'подходящий'. Да, тут нет деления на достойных и недостойных, а люди просто подходят друг другу. Вот. Это другое дело. О таком можно и помечтать. Но где есть подходящие, там сразу же рождаются не подходящие, проклятая диалектика, и сколько ни пытался я описать такую подходящую, всякий раз вырисовывались не существующие в природе образы'.
Тупин исчез с экрана, и на нем появились куранты. Антон включил звук и поднял бокал с соком. Куранты пробили двенадцать раз, заиграл гимн. Антон полушепотом подпел, больше округляя рот в такт словам, после чего оделся и вышел из дому. Проведя несколько томительных часов в семейном кругу, он жаждал свободы. Слова Тупина о внимании к близким явно проскользнули мимо его сердца, он считал, что внимания последним было им уделено достаточно. Антон прочитал новость о том, что вокруг центра города поезда будут курсировать всю ночь, и направился в сторону ближайшей станции пешком - до нее было километров восемь. Но подобные расстояния были для него игрушечными, он преодолевал их, не замечая. На улице и в поезде было многолюдно. Незнакомые люди поздравляли друг друга, и Антону тоже приходилось кивать, отвечая на их приветствия и пожелания. Небо освещалось салютами, отовсюду неслись пьяные крики, песни. Но Антон словно не замечал ничего этого; он шел, словно окутанный некой оболочкой, отделяющей его от всего остального отмечающего мира. Антон все больше уходил в свои мысли, пытаясь систематизировать основные события ушедшего года. Ему приходилось вытягивать их из своего подсознания, но не по причине плохой памяти, а потому что большую их часть он считал незначительными. Устройство на работу, было, пожалуй, основным событием в этом ряду, но о нем Антон вспомнил в последнюю очередь. Непонятно почему, но особой благодарности к Михаилу он не испытывал. Деньги пылились на зарплатной карточке, поэтому изменение уровня зарплаты, возросшей с тех пор, когда он тыркался по различным местам самостоятельно, оставалось для его жизни незамеченным, возросло разве что чувство собственного превосходства над окружающими и желание проповедовать им свое существование как пример правильной жизни. Он предполагал, что когда-то эти суммы превратятся в нечто материальное, например, автомобиль, но его покупка требовала сложнейшего экспертного выбора, последующего ухода и предшествующего получения прав, а Антону было категорически лень заниматься всем вышеперечисленным.
