Поднять ее до себя? Но какъ это сдѣлать? Вѣдь не можетъ же онъ изъ женщины сдѣлать ее мужчиной; онъ не можетъ освободить ее отъ непреодолимыхъ инстинктовъ, вложенныхъ въ нее ея поломъ: онъ не можетъ передать ей ни своего воспитанія, продолжавшагося тридцать лѣтъ, пи развитія, доставшагося ему, ни опыта, ни пріобрѣтенныхъ имъ знаній.

Значитъ, ему надо опуститься до нея? Но одна мысль о возможности этого уже мучила его, какъ самое тяжелое изъ всѣхъ несчастій, какія только можно себѣ представить. Это значитъ — начинать все сначала, что, конечно, невозможно. Ему остается только раздвоить свою личность, расколоть себя надвое, создать въ себѣ личность, ей близкую и понятную; играть роль влюбленнаго, превозносить ее за ея отсталость, брать на себя ту роль, какую ей захочется ему навязать. И въ то же время въ тишинѣ жить другою жизнью для одного себя; однимъ глазомъ спать, а другимъ бодрствовать.

Онъ взошелъ на гору, самъ того не замѣтивъ. Внизу виденъ былъ свѣтъ, раздавались дикіе крики тріумфа надъ побѣжденнымъ врагомъ, который хотѣлъ избавить отъ нищеты ихъ дѣтей и внуковъ, хотѣлъ сберечь ихъ трудъ и дать имъ возможность познать новыя стороны жизни. Въ немъ снова пробудилось желаніе приручить этихъ дикарей, увидѣть этихъ жрецовъ Тора на колѣняхъ передъ бѣлымъ Христомъ, увидѣть побѣду надъ великанами свѣтлыхъ Азовъ. Варваръ долженъ пройти черезъ христіанство, какъ черезъ очистительный огонь, долженъ научиться уважать силу духа въ слабомъ тѣлѣ. Эти люди, оставшіеся здѣсь еще отъ переселенія народовъ, сначала должны пережить Средніе Вѣка, а потомъ уже перейти къ Возрожденію мысли и Революціи дѣйствія.

Здѣсь, на высшей точкѣ шхеры надо построить часовню. Ея маленькій шпицъ долженъ стать выше вахты и флагштока. Она издали будетъ привѣтствовать моряковъ, какъ напоминаніе о томъ, что... Онъ остановился и задумался. Улыбка прошла по его блѣдному лицу. Онъ нагнулся, взялъ четыре камня и обозначилъ ими прямоугольникъ съ востока на западъ, отмѣривъ тридцать шаговъ въ длину и двадцать въ ширину.

— Какой прекрасный маякъ для моряковъ, — подумалъ онъ, спускаясь съ горы и направляясь домой, чтобы лечь спать.

Инспекторъ просидѣлъ въ комнатѣ два дня за непрерывной работой. На третій день, утромъ, выйдя погулять, онъ на берегу наткнулся на совѣтницу. у нея былъ очень печальный видъ. Инспекторъ освѣдомился о здоровьѣ ея дочери и узналъ, что она не совсѣмъ здорова.

— Это отъ недостатка въ развлеченіяхъ, — сказалъ онъ наугадъ.

— Да что же здѣсь дѣлать въ глуши? — озабоченно спросила мать.

— Можно выѣзжать на лодкѣ въ море, ловить рыбу, кататься съ парусомъ, и вообще слѣдуетъ больше двигаться, — говорилъ онъ безъ всякой задней мысли.

— Да, конечно, — согласилась мать, — но вѣдь не можетъ же моя бѣдная Марія ѣздить одна.

На это могъ быть только одинъ отвѣтъ, и онъ сказалъ:

— Если вы ничего не имѣете противъ моего общества, то я всегда къ вашимъ услугамъ.

Мать поблагодарила инспектора за его любезное предложеніе и заявила, что она тотчасъ же скажетъ Маріи, чтобы она одѣвалась.

Инспекторъ тѣмъ временемъ спустился къ пристани за лодкой. Идя, онъ сталъ замедлять шаги. Ему казалось, будто какой-то грузъ увлекаетъ его внизъ по склону сильнѣе, чѣмъ онъ этого хотѣлъ, будто какая-то внѣшняя сила толкаетъ его впередъ съ такой быстротой, что онъ едва можетъ прійти въ себя и не имѣетъ силы противиться ей, несмотря на все свое желаніе.

Было уже поздно разсуждать, и онъ отдался судьбѣ, сознавая, что пока онъ все-таки еще можетъ держать руль въ своихъ рукахъ и направлять ладью по своей волѣ.

Онъ поставилъ мачту, вставилъ руль, отпустилъ причалъ, приготовившись снять его совсѣмъ. На берегу показались мать и дочь. На дѣвушкѣ было голубое платье съ бѣлой отдѣлкой и синяя шотландская шапочка, которая къ пей очень шла и придавала ея лицу чуть задорное мальчишеское выраженіе, совсѣмъ не похожее на то ангельское выраженіе, которое было у нея нѣсколько дней тому назадъ.

Поздоровавшись, инспекторъ спросилъ у дѣвушки, какъ ея здоровье, и предложилъ дамамъ руку, чтобы усадить въ лодку. Дѣвушка оперлась на его руку, однимъ прыжкомъ вскочила въ лодку и помѣстилась у руля. Инспекторъ предложилъ и матери войти, но совѣтница отказалась ѣхать, заявивъ, что ей надо готовить обѣдъ.

Это было настолько неожиданно, что инспектору даже захотѣлось оказать сопротивленіе этой нѣжной силѣ, увлекавшей его противъ его воли, и лишь боязнь показаться неучтивымъ удержала его. Выразивъ въ немногихъ словахъ сожалѣніе, что ему не придется быть въ пріятномъ обществѣ совѣтницы, онъ отвязалъ причалъ, указалъ фрекенъ Маріи на руль, далъ ей въ руки гротъ-шкотъ и поднялъ парусъ.

— Я не умѣю править, — вскричала дѣвушка. — Я никогда въ жизни не бралась за руль.

— И не нужно вовсе умѣнья. Дѣлайте только то, что я вамъ буду говорить, и вы сразу научитесь, — отвѣтилъ Боргъ, садясь противъ дѣвушки и помогая ей управлять лодкой.

Подъ легкимъ боковымъ вѣтромъ лодка, тихо скользя, стала выходить изъ бухты.

Боргъ держалъ фокъ-шкотъ и сначала дѣлалъ указанія дѣвушкѣ, время отъ времени беря ее за руку, и съ силой удерживалъ руль противъ вѣтра, пока они не вшили, наконецъ, въ открытое море по направленію къ другимъ шхерамъ.

Чувство отвѣтственности, напряженная работа, ощущеніе власти надъ судномъ, несущемъ на себѣ двѣ жизни, разбудили дремавшія силы въ мягкой фигурѣ женщины; въ ея глазахъ, внимательно слѣдившихъ за положеніемъ паруса, засвѣтилась отвага и бодрая увѣренность отъ ощущенія, что лодка повинуется малѣйшему движенію ея руки.

Иногда она ошибалась. Тогда Боргъ мягко указывалъ на это, поощрительно хвалилъ ея вниманіе и старался устранять неловкость, избѣгая подчеркивать ея ошибки.

Она сіяла отъ счастья, говорила о своемъ прошломъ, о своихъ тридцати четырехъ годахъ; она думала, что ея жизнь и жизнерадостность уже минули; а теперь она чувствуетъ себя помолодѣвшей; она всегда мечтала о дѣятельной жизни, о настоящемъ мужскомъ трудѣ, она хочетъ посвятить всѣ силы на служеніе человѣчеству, ближнимъ. Она знаетъ, конечно, что она, какъ всякая женщина, парія...

Боргъ слушалъ всѣ эти давно ему извѣстныя слова, эти формулы нелѣпаго стремленія уравнять то, что сама природа съ умысломъ сдѣлала неравнымъ для экономіи человѣческаго труда. Однако, теперь возражать не приходилось. Онъ оставлялъ за собой роль благодарнаго слушателя, представляя вѣтру подхватывать и уносить ея болѣзненныя измышленія. Онъ не взялся за скальпель, чтобы тотчасъ вскрыть вою путаницу ея безпорядочныхъ мыслей, — онъ просто дѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ противорѣчій. Накопляя впечатлѣнія, вызываемыя сознательно имъ же самимъ, Боргъ хотѣлъ использовать пряжу этого давно знакомаго запутаннаго клубка, какъ основу для новаго богатаго узора.

Ему тотчасъ пришелъ въ голову планъ, воспользовавшись развертывавшимися передъ ними картинами природы, заставить ее помимо ея воли пережить впечатлѣнія, которыя для нея будутъ казаться приходящими извнѣ. Этимъ путемъ онъ надѣялся оплести тайной сѣтью ея душу и настроить струны ея души въ униссонъ со своими. Движеніемъ головы онъ велѣлъ ей пустить лодку но вѣтру, самъ отпустилъ шкотъ, и лодка стала быстро уходить въ открытое море. Широкій горизонтъ, безконечная даль безъ единаго клочка земли, казалось, бросала отблескъ на прекрасное лицо дѣвушки; мелкія черты какъ будто сдѣлались крупнѣе едва замѣтныя морщинки разгладились, и весь ея обликъ говорилъ объ освобожденіи отъ всякихъ повседневныхъ заботъ и мелочныхъ мыслей. Взоръ, охватывавшій столь значительную часть земной поверхности, казался серьезнымъ: мелкая личность выростала и чувствовала свою силу. Подступавшіе валы медленно и мѣрно подымали и опускали лодку, и Боргъ видѣлъ, что восторгъ дѣвушки смѣшивался со страхомъ, который она пыталась преодолѣть.

Замѣтивъ, что величественная картина дѣлаетъ свое дѣло, Боргъ рѣшилъ дать текстъ этой музыкѣ чувствъ и вывести пробуждающуюся мысль дѣвушки на широкую дорогу. Онъ хотѣлъ снять кожицу съ разбухшаго сѣмени и дать свободу зародышу.