Елена Петровна, интересуясь мной, приехала ко мне в гараж посмотреть, как я живу и работаю. Её это ужаснуло. Увидев, Она поверила в материализуемость моей мечты скоро уехать на учёбу в Германию на несколько лет. И сидя в моей "комнате" в кресле Она заплакала:

- Как же так? Всю жизнь прожила, чтобы встретить, наконец, тебя, единственного и самого лучшего для меня, идеально подходящего мне, как тут же выясняется, что ты должен скоро меня покинуть! За что же мне такое?..

Мне было больно осознавать то же самое, что и Она. Как же так? Но не отказываться же мне от своих замыслов? Ведь как мне быть иначе? Что я смогу дать любимой Женщине? Ведь я - чистый потенциал, у которого всё впереди, а сейчас я пока никто. Пока. Ноль! Я это осознавал. Но всё равно любил. Желая дать всё своей Женщине в будущем. И какой же умной была Она, что поверила в мой потенциал. Или дурой. Но рядом с Ней я чувствовал себя десяткой. Без Неё - нулём. А рядом с Её единицей - целой десяткой. Её величина возвеличивала меня. С Ней рядом я чувствовал себя Человеком. И, наверное, можно сказать, что Ей импонировала моя окрылённость Ею, что у меня выросли крылья от любви к Ней. Ну а если я был с крыльями, то и Ей для совместного танца наших душ требовались крылья. И они у Неё появились. Она стала бабочкой. А я мотыльком. И мы летали, летали и улетали...

А переехать я к Елене Петровне не мог. Во-первых, Она не хотела шокировать моим появлением в Её жизни своего любимого сына. То есть для моего знакомства с ним требовался подходящий случай. И он намечался только на конец ноября, когда будет Её день рождения. А во-вторых, моему съезду с гаража к Ней мешал вот какой фактор: Её любимая кошка. У меня на неё была аллергия, и вторую ночь, подряд проведённую мной у любимой Женщины, портило мне кошачье присутствие, сам кошачий дух был для меня переносим со скрипом: я задыхался, кашлял и терял ощущение комфорта в Её доме. Но не избавляться же Ей от кошки, к которой Она привязалась (кошка четырёхлетняя), из-за того, что у меня неё аллергия, я ведь скоро должен буду уехать в Германию на учёбу - Она в это верила-и вопрос о присутствии кошки в Её доме можно будет серьёзно ставить лишь по моём возвращении из Бундеса, то есть через несколько лет. Поэтому сейчас на повестку дня мой переезд к Ней ни мной, ни Ею не ставился. Поэтому совет "Лёша, - нашёл- бы-ты-какую-нибудь-бабу!" с поправками: "женщину", и не "какую-нибудь" не действовал. А ведь как было бы просто мне после переезда к Ней устроиться на любую, хоть тяжёлую и непрестижную, работу ради денег! О деньгах. К концу сентября - началу октября мой запас денег от работы в строительной компании закончился. А за сентябрь в гараже я получил всего 2 тысячи. Живи как хочешь.

В октябре я съездил в Купчино к матери, чтобы перевезти от неё к Елене Петровне домой мой компьютер. Когда я его паковал, мать сказала:

- Вот попомни мои слова: в конце концов за компьютером будет сидеть не знакомый тебе сейчас мальчик.

Кого она имела в виду, она, естественно, сама не знала, я же подумал: "Не о сыне ли Елены Петровны догадывается моя мать, ведь я пока его не знаю? Если о сыне, то это не страшно, пусть он сидит, я этого хочу, а если о ком-то другом, то это действительно нехорошее предсказание". Дело в том, что компьютер в дом Елены Петровны я перетаскивал не столько для себя, сколько для Её сына, ведь мне Она жаловалась, что Её сын в последнее время стал с меньшей охотой приезжать к Ней на выходные и старался порой остаться дома у своего отца, так как у них дома был компьютер, и отец позволял сыну играть на нём и лазать по Интернету только по выходным, присматривая за тем, чтобы сын по будням только учился. Поэтому сын стал предпочитать компьютер общению с матерью. Чтобы устранить причину неприезда по выходным сына к Елене Петровне, я и перевёз компьютер к Ней. Заодно, но не в смысле за один раз (я же стал перевозить свои вещи на общественном транспорте, включая громоздкий, а не плоский, монитор, на тележке на колёсиках), а за несколько поездок я перевёз к Елене Петровне от сестры Полины из Улиной комнаты такие ненавистные Полине коробки с моими книгами по немецкому языку и коллекцией игральных карт, которые так надоели Полине в её квартире. Я считал, что спасаю свои вещи от их утраты мной. Вот такое было отношение к моим вещам со стороны сестры. После презентации Елене Петровне моей коллекции игральных карт я их вместе с книгами по немецкому языку закинул у Неё дома на антресоли.

А мои любовные дела с Еленой Петровной пусть остаются в тайне. Хотя, признаюсь, что из-за моего безденежья особо и не о чем было бы рассказывать, если бы я не решил всё сохранить в тайне. Деньги за работу в гараже за сентябрь быстро кончились, а мои надежды на увеличение числа грязных машин в гараже не оправдались: начальник гаража Зайцев почти перестал привлекать меня к мытью машин. И вот оно случилось. В октябре. Я совсем без денег. В гараже. И кончилась моя рабочая смена в гараже, а мне даже поехать к Елене Петровне не на что. И я остался в гараже. В закутке. А Зайцев, сам заступивший на смену в гараже, сидит в передней, главной, комнате. Вызывает меня к себе. Я сажусь перед ним в кресло. И начал он пересказывать вчерашние новости из телевизора и давать свой комментарий к ним. С позиции сталиниста. Я вынужден слушать, ведь он вечно требует моих "да" и "нет". И продолжается эта политинформация час. Полтора. А его всё прёт. Прёт и прёт разглагольствовать на темы вчерашних новостей. А мне что оставалось делать? Встать, и уйти в свой закуток, и завалиться там спать, сказав Зайцеву, что мне надоело его слушать? Или без денег покинуть гараж на энное количество часов? Но мне хотелось есть, и поэтому я продолжал слушать просталинский комментарий-бред Зайцева в надежде дождаться подходящего момента типа паузы в его словоизлиянии для высказывания своей крайней нужды в деньгах, настолько крайней, что дальше некуда: всё - действительно край! А его всё прёт и прёт. Наконец, наверное, когда Зайцев высказался по полной программе, то есть когда ему уже больше нечего было комментировать, он спросил меня свысока:

- Чего сидишь? Денег, что ли нету? - Зайцев как в воду глядел.

- Нет.

- Ну на, вот тебе, - Зайцев протягивает мне бумажку в 50 рублей. - Сходи купи чего-нибудь поесть. - Сказал он как приказал.

Я взял деньгу и прямо в том виде, как был, то есть в тапочках, вышел из гаража и зашёл в соседнюю дверь, входную от универсамчика. Вернувшись из магазина с продуктами на 45 рублей и пачкой "Беломора" за 5, я услышал от Зайцева:

- Ну тогда сиди дальше, а я пойду.

И прежде чем уйти, он не забыл записать в своей тетрадке выданную мне сумму - 50 рублей. И Зайцев ушёл. А я остался дежурить вторые сутки подряд.

Так я подсел на пятидесятирублёвые подачки-авансы, выданные мне вперёд в счёт будущей зарплаты полтинники, ибо на следующее утро ситуация повторилась в точности. И на следующее. Через несколько суток я сэкономил 20 рублей на 2 жетона метро, чтобы съездить к любимой Женщине. Она меня накормила и спать рядом с собой уложила. Поскольку я не мог что-либо важное для нас обоих хранить от Неё в тайне, то я рассказал Ей, что я оказался на мели. Совет Её попробовать мне поискать ещё работу, совместимую с работой в гараже, казался вполне естественным, но трудно реализуемым, если не сказать нереальным. А признать собственную несостоятельность - "опуститься" до "чёрной работы" типа кондуктора на городском общественном транспорте или дворника я не мог. Хотя бы потому, что у меня такая Женщина как юрист, то есть с вполне приличным социальным статусом. Да и не для того я продавал свою комнату и столько терпел в связи с её продажей, чтобы пойти в кондукторы или дворники. Нет уж, лучше сдохну "чистым потенциалом", чем пойду работать на подлую работу. А работа кондуктором или дворником в России наших дней мной воспринималась именно как чёрная, грязная, подлая.