- Куда пойдём?-спросила Она.
- Парк большой. Я предлагаю провести Вас по памяти тем маршрутом, как я однажды уже гулял. У меня в памяти осталась прогулка с матерью. В моей голове встают яркие картины тех мест, где мы с ней проходили. Я часто вспоминаю ту первую и предпоследнюю свою прогулку с ней, ведь всё пережитое в юные годы человеку кажется прекрасным. Правда, погода тогда была солнечная, но сейчас есть Вы, Елена Петровна, и солнца не надо - с Вами и так светло.
- Ну, ведите.
И мы пошли. Разговаривали друг с другом только на Вы. Я-то, понятно: из уважения к Её возрасту, Она же, наверное, для соблюдения между нами дистанции. Но, как выяснилось, нас сближала Alma mater: мы оба учились в Санкт-Петербургском государственном университете на юридическом факультете. Она его закончила и работала теперь юристом на кондитерской фабрике. О себе я не говорил, что я простой сторож. Я рассказал Ей о своём недавнем участии в строительстве завода. Отчёта о том, о чём мы ещё вели непринуждённую беседу во время прогулки, я предоставлять не буду. Для дальнейшего повествования важно отметить, что я в разговоре с Еленой Петровной упомянул о своей любви к классической музыке и о привычке дарить подписанные оригинальные открытки, оригинально подписанные.Про открытки я вспомнил, вспомнив про Маргариту, убитую прямо на работе в магазине. Приходя в магазин что-нибудь купить, при расплате у кассы я ей вместе с деньгами клал какую-нибудь открытку с написанными словами, которые я не мог произнести на весь магазин в связи с многолюдностью. С ней я так и не успел погулять в Павловском парке... Были и другие случаи, когда я дарил оригинальные открытки, когда хотелось купить открытку из-за того, что она такая привлекательная-оригинальная - в последнее время таких открыток появилось много - а купив и полюбовавшись произведением полиграфии, мне всегда хотелось подписать и подарить его кому-либо обычно это были девушки).
За руку во время прогулки я взял Елену Петровну всего тройку раз, чтобы помочь Ей перешагнуть канаву, лужу, и чтобы Она не упала с закружившейся головой с центрального пня, на который я посоветовал Ей забраться и посмотреть на небо в кругу берёз в центре района парка под названием Белая берёза. Да, да, представьте себе, мы добрались во время прогулки до столь удалённого уголка парка! Я сам всегда, когда доходил до этого места парка, становился на этот берёзовый пень, поднимал свой взгляд в участок неба, окружённый берёзами и стоял так, пока не потеряю равновесия с закружившейся головой. Это был своего рода аттракцион для меня - встать на этот пень и посмотреть на небо. Причём я почему-то вспоминал князя Андрея, смотревшего на небо. Также я смотрел задумавшись на одиночные дубы с раскидистыми ветвями. Под моим любимым дубом мы также пройдём с Еленой Петровной. Но что пересказывать, как мы гуляли с Ней? Хорошо мы гуляли, и говорили друг другу, что хорошо, что мы всё-таки выбрались сюда. Нагулявшись, в ожидании электрички на вокзале мы пили пиво. Я платил. Она уже не возражала. И как здорово, что Елена Петровна была не против выпивки вместе со мной. А то предыдущая моя женщина, Ольга, попрекала меня всякий раз, когда я при ней это делал, пил пиво. Сколько я от той выслушал! Что я мужжжик, такой же, как и все мужжжики, и т. п. Но хватит о предыдущей, когда у меня есть уже эта Женщина, Елена Петровна. Я пишу есть, потому что в моих мыслях она уже была у меня. Осталось прожить сколько-то в ожидании этого. Именно в ожидании, потому что фактически без денег сейчас я не мог Ей ничего предложить ещё из культурных мероприятий в ближайшее время. Я думал, что Ей запомнится, как нам хорошо гулялось вместе, и надеялся, что эта память стимулирует нашу новую встречу когда-нибудь в будущем. Когда именно, я не знал, потому что не мог планировать, когда же я буду платёжеспособен для похода в кино или кафе. Ведь я устроился в гараж всего на 2 тысячи в месяц. В лучшем случае с мытьём машин будет трёшка. Так что статью трат на женщин я не мог предусмотреть в своём более чем скромном бюджете. И налёт грусти присутствовал в моём самовыражении на прогулке. Мою грусть, наверное, заметила и Елена Петровна. Непонятную Ей грусть. Но как я Ей мог объяснить, что я грущу по перспективе наших с Ней отношений? Даже если это свидание с Ней будет единственным, я был Ей благодарен за то, что Она выгуляла меня, оживив во мне воспоминание о той прогулке моей с матерью, и позволила ещё полюбоваться Ею и помечтать о бытии с Ней. Мой взгляд отдыхал глядя на Неё. Так что солнце на этой прогулке с Еленой Петровной было лишним - для меня солнышком была Она. Как идеальный образ Женщины-Матери. Моей Женщины и моей Матери. Два образа слились в один. Но обо всём этом я Ей, естественно, не говорил, как и о туманности перспективы наших с Ней отношений.
Я провожаю Елену Петровну до Её станции метро. Это "Чкаловская". Только на эскалаторе, поднимающем нас наверх, я делаю следующий шаг, направленный на наше с Ней сближение: я кладу свою руку поверх Её, которую Она в свою очередь положила на движущуюся чёрную резиновую поручень эскалатора, тем самым показывая Ей, что мне от Неё нужна Она сама. И Она не одёргивает руку. И мы смотрим друг другу в глаза и молчим (я поднимался на эскалаторе спиной вперёд, лицом к Ней). Этот мой поступок выглядел особенно контрастно по отношению ко всему моему поведению во время прогулки. Но он был необходим. Для дальнейшего нашего сближения, о котором я мог только мечтать. У станции метро мы расстались, то есть до дома я Елену Петровну провожать не стал. Она посчитала это лишним. Ну и ладно! Главное, чтобы Она, поняв смысл моего прикладывания ладонью к Её руке, запомнила мою куртуазную дерзость, запомнила меня, ведь неизвестно, когда мы ещё с Ней встретимся и по какому поводу. Ах, как жаль, что, возможно, это будет не скоро! Или никогда. Мысль о никогда я гоню прочь, но она не покидает меня.
И я продолжаю работать в гараже, живя в нём. Или жить, работая. Заезжаю в Купчино к матери за моим телевизором, чтобы поставить его в закутке гаража. Сообщаю матери, что сейчас уехать в Германию на учёбу не получилось, но что теперь точно уеду весной следующего (2005) года, на что она мне говорит:
- Не хочу больше слышать это слово от тебя - "Германия"! Понял? И вообще, ты никуда не уедешь! Это говорю тебе я, твоя мать!
- Но поймите меня, мне отступать некуда, отступаться от своего плана нельзя, я ведь ничего не верну иначе. Всё будет у меня хорошо, мама! - а что мне оставалось отвечать матери?, и мне оставалось верить самому в то, что у меня всё будет хорошо, чтобы и она поверила.
А вообще, материнский скепсис ранил меня, не прибавляя мне душевных сил. Так что свидание с матерью было по атмосфере мрачным, тяжёлым. А чего стоят её упрёки, что у неё пенсия маленькая, на которую ей невозможно прожить, а я ей не помогаю - вот какой я сын после этого? Хорошо ей, что хоть Полина есть!..
Идут сентябрьские дни один за другим. Я в гараже. Работаю и живу. Живу и работаю. Выяснилось, что начальник гаража Зайцев - хам, каких свет не видывал. Этот мужик чуть ли не каждый день беспричинно повторял, что таких бездельников, как я и Дима Блюменталь, следовало бы посадить на баржу и утопить её посреди Финского залива. А вот с него, Зайцева, надо всем брать пример: какой он отличный семьянин и труженик. Кроме начальства над гаражом, где обосновался я, Зайцев успевал дежурить ещё на одной автостоянке, а также был внештатным могильщиком на кладбище, благо здоровья ему, похожему на медведя здоровяку, было не занимать. Каким-то он был тупым, этот непонятливый Зайцев, что все так не могут устроиться в жизни, как он. А он продолжал каждый день ставить себя в пример: - смотрите, какой он хороший. В общем, противно было смотреть и слушать, ведь всё это говорилось им в крайне грубой форме с матом. Посидеть-поболтать-поматериться к Зайцеву в гараж приходили его дружки, обитатели соседних домов. Кто за деньгами в долг, которых у Зайцева был целый набитый кошелёк-лопатник, кто просто так приходил к Зайцеву, и перед всеми ими Зайцев выставлял меня дураком и бездельником, каких свет не видывал, зато он, Зайцев... и пошло, и поехало: очередной рассказ Зайцева о том, где снова он умудрился урвать денег. А машины мыть он привлекал меня на помощь себе очень редко - всего лишь где-то раз в неделю, платя за помыв по 70 рублей за машину. Сколько он с помытой машины брал себе, мне неизвестно...