Мы с Романом, выпивающие, оба прилично одеты. А говорим мы с ним вот о чём. О самодержавии во главе со мной и о престолонаследии, ну и о будущей царице-императрице. Об этом я думал всё последе время. И мне необходимо было кому-либо умному выговориться. Роман Герасимов не спорил со мной и в основном соглашался с тем, что я говорю. Я сказал, что не знаю, про что будет мой первый указ как самодержца, но знаю, о чём будет мой первый закон - о престолонаследии. Согласно ему, мне, когда я умру, будет наследовать моя супруга-царица. При моей жизни она будет называться царицей. И только после моей смерти она станет императрицей, то есть повелительницей. Почему она, а не наши с ней дети? А потому, что какими бы подросшими или взрослыми ни были наши с ней дети, они всё равно ещё будут молоды и будут иметь меньше опыта в государственном управлении, чем моя спутница жизни, царица, которая будет всегда присутствовать при моём указо- и законотворчестве, при выработке моей государственной политики. Таким образом она проникнется моим духом, духом моего правления, как никто другой, будет лучшим продолжателем начатых мной дел.. А дети, уже подростки или взрослые, будут и при ней, уже ставшей императрицей, учиться управлять и проникаться духом, уже моим и её.
И в это время, когда мы с Романом говорим о таких абстрактных понятиях как самодержавие, престолонаследие, дух правления и о моей будущей царице-императрице, к нам, пьющим пиво, подходит пара конкретных девиц и предлагает нам с ними познакомиться. Ы!!! Видно, наш приличный вид и дорогое пиво в руках рекомендовали нас с хорошей стороны. Нам с Романом, обсуждавшим высокие материи, в этот момент стало смешно, и мы засмеялись. Знали бы девицы, от какого разговора они нас отвлекли! Я не знал семейного положения Романа, вроде бы какое-то кольцо было у него на руке. Скорее всего женат. Так что ему не нужно было это уличное знакомство. Мне тоже, и не только потому, что в моём случае, в тот вечер это было бесперспективно, но и потому, что я уже не мог мысленно изменить своей будущей царице-императрице, а подошедшие девицы хоть и были очень красивы, но на её роль претендовать не могли: разве может будущий Самодержец Всероссийский познакомиться с будущей царицей-императрицей при таких обстоятельствах как эти, когда я не могу точно определить, что во мне больше всего понравилось этим девицам: не дорогой ли сорт пива в наших с Романом руках? Да и первое, то есть то, что я безденежный бомж, нормальной девушке, если я ей признаюсь в этом, точно не понравится, до такой степени не понравится, что она, как только узнает об этом, сразу разорвёт со мной отношения. Мне было горько осознавать, что, вот: я и с девушкой нормальной познакомиться не могу, оттого и смех мой был ядовитый. Роман Герасимов тоже мгновенно оценил комичность ситуации, а потому засмеялся не позднее меня. То есть мы очень дружно засмеялись, что было девушкам, судя по их лицам, совсем непонятно. Всхохотнув (от глагола хохотать), мы с Романом ответили девицам вежливым отказом. Уж не знаю, за кого приняли нас эти красавицы. Может, за голубых? Ведь они же были очень хороши, эти девицы! А мы им взяли и отказали! Мы расстались с Романом, когда было ещё совсем светло, а иначе и быть не могло - время белых ночей. Я пошёл к себе на Набережную по пятой линии. Перешёл Большой проспект. Иду к набережной Лейтенанта Шмидта. В какой-то момент я заметил, что мне навстречу идёт мужик, идёт и улыбается мне широкой улыбкой. Я на всякий случай повернул голову налево-направо и назад. Ошибки быть не может - он улыбается мне. Может, он меня с кем-то перепутал? Думает, что я его знакомый? А тем временем мы всё сближаемся на встречных курсах. За несколько шагов до нашей с ним встречи мужик протягивает вперёд правую руку. На уровне груди, то есть горизонтально. Мне это кажется странным, типа: непонятно, чего он хочет? Но идиотская улыбка на его лице меня сбивала с толку. Чуть было не упёршись в меня правой рукой, при нашей встрече незнакомец взял вдруг да снял с моей груди висевшие на ней давеча найденные тёмные очки и нацепил их себе на нос. То есть я иду, думаю о том, что эти мои очки лишние для меня, ангела, потому что с ними будет явный перебор, и в это время находится человек, которому они оказались на столько нужнее, что он идёт на гоп-стоп. Да, это ограбление! С меня сняли тёмные очки, произнося с улыбкой:
- Ой, как много очков! Мне эти так нужны! Ну, как они смотрятся на мне? Ты ведь мне их подаришь?
- Нет, отдайте мне их! - отвечаю я, думая, что странный какой-то грабитель, который зарится на ломаные очки. Хотя чего тут странного? Он берёт то, что легко взять. Без спросу легко взять. С помощью обманчивой улыбки. А ведь у меня на шнурке на шее свисает на грудь моя "Нокиа", но для её отбора мужику потребовалось бы применить ко мне физическую силу-не сам же я добровольно склоню голову, чтобы он снял шнурок с висящим на нём моим мобильником.
- Тогда , давай, я тебе дам за очки 5 рублей, и будет считаться, что я их у тебя купил.
Для справочки: в то время столько стоила пачка "Беломора".
- Нет! Мало, - произнёс я, вдруг получив надежду на то, что передо мной не грабитель, а просто наглый тип, шутник, и мне удастся взять с него хотя бы денег взамен очков. А что, деньги мне нужны! Рублей триста с мужика можно содрать, коли он так хочет их заиметь законным способом, то есть посредством купли-продажи. - Триста!-произношу я.
- Много хочешь! Всё. Ладно, мне с тобой, вижу, не договориться! Иди дальше, пока не получил! Всё! Я сказал: свободен!
Угроза состоялась. Ну не буду же я с ним драться из-за найденных ломаных не нужных мне очков из мусорного ведра! Тем более я вскормлённый объедками точно не боец с этим мужиком, явно, мясоедом. Да и невредимым мне надо быть в ближайшее время , ведь телесъёмка не за горами. Думая так, я заключил: лучше мне следует проследить за этим мужиком и попытаться сдать его милиции, шанс встречи с которой был повышен, учитывая что сегодня у ментов "усиление" (увеличение количества ментов на улицах Города в связи с праздничным днём). Поэтому я пошёл вроде бы своей дорогой, но на самом деле я косился и наблюдал, куда идёт мой грабитель, а также выискивал глазами наряд милиции. И не успел грабитель скрыться из моего поля зрения, как в него, поле зрение, попадает милицейская машина "Жигули" (Странно, что "Жигули", ведь на дворе XXI век!). Я радуюсь, что имею возможность поставить точку серии грабежей моего грабителя (а я уверен, что его артистический ход с улыбкой натренирован, что я не первый пострадавший от этого грабителя). Я, ощущающий себя ангелом, и в форме ╧2, то есть в пиджаке и с кучей очков, понимаю, что только я, единственный, кто не постеснялся взять ломаные очки с урны, и которому они были в общем-то не нужны, могу наказать грабителя посредством приманки в виде этих ни на что не годных, кроме как быть приманкой, очков! То есть действительно ангел, слуга Господа Бога, инструмент в его руках, не сам наказывающий за зло, а по Его воле. И как слуга Господа, - думаю я, - я приложу усилия, чтобы посадить этого грабителя за очки.
Менты, задержав мужика-грабителя, сажают меня в "Жигули" рядом с ним. Что мне очень неприятно. Нас отвозят в отделение мелыцыи. Там я составляю заявление о грабеже, в котором оцениваю свои очки в 300 рублей. Я представить себе не мог, сколько стоили такие очки, когда были новые, а также с трудом оценил их в их нынешнем состоянии. Ну не в ноль же рублей мне их оценивать? Ведь тогда что? Получится, что горе-грабитель мне никакого материального вреда не нанёс. И ведь тогда его не посадят. Но это же неправильно! Поэтому я назвал цифру с потолка - 300 рублей.
Я ушёл из отделения мелицыи и вернулся к себе на Набережную. Утром меня будит телефонный звонок моей "Нокии". На связи мелицыя.
- Если вы хотите посадить своего грабителя, вам следует сейчас же явиться к нам в отделение. Иначе мы его отпустим.
Мне это кажется удивительным. Разве я не правильно составил заявление? А если бы я сейчас был на работе, тогда что? - тоже бросать работу и спешить к ментам? Да даже если я сплю, то что это за ерунда - поднимать меня, не выспавшегося, из-за грабителя с постели?! Но я же ангел! А это значит, что я хочу предотвратить новые грабежи этим грабителем. А менты грозятся его отпустить! Нет, я этого не допущу! Я являюсь в отделение мелицыи. До линии Васильевского острова с большим порядковым номером, где находилось ментовское отделение, пришлось идти пешком, что было неприятно, особенно после давешнего возвращения оттуда. Я пришёл, и мне сказали ждать приёма следователем в коридоре. Жду. Долго жду. Что за неуважение? Сами разбудили-позвали, а принимать не принимают? Наконец приняли. Меня то ли допрашивают, то ли составляют заново заявление с моих слов - сейчас точно не помню. Спросили, кто я, каким родом деятельности занимаюсь? Ну, не скажу же я, что я бомж! Сказал, что в данный период я свободный писатель. Пишу Книгу. Спрашивают: о чём пишу? Отвечаю: о себе, о Родине, о Боге. В общем, я писатель-патриот, - заключаю я. Менты "пробивают" меня по своей компьютерной базе. И вот что удивительное оказывается. Оказывается, что, если верить этой базе, то я в день, когда менты меня забрали с Большого Казачьего переулка, где я спал под лестницей, совершил мелкое хулиганство. Я заявляю этим ментам, что это неправда, что: да, действительно, меня в этот день задерживала мелицыя, но меня отпустили без привлечения к ответственности, что: это менты таким образом улучшают показатели своей работы. Но мне всё равно было неприятно, что эти менты указывают мне на якобы совершённое мной мелкое хулиганство, за которое меня якобы те менты задерживали: один гад напортачил в статистике и электронной базе, другие ему верят. Узнав от меня, что я писатель_патриот, менты мне предлагают:
