Лучшая комната, светлая, площадью 16,5 квадратных метров, с альковом (это типа ниши для постановки кровати) была отдана Полине. Я разместился в описанной 21квадратно-метровой комнате, то есть мы, как отдельная семья в отдельной квартире, не стали использовать её по её новому назначению, то есть как МОП. Ведь она комната как комната. Большая. И тоже с альковом. Эти две комнаты выходят в светлый двор, как и большая ванная с окном и кухня. Квартира на Сапёрном была коридорной системы, то есть двери налево и направо в комнаты. Так вот, по другую сторону коридора была комната бабушки Лизы, такая же, как и у Полины, то есть в два окна, 16,5 квадратных метров площадью и с альковом. В альковах всех трёх комнат кроме диванов-кроватей могли уместиться и шкафы. У бабушки Лизы, например, в алькове стоял "ждановский" трёхстворчатый шкаф. У Полины - двухстворчатый, а у меня в алькове - тумбочка для белья и книжная полка над ней. Но на этой полке книг стояло мало. Основное её пространство занимали пластмассовые солдатики и ёлочки от железной дороги. Четвёртая дверь с коридора на той же стороне, что и комната бабушки Лизы, ведёт в две смежные комнаты: так называемую гостиную, площадью 18 квадратных метров, и дальнюю, то есть родительскую спальню, площадью 9 квадратных метров. В этой спальне кроме полутораспальной тахты, трёхстворчатого шкафа, трельяжа стоял стол с пишущей машинкой матери. И стул перед столом. В гостиной диван, что стоял раньше на Стачек, и на котором раньше спала Полина. И мебельная стенка. И тумбочка с телевизором между двумя окнами. Полина теперь спала на широком диване, который был отдан ей бабушкой Лизой. Я спал, как и раньше, на узкой тахте. А в коридоре с коммунальных времён осталась стоять нижняя часть от буфета тёмного дерева. На ней стоял телефон. О телефонах. Отец откуда-то приносил неновые аппараты и устанавливал их во всех комнатах кроме бабушки Лизы, и на кухне на холодильнике. Придёт время, и у меня в комнате будет стоять два телефонных аппарата: один на "злом" секретере, другой будет крепиться в алькове на стену. Но звонки у всех телефонов, кроме коридорного, будут отключены. Лишь когда мать печатала на машинке, то она включала звонок у своего аппарата в спальне. Обстановку комнаты бабушки Лизы не описываю, скажу лишь в двух словах: она была меблированной.
Окна трёх комнат: гостиной, спальни и бабушки Лизы выходили в тёмный дворик на глухую стену противоположного дома на расстоянии менее десяти метров. Мы жили на третьем этаже, а эта стена возвышалась до уровня четвёртого, так что в окна была видна лишь полоска неба, и то, если подойти к самому окну и посмотреть вверх, то есть эти комнаты были тёмными. Зато было тихо в этих трёх комнатах и прохладно летом. Чего не скажешь про главный дворик. Он, как и дальний, был голым заасфальтированным. И у детворы со всего Сапёрного он пользовался популярностью для детских коллективных игр. Так что он был шумным. Но не от машин, а от голосов и смеха детворы. Машины во двор не заезжали. Из-за того, что ворота во двор были с поворотом. А мусорные баки стояли под вторыми воротами, ведущими в описанный выше глухой дворик с мрачной стеной без единого окна напротив. А коридор в квартире делал поворот на 90 градусов и состоял, таким образом, из двух длинных прямых участков, каждый из которых смотрелся самостоятельно. А ещё была прихожая, отделённая коридора дверью. Вот в такую квартиру мы переехали. А находилась она в семи-десяти минутах ходьбы (смотря как идти) от станции метро "Чернышевская". Сапёрный переулок пересекает улицу Восстания и упирается концами в улицы Маяковского и Радищева. Так что он параллелен улицам Салтыкова-Щедрина и Некрасова и находится между ними. Дом ╧6 близок к улице Маяковского. Переехав на Сапёрный, мы с Майрой почти перестали гулять, приучив её ходить в туалет в ванную комнату по команде, которую собака с удовольствием выполняла (дважды просить-командовать не приходилось). Повторяю: команду приводить не буду.
С бабушкой Лизой мы не стали вести общее кухонное хозяйство, так что она как жила в своей комнате в коммуналке, так и продолжила жить также в новоиспечённой отдельной квартире. Она продолжала выходить из своей комнаты только в места общего пользования, а в наши комнаты она не совалась.
* * * (Звёздочки ╧18)
В сентябре 1987 года мы с сестрой перешли в близлежащую школу ╧203. Я - в 10-ый, а сестра - в 8-ой классы. Для меня это была уже четвёртая по счёту школа. Для сестры - третья.
Первого сентября после одного урока, так называемого "урока мира", мой новый класс и я вместе с ним поехали в Павловск. В Павловский парк. Гулять. Был откуда-то взят профессиональный экскурсовод по Павловскому парку. Но мы его не особо слушали. Мои новые одноклассники после летней разлуки живо беседовали друг с другом, делясь своими впечатлениями от прошедшего лета. Новеньким в классе был не я один, так что я не оказался одиночкой в разбившемся на группы классе. Кроме меня новеньким был Вадик Соколов. Мы с ним и общались. В основном. Но талант нашего сопровождающего-экскурсовода был велик, так что ему удавалось всё-таки временами привлечь наше внимание к местам, которыми мы проходили. И мы все вместе оценивали красоту окружающей нас природы. Эта милая экскурсия запала мне в душу на всю жизнь.
В 10-ом классе у меня, естественно, был и урок французского языка. Так вот, "Окунь" (так называли учителя-француза Леонида Исааковича за его выпученные глаза) был философом. И как философ, он на своих уроках меня игнорировал, поняв, что по французскому я абсолютный ноль, и ставил мне автоматом пятёрки, так что я мог не тратить зря время на изучение с нуля французского языка, и "Окунь" не тратил на уроках своё время на меня, сосредоточившись на обучении остальных учеников класса, бывших ему родными, то есть таких, кто обучался у него в классе французскому языку много лет. Забегая вперёд скажу, что и на выпускном экзамене по французскому языку "Окунь" подозвал меня отвечать именно ему, так что имея ноль знаний по французскому, я получил пятёрку в аттестате!
По традиции я учебники не читал и в 10-ом классе. Даже не открывал, так как разрисовывать уже не собирался, потому что вырос. Так что в аттестате я по литературе получил законную тройку, по русскому - четвёрку, а по математике и физике - также четвёрки.
Учёба в вузах
Макаровка
Ну вот, я школу и окончил. Так и не нажив настоящих школьных друзей. Пора определяться окончательно, куда пойти учиться дальше. Конечно же, в Макаровку на судоводительский факультет. Не в Горный же. Макаровка ведь престижней. Ну и что, что в неё большой конкурс на мой факультет. Если похожу на подготовительные курсы при Макаровке, то точно поступлю, ведь отец поможет-поднатаскает меня по типовым экзаменационным заданиям что по математике, что по физике. А сочинение как-нибудь напишу, лишь бы без ошибок. А в Горный пусть идут все остальные Павловы. Кроме профессора Горного института Павлова Александра Викентьевича (моего дяди Саши), его обоих сыновей Игоря и Серёжи, тёти Надины, в нём уже отучились сын тёти Сони (сестры бабушки Тони) дядя Юра, учится моя кузина Анка, а на следующий год точно будут поступать кузина Настя и троюродная сестра Маша (внучка тёти Сони), а ещё через год - Витя (сын Игоря). Все они Павловы. Так что впору переименовывать Горный институт имени Плеханова в Горный имени Павловых. Это такая шутка. А ещё учился в Горном мой дядя Володя Малахов (мамин кузен, то есть сын бабушки Томы). В общем, я не пошёл поступать в Горный. Мне не важна была протекция дяди Саши, профессора Горного, при поступлении, так как я и так хорошо учился в школе (так я считал) и достоин поступления в более престижный вуз. Тут ещё следует отметить ещё раз, что моя семья стояла как бы особняком в большом клане Павловых, и я не ощущал династического единства с кланом в выборе места учёбы.
- Правильно, правильно, - утверждала меня мать в моём решении поступать в Макаровку. - Мы ещё утрём носы всем Павловым: ты будешь плавать! А не землю рыть!
