Завулон переводит дыхание и смотрит на амулет.

— У нас гости. Кто-то взломал защиту, — шипит он.

— Когда?

— Несколько минут назад.

Городецкий, приподнявшись на локтях, изумленно смотрит на Завулона, а потом откидывается назад на стол и дико ржет.

Завулон рассержено шипит и развеивает в отместку стол. Впрочем, Городецкий каким-то чудом успевает отцепиться и удачно приземляется на ноги. И даже подвешивает на кончиках пальцев готовый фриз. И самодеятельность хвоста Завулона, не позволившего ему упасть, здесь абсолютно ни при чем. Ну, по крайней мере, так хочется думать.

— Пойдем полюбопытствуем, кто там такой смелый?

— Держись сзади, — шипит Завулон, решивший не менять облик, и они перемещаются в кабинет.

И фриз Городецкого, и что-то замысловатое, выпущенное Завулоном, развеиваются магическим пассом нагрянувшего в гости Гесера, удивленно уставившегося на огромного нага с крыльями, из-за которых выглядывает Городецкий.

***

Антон рад, что Гесера все-таки удалось выпроводить. Воспоминания не давали ему покоя, и он почти счастлив, замечая жадный взгляд Завулона, нетерпеливо захлопнувшего дверь ногой. И когда Завулон утягивает его на диван, как-то разом становится жарко и мало. Мало всего и сразу. Надо больше.

Он сейчас совсем не думает. Мысли о том, как же хорошо вот так прикусить ухо, спуститься поцелуями по шее, облизать пупок, насадить до основания на свой член, не задерживаются в его голове. Они просто воплощаются им в реальность.

И одобрительные стоны Завулона только провоцируют на большие безумства.

Антон просит нетерпеливо: «Ну же, перевернись!», подкладывает подушку, приподнимая задницу Завулона повыше, и припадает губами к особо чувствительному теперь отверстию, раздраконивая обоюдное желание до предела.

И, понукаемый уже Завулоновым «ну же!», опять толкается членом, вызывая сдвоенный протяжный стон. И чувствует предельное натяжение тонкой нити между ними, красной, будто окрашенной кровью, живой и пульсирующей, как их желание.

И затейливо проклинает нежданного визитера — школа Завулона! — вызвавшего яростный звон сигнальных чар и дверного звонка.

— Куда? — яростно шипит Завулон, которого только что покинули сразу во всех смыслах.

— Я быстро, дождись меня, — все еще не выровняв дыхание, шепчет он и выходит в коридор.

Он даже не думает накинуть на себя что-нибудь из одежды и просто распахивает входную дверь. Стоящий за ней Гесер отрывает наконец палец от звонка и изумленно приподнимает бровь.

— Вы что-то забыли? С Надей все в порядке? Прорыв инферно? Тигр разбушевался?

— Э-э-э, нет, все нормально, я просто…

— Тогда все потом, шеф, то есть Борис Игнатьевич. Все потом. А если вам совсем нечего делать — займитесь вязанием. Нитки, узоры — это отвлекает. Всего хорошего.

И Антон возвращается и заслуживает прощение оскорбленного до глубины души Завулона, хоть это и было нелегко. Нелегко, но весьма приятно.

А Гесер, на удивление, закончил свои визиты, но отыгрался, прислав через пару месяцев собственноручно связанный подарочек.

Завулон, с явным чувством глубочайшего презрения, державший этот «подарочек» буквально двумя пальцами, уронил его перед самым носом Антона, хорошо, что не потоптался на нем для пущего эффекта, хмыкнул и удалился в кабинет. Антон поднял брошенный на пол кособокий короткий шарфик, связанный из тонких красных ниток. Ну что ж, первый шарф комом. Он ухмыльнулся, поймав себя на мысли, что эта нелепая вещица похожа на их с Завулоном отношения, потом сильно потянул, пытаясь разорвать шарф. Ничего не вышло.

«Надеюсь, так будет и у нас», — подумал Антон и пошел искать место для подарка Гесера.

***

И вот сейчас, на грани эйфории, видя, как Завулон хватает воздух ртом, сдерживаясь, чтобы не выплеснуться, Антон чувствует, что нить, натянутая между ними, больше не причиняет дискомфорта или какого-то опасения. Им просто хорошо вместе. И нить — она часть этого «хорошо». Завулон ловит момент, когда Антон замедляется, и отодвигается, ловко его переворачивает и нависает сверху. Антон получает то, на чем настаивал: крылья раскрываются, по ним бежит предвкушающая дрожь, и, ведя по их краю пальцами, Антон понимает, как они чувствительны и как сильно это возбуждает Завулона. Его крылья в Сумраке изменились, теперь они пульсируют магией, светятся ею — и его желанием. И Антон сам насаживается, начинает двигаться, выбивая хриплый стон. И видит, что нить, связавшая их, исходит прямиком из груди Завулона и сплетена с основаниями его крыльев. Тут нечему удивляться, Антон давно подозревал, что Завулон сам ее инициировал и воплотил в реальности. Сейчас просто приятно смотреть, как она переливается в такт их сердцебиению.

Им просто хорошо.

Хорошо вместе.

И какая разница, кто спровоцировал такое сплетение судеб?