В данном исследовании сделана попытка сочетать макро- и микроисторический подходы. Методология теории повседневности совместно с теорией практик дает возможность выделить в кампаниях повторяющиеся шаблоны действия, выявить общий механизм управления, обнаружить элементы «своеволия» (А. Людтке) или тактик (М. де Серто) простых людей, тем самым отводит ис следователя от упрощенной схемы описания. Это позволяет понять политические кампании как процесс, конструируемый и сверху, и снизу через практику организации кампаний на уровне региона, города, предприятия вплоть до низовых практик обычных граждан.

Методология исследования подробно рассматривается в соответствующей главе данной книги.

Предмет исследования определяет выбор источников. В данной книге использованы материалы местных и центральных архивов. Наибольшее количество материалов дали Пермский государственный архив новейшей истории (ПермГАНИ) и Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), а также Государственный архив Пермского края (ГАПК), Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО), Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).

В зависимости от того, о какой стороне проведения кампании идет речь (о деятельности властей или о реакции масс), можно выделить несколько категорий материалов. Деятельность властей может быть реконструирована по архивным материалам и газетным публикациям, в которых представлены позиции тех или иных властных инстанций в том виде, в каком они формулируют ее для себя, и в том, в каком они подают ее населению.

В архиве есть справки, материалы, докладные, информации, отчеты, стенограммы пленумов, заседаний бюро обкомов, райкомов и горкомов, переписка различных властных инстанций, резолюции, письма, хранящиеся в фондах обкомов, горкомов и райкомов, документы государственных учреждений и следственных органов. Всего в ходе работы в научный оборот было введено более 500 новых документов. (Цитаты из архивных источников приводятся с сохранением орфографии и пунктуации, однако некоторые имена изменены, когда речь идет о сюжетах интимного характера.)

Идеологический элемент политической кампании исследуется через материалы газет: центральных, областных и городских. Каждая кампания исследуется не менее чем в десяти местных газетах.

Что касается реакции масс, то здесь использованы как косвенные, так и прямые источники. Среди косвенных можно отметить сводки о настроениях и высказываниях трудящихся, составляемые на местах, отчеты о проведенных митингах и собраниях, списки вопросов, задаваемых на собраниях. Прямыми источниками являются эго-документы (письма и дневники), а также выступления на низовых партийных собраниях, материалы разбора жалоб, объяснительные письма. Письма к власти сохранились в очень небольшом количестве, их содержание индивидуализировано, поэтому к ним нельзя применить количественный анализ. К тому же невозможно понять, по какому принципу в архиве обкома ВКП(б) Молотовской области не уничтожили именно эти письма.

В процессе исследования удалось обнаружить два дневника, хронологически относящихся к изучаемому периоду: один принадлежит рабочему молотовского завода № 19 А. И. Дмитриеву (хранится в личном фонде), второй – журналисту областной газеты «Звезда» М. Т. Данилкину.

Политические пертурбации отражаются в словарях того времени. Отдельные слова во время кампаний меняют свое значение или вовсе исчезают. В качестве источников применены в исследовании «Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова (М., 1934), «Словарь современного русского литературного языка» под ред. В. И. Чернышева (в 17 т. М.; Л., 1948–1965), «Словарь русского языка» (М., 1959) и т. д.

Комплексное применение сравнительного анализа, критики и систематизации источников дает возможность решить поставленные исследовательские задачи.

Данное исследование осуществлено в рамках Программы «Науч ный фонд НИУ ВШЭ» в 2013–2014 гг., проект № 12-01-0052.

История сталинской эпохи – широкое поле исследований. Когда первые историки, политологи и социологи приступали к изучению сталинской эпохи, они в силу ряда причин концентрировали свое внимание на попытках схватить суть этого периода, дать общую схему, подчеркнуть уникальность данного явления. По понятным причинам лучше всего это удавалось зарубежным исследователям, таким как Х. Арендт, К. Фридрих, Р. Конквест, поскольку в Советской России исследователи находились под воздействием идеологических ограничений. Однако нельзя говорить и о том, что западные исследования, сделанные до распада СССР, являются полностью неангажированными: общая политическая ситуация времен «холодной войны» этому не способствовала. Но их ангажированность существенно отличалась от ангажированности советской: в большинстве случаев их позиция определялась моральными оценками сталинизма, а не идеологией в чистом виде. Дело осложнялось недоступностью большинства источников, необходимых для исторических исследований. Поэтому в Советской России дело ограничивалось косвенными исследованиями (в рамках изучения «руководящей роли партии» или статистики), а на Западе – попытками концептуализации на основе скудных сведений.

Сегодня наблюдается слияние двух исследовательских традиций. После непродолжительного периода «разделения труда», когда отечественные историки в основном поставляли факты, а западные исследователи – концепции, наступает период, в котором и теоретические обобщения, и эмпирические исследования стали обязательным условием плодотворной работы.

При описании историографии сталинской эпохи неизбежно возникают некоторые трудности. Прежде всего ввиду непродолжительности периода изучения этой проблемы и высокой динамики изменения методологии истории придется отказаться от поступательной модели такого описания: концепции изучения сталинской эпохи меняются довольно быстро, и большинство авторов, работающих над этой проблемой, оказались достаточно гибкими, чтобы меняться вместе с наукой. Поэтому нельзя соотнести разные течения с каким-нибудь определенным периодом. Далее, само поле историографии может быть структурировано (точнее, разделено) по разным основаниям, что делает невозможным каждого автора отнести к одной-единственной «ячейке» историографии. Каждый автор при выборе предмета и методологии его исследования волен двигаться в любом направлении. Поэтому фамилии некоторых авторов будут встречаться в разных разделах библиографической матрицы. Наконец, попытки определить точное место каждого автора в историографии неизбежно оборачиваются упрощением, схематизацией. Я заранее приношу извинения, если кому-то из моих коллег покажется, что их труды недооценены. Меня извиняет тот факт, что я историк, а не историограф, да и существующая литература о сталинской России на сегодняшний день настолько обширна, что даже простое упоминание каждого автора, писавшего на эту тему, заняло бы десятки страниц.

Учитывая вышеизложенное, самым удобным методом конструирования поля исследований данного периода представляется выделение различных течений по нескольким векторам, или основаниям: по предпочитаемому периоду сталинской эпохи (довоенный, военный и послевоенный периоды), по степени обобщения (обобщающая историография сталинизма vers. историография случая), по уровню локализации в социальном пространстве (изучение верхних слоев номенклатуры, изучение «обычного человека» и изучение «подвала» сталинского общества – мира лагеря, репрессированных и депортированных), по различным сферам жизни, в качестве которых берутся институты, сферы деятельности и досуга, а иногда те или иные концепции.

Прежде всего исследования сталинской эпохи можно разделить по предпочитаемым исследователями периодам. Общий обзор научной литературы показывает, что чаще всего отдельные работы посвящены одному из трех периодов правления Сталина: 1920–1930-м годам, периоду Великой Отечественной войны либо послевоенному времени вплоть до середины 1950-х годов, когда осуществляется «выход» из сталинской эпохи. При этом основное внимание со стороны историков достается именно первому периоду. Это достаточно легко увидеть даже на примере последних опубликованных работ по политическим кампаниям, среди которых только одна (работа Е. Гениной[10]) посвящена послевоенному периоду, а остальные – предвоенным годам. Большинство работ самых знаменитых историков посвящено именно 1920–1930-м годам (см.: Ш. Фицпатрик[11], Н. Верт[12], А. Блюм, М. Меспуле[13], А. Грациози[14], С. Дэвис[15]). Возможно, в этом сказывается традиция перестроечных времен, когда критические публикации о сталинском правлении опирались в основном на примеры внутрипартийных репрессий, Большого террора, коллективизации, первых пятилеток. Возмож но, 1930-е годы представляются историкам наиболее важными, поскольку именно в предвоенный период удается наиболее точно выявить генезис режима или в связи с драматичными из-за огромного числа жертвами.