Темная, свежая ветвь бузины…
Это — письмо от
Марины.
Налицо изысканная каталогическая техника:
• список собратьев по перу прописан, с многозначительной аббревиатурностью, инициалами в эпиграфах, взятых из стихов трех поэтов о четвертом — самой Ахматовой, а благодаря Мандельштаму находится место и имени Данте — родоначальника топоса;
• одно числительное (четверо) вынесено в заглавие, другое (двух) появляется дважды, в режиме переспроса, как бы реализуя мотив переклички, после чего операция сложения обозначена лаконичным А еще…;
• есть цитатные отсылки к текстам членов списка (воздушные пути — Пастернак, ветвь бузины — Цветаева);
• одно собственное имя, накоротке — без фамилии, замыкает композицию.
3
Эстафету вскоре подхватил Вознесенский — стихотворением «Нас много. Нас может быть четверо…» (1964), посвященным Ахмадулиной:
Нас много.
Нас может быть
четверо.
Несемся в машине как черти
<…>
Ах,
Белка,
лихач катастрофный,
нездешняя
ангел
на вид <…>
В аду
в сковородки долдонят
и вышлют к воротам патруль
<…>
Жми,
Белка, божественный
кореш!
И пусть не собрать нам костей.
Да здравствует певчая скорость,
убийственнейшая из скоростей!
<…>
Нас мало.
Нас может быть
четверо.
Мы мчимся — а ты
божество!
И все-таки нас
большинство.
Тема исключительной скорости унаследована из пастернаковского стихотворения, четверо — возможно, у Ахматовой, ангел, божественный и в аду могут отсылать к Данте, сам же перечень не выписан: единственное собственное имя — Белка (= Ахмадулина, адресат посвящения), но подразумеваются еще и Евтушенко и Р. Рождественский.
4
Три последних списка объединяет не только выбор группы «своих» из числа современников, но и характерный отказ от прямого именования — членский состав клуба, то ли тайный, то ли самоочевидный, посвященному читателю предлагается вычислить самостоятельно. Таким образом, каталог не выписывается, а лишь подразумевается, — еще одна вариация на тему виртуальности списков.
Несколько особняком от этой кокетливой эзотерики стоит «Юбилейное» Маяковского (1924):
Александр Сергеевич,
разрешите представиться.
Маяковский
<…>
да и разговаривать не хочется
ни с кем.
Только
жабры рифм
топырит учащенно
у таких, как мы,
на поэтическом песке. <…>
Мне приятно с вами, —
рад,
что вы у столика.
Муза это
ловко
за язык вас тянет
<…>
Мне
при жизни
с вами
сговориться б надо <…>
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на
Пе,
а я
на
эМ.
Кто
меж нами?
с кем велите
знаться?!
<…>
Чересчур
Страна моя
поэтами нища.
Между нами
— вот беда —
позатесался Надсон.
Мы попросим,
чтоб его
куда-нибудь
на Ща!
А Некрасов
Коля,
сын покойного Алеши, —
он и в карты,
он и в стих,
и так
неплох на вид.
Знаете его?
вот он
мужик хороший.
Этот
нам компания —
пускай стоит.
Что ж о современниках?!
Не просчитались бы,
за вас
полсотни отдав.
От зевоты
скулы
разворачивает аж!
Дорогойченко,
Герасимов,
Кириллов,
Родов —
Какой
однаробразный пейзаж!
Ну Есенин,
мужиковствующих свора.
Смех!
