– У меня в паспорте написано «русский», но этому не верят, потому что я – Гинзбург.

Алеша был членом Союза писателей, но печатался мало, поэтому работал в издательстве «Искусство». Стихи он писал с детства. В 1935 году, когда ему было всего семь лет, Павел повел его в районную библиотеку на встречу детей с известным еврейским детским поэтом Львом Квитко. Вечер превратился в настоящий праздник и произвел на Алешу глубокое впечатление. Отсюда пошло начало его творчества. Очевидно, было в нем врожденное чувство ритма, он сочинял стихи ритмичные, со звучными рифмами, легко запоминающиеся, как раз то, что нужно для детского восприятия и воображения. Его стихи понравились Корнею Чуковскому, он отдал их в печать и редактировал первую Алешину книгу «Понарошки для детей».

– Пока печатают только мои стихи для детей, – горько говорил Алеша Павлу, – да и то неохотно, из-за фамилии. Редакторы говорят, что родители не любят покупать книги поэта с такой фамилией, редакторы берут их неохотно. Еще я пишу много эпиграмм на политические темы. Это опасное дело, но мне оно доставляет удовольствие.

– Мне нравятся твои эпиграммы, нравится, какой ты вкладываешь в них юмор. Юмор – это свойство наблюдательности, – сказал Павел.

Алеша всегда прислушивался к Павлу, считался с его вкусом знатока.

– Да, эпиграмма как форма стихотворчества у нас не в почете, даже в загоне. Но люди любят эпиграммы, переделывают их на частушки, распевают, смеются. Я стараюсь писать с юмором и пускаю их в народ с помощью приятеля, верного человека. В России всегда была популярна поэзия, и русские всегда любили острые политические эпиграммы. Мои стихи ходят в народных пересказах, но никто не знает автора.

– Это хорошо, что имени не знают, хуже будет, если про тебя узнают! – воскликнул Павел. – Но ты копи эти стихи, возможно, когда-нибудь станешь известен как автор политической сатиры, народный поэт.

Алеша грустно откликнулся:

– Народный поэт… Эпиграммы – это не совсем то, что я хочу писать в будущем. Для творчества нужна интеллектуальная свобода, а у нас ее нет. Недавно я отдал в журналы стихотворение:

Павел слушал напряженно, с интересом:

– Элегантные стихи, Алешка. Картину этого путешествия Эзры ты обрисовал очень ярко. Как историк могу сказать, ты четко описал образы и обстановку древности. И верблюдов было пять тысяч, это верно. Эзра, действительно, единственный известный по имени из авторов Ветхого Завета. Если это напечатают, стихотворение получит широкий резонанс.

– Если напечатают… – иронически повторил Алеша. – Я показал это нескольким редакторам, все в один голос сказали: нам не нужны стихи на религиозные темы, да еще с вашей фамилией. Я объяснил, что это не религиозная тема, а историческая. А мне ответили: цензура Главлита не пропустит религиозную эпопею на еврейскую тему, да еще написанную автором с еврейской фамилией. Понимаешь, их не устраивает не только моя фамилия, но еще больше – еврейская тематика. В нашем многонациональном государстве печатают на разные национальные темы – таджикскую, украинскую, грузинскую, какую только не назови. Но что разрешено другим, евреям запрещено, еврейская тематика совершенно исчезла из нашей литературы.

Павел ответил:

– Я понял это, вернувшись после шестнадцати лет заключения. В тридцать втором году в Большой советской энциклопедии истории еврейского народа было посвящено сто семнадцать страниц. И я был одним из авторов. Но недавно я взял посмотреть последнее издание энциклопедии от пятьдесят второго года и увидел, что статья о евреях и их истории занимает всего две страницы. Евреев в Советском Союзе около трех миллионов, больше, чем многих других национальностей, но их историю всячески замалчивают, еврейской темы в печати совсем нет.

Алеша грустно вздохнул:

– Объясни мне, откуда в современном образованном русском обществе так много скрытого антисемитизма и будет ли когда-нибудь покончено с ним?

Павел отрицательно покачал головой:

– Нет, Алешка, совсем покончено не будет, погромы устраивать побоятся, но и жить свободно евреям не дадут. В России корни антисемитизма тянутся из глубокой истории. Но за века изгнания у евреев выработалась особая способность к быстрой ассимиляции. Во время революции семнадцатого года и сразу после нее многие евреи играли видную роль в молодом советском обществе. Затравленные несправедливостью, они вырвались на простор революционных волн и стали бороться за новый строй. Масса молодых евреев двинулась в крупные русские города и в университеты. И мы с твоим отцом были среди них. Мы считали, что в России наступило равноправие, и присоединились к жизни советского общества с горячим пылом. В тридцатые годы нам казалось, что русское общество приняло в себя образованных евреев как русских интеллигентов.

Алеша вставил:

– Да, но мои сверстники уже следующее поколение интеллигентных евреев и полуевреев, не как вы, «первопроходцы русской культуры». Но и нас не считают «своими».

– Да, это потому, что партийный аппарат коммунистов, от Хрущева до последнего писаря, считает евреев гражданами второго сорта, «не нашими», и все время ставит им палки в колеса. Им их сограждане-евреи непонятны и неприятны, они им мешают. Отличие от прошлого теперь только в том, что еврейский вопрос перешел с главной улицы в закоулки. Да на самом деле это уже не вопрос, а утверждение.

Политические эпиграммы Алеши все шире расходились по Москве, их со смехом повторяли друг другу люди, но только с оглядкой и лишь в тесных компаниях: пересказывать их было игрой с огнем, если узнают автора и распространителя, посадят.