От всяких же летающих, ползающих и прочих тварей жителям Сор-городка проще и эффективнее было обороняться, укрывшись за огораживающим поселок высоким и прочным частоколом из вплотную вкопанных в землю бревен с остро затесанными верхушками. Как во времена средневековья.

Из рассказов отца про тот самый его достопамятный рейд Марк помнил, что Хмара поднимался на Гору не абы где, а в определенном месте у восточного подножья. Некогда там располагался перенесенный позже на саму гору поселок беженцев из затопленного бункера. И во времена строительных работ наверху, от старой локации для удобства подъема рабочих, воды, строительных и прочих материалов была проложена просека. Она, как утверждал незадолго до своей гибели отец, и до сих пор там еще прослеживалась среди зарослей. Только сейчас ею уже никто не пользовался – ни хозяева, ни чужаки. Все знали: незваных гостей сор-горинцы в момент выметут прочь, как тараканов с кухни. Да потом еще и откажутся иметь с ними всякие коммерческие дела. А кому охота в такое непростое время остаться без поставок того, что могло расти и культивироваться только на Поверхности – к примеру, ячменя, картофеля или табака-самосада – или очутиться в этих землях без умелых и толковых проводников, носильщиков и охранников для караванов? Никому. Вот и не совались ни соседи, ни захожие чужаки – кто был в курсе – на Сор-гору окольными путями и с недобрыми намерениями. Потому что себе дороже! Трэш-сити крепко сидел на, пожалуй, самом безопасном участке транзита «Москва – область – Москва» и удобной переправе через канал. И безопасность эта – вместе с удобством – была целиком заслугой самого Трэш-сити. И все это хорошо понимали.

…Марк очень удачно проскользнул по кустам к самому подножью Горы и чуть ли не ползком обогнул ее самый опасный для его замысла угол. Вскоре на пути выросли уже изрядно покосившиеся и обветшавшие остатки тынов вокруг заброшенных старых огородов «нижнего» Трэш-сити. Во время переселения на вершину холма бережливые обитатели поселка прихватили с собой все, что только могло пригодиться в строительстве и хозяйстве. Даже всю плодородную и чистую от радиации почву, некогда натасканную ими же с окрестных складов и из магазинов садово-дачного ассортимента, они постепенно, корзина за корзиной, мешок за мешком, перетащили наверх, на новые огороды и поля.

О’Хмара, который раньше тут ни разу не бывал, приостановился было, с любопытством разглядывая картину запустения и разора на месте когда-то жилого поселения. Как вдруг до его острого слуха донесся тихий, на грани слышимости, шелест, сопровождаемый каким-то тоненьким назойливо-зудящим звуком. Что-то там, впереди, на уже поросшей жесткой травой грунтовой дороге шелестело, шуршало и пищало. И медленно приближалось к тому месту, где стоял Марк.

«“Вата”! – охнул про себя подросток. – Черт, как же не вовремя!»

«Ватой» в этих местах называли массовые скопления… сцепившихся лапками комаров. Со стороны эти пухлые серые, противно зудящие комья хитина действительно напоминали грязную вату, перегоняемую ветром с места на место, словно перекати-поле. Выглядела «вата» достаточно безобидно… но только на первый взгляд.

Любое живое существо, попадавшее в такой вот пухлый комок, было обречено. «Вата» сперва обволакивала его мягкой, податливой тучей тысяч невесомых телец, забивала ноздри, уши и судорожно раскрытый в мучительной попытке вдохнуть воздух рот… а потом к делу приступали острые безжалостные хоботки, способные проникнуть даже сквозь самую плотную одежду и густую шерсть. За несколько минут от жертвы оставалась лишь высушенная и полностью обескровленная мумия.

Не боялись «ваты» только стрижи да местные летучие мыши-нетопырки, для которых она была привычным рационом. Они нападали на шевелящиеся сгустки насекомых и на лету отхватывали от них целые шматы. Но нетопырки летали лишь в темное время суток, а сейчас день только-только начинал переходить в вечер, и для них пока еще было рановато. А для стрижей – слишком тесно, не развернуться.

Для всех остальных спасением от «ваты» было только одно: прикинуться ветошью и не отсвечивать. Причем в самом буквальном смысле: «вата» притягивалась на тепловое излучение живого тела, но не обращала никакого внимания на неживые объекты.

Можно было бы, конечно, бросить в подползающую пакость какую-нибудь запалку. Хитиновые комариные тельца горели за милую душу, за секунды от комка «ваты» оставался пшик… Но во-первых, возиться с добыванием огня юному охотнику сейчас было просто некогда, а во-вторых, устраивать скоплению насекомых аутодафе (тоже словечко из арсенала Умника) означало – привлечь внимание кого-нибудь из сор-горинских дозорных.

Так что оставалось только прикидываться ветошью.

Марк поспешно вытащил из кармана вещмешка и развернул тонкий плед с блестящим покрытием из фольги. До войны такие продавались в магазинах для экстремальных видов туризма и военных и использовались в качестве дополнительных теплосберегающих одеял. Впрочем, в этой роли «зеркалки», как их называли тут, использовались и сейчас.

О’Хмара упал в какую-то очень удачно подвернувшуюся канаву и накрылся сверху «зеркалкой», повернув ее блестящей стороной к себе, чтоб экранировала и не выпускала наружу тепло его тела. Теперь оставалось только ждать, когда «вату» пронесет мимо и, желательно, подальше от этого места.

«Зззззззи-и-и-иу-у-у… И-и-и-и…» – вскоре зловеще и противно прозудело над головой, прошелестело крылышками и лапками, проползло дальше и вскоре затихло.

«Ффух…» – Марк с облегчением перевел дыхание и прислушался. Кажется, «вату» и правда пронесло стороной.

Он прикончил парочку случайных, отбившихся от общей массы и попавших под плед комаров, подождал еще немного и осторожно выбрался из укрытия.

«Ваты» не было, она уползла куда-то в сторону фактории и моста. Вот, пожалуй, будет сейчас переполох у тех, кто там находится!

Юноша свернул и спрятал обратно в мешок «зеркалку», еще немного постоял на месте, чутко прислушиваясь к наступившей тишине. Потом, осторожно пробираясь между прошлогодними сухими будыльями борщевика и кочками, свернул влево – туда, где еще до появления «ваты» заметил явственный след просеки, что вела на вершину холма. Отец рассказывал, что некогда вдоль нее тянулись тросы ручного волока с самодельной системой блоков, облегчавшей подъем на холм. Естественно, ни тросов, ни блоков уже давным-давно не было – все разобрали и утащили наверх бережливые и прагматичные сор-горинцы.

Окинув цепким взглядом окружающую местность и поправив за спиной арбалет и вещмешок, Марк решительно шагнул к довольно крутому склону Сор-горы. Примерился так, сяк, что-то прикинул и неторопливо полез вверх, ловко цепляясь за тонкие стволики молодых деревьев, жесткие ветки кустарника и выступающие тут и там из-под земли куски ржавой арматуры и полураскрошившихся бетонных обломков.

«Самое главное – не смотреть вниз! – раз за разом повторял себе он, то и дело скользя и оступаясь на круче. – Мало будет радости чебурахнуться кувырком с такой горушки! Костей не соберешь!»

Про собственный страх высоты подросток не забывал ни на секунду, особенно сейчас. Он изо всех сил цеплялся за любую попадавшуюся под руки корягу, камень или железку. И испуганно замирал, всем телом прижимаясь к склону и чувствуя вмиг взмокшей и похолодевшей спиной разверзшуюся позади пустоту, когда нога вдруг соскальзывала с казавшегося надежным уступа или в руке оказывалась коварная гнилушка, с легкостью выскакивающая из земли или рассыпающаяся под его пальцами в труху. С бешено колотящимся сердцем Марк тогда пережидал приступ удушливой, с противной дрожью в коленках паники и… закусив губу, продолжал упорно лезть все выше и выше.

Что ему, О’Хмаре, все эти страхи? Впереди его ждала встреча с матерью!

Стена, защитным кольцом окружавшая Сор-городок, выглядела необычайно солидной и могла бы представлять немалый интерес для тех, кто разбирался в строительстве крепостей и прочих фортификационных сооружений. Но Марк в таких вещах был полным дилетантом, поэтому он просто с любопытством, уважением и где-то даже с восхищением и опаской оглядел открывшееся ему впервые зрелище.