Мысль эта была мимолетная, но горькая и, видимо, надолго засела в глубине сознания, если теперь всплыла снова. Слишком прочно Юринга вошла в мою жизнь, чтобы я не боялся разочароваться в ней, не боялся потерять ее. Сейчас я вспомнил об этом завещании потому, что на Церексе нас, наверное, уже считают погибшими. Как Юринга восприняла это известие? Надеется ли она еще на наше возвращение, ждет ли? По-моему, надежда-это символ желания. Горит ли в ней еще желание видеть меня, быть со мной? Мне так хочется верить в хорошее. Вера — единственная поддержка в нашем отчаянном положении, и я верю в тебя, Юринга! Но суждено ли мне будет вернуться к тебе?

Припоминаются напряженные и заполненные до отказа дни подготовки к экспедиции. Жесткий режим регламентировал тогда каждое наше действие, почти каждую минуту нашей жизни. Мы очень много работали: изучали новейшие данные об Арбинаде, просматривали груды материалов о магнитных полях, зонах интенсивной радиации, о свойствах, составе и распределении атмосферы вокруг планеты, знакомились с устройством поверхности и температурными условиями. После каждого часа упорных занятий, согласно предписанному режиму, следовал целый комплекс специальных физических упражнений, направленных на общее укрепление организма, подготовку его к работе в условиях увеличенной тяжести. Дни проходили за днями, одни предметы сменялись другими, предыдущий комплекс упражнений — последующим. Мы проглотили несметное количество обильных и однообразных блюд особого рациона и уже стали забывать, какой вкус имеет обычная человеческая пища. Даже течение времени перестало замечаться — оно скрадывалось монотонной сменой неразличимых друг от друга дней. Но шаг за шагом мы приближались к намеченной цели. Все шире становились наши познания, все больше укреплялось тело, и мы терпеливо переносили однообразные будни подготовительной работы и все издевательства над нашими желудками. Впереди был трудный и ответственный рейс на Арбинаду.

Арбинада…

Прекрасная двойная планета.

Заветная мечта каждого астролетчика.

Но не только астролетчиков привлекает она к себе. С незапамятных времен взор человека отыскивал ее среди причудливых узоров неба и любовался ее поэтическим блеском в вечерние и утренние часы. О ней слагали песни, о ней писали стихи и именем ее нарекали прекрасных женщин. Теперь же, когда наши познания об окружающем мире неизмеримо возросли и человек стал настолько могущественным, что вырвался на просторы космоса, Арбинада предстала перед нами в новом свете — как наиболее доступный другой мир.

Планеты нашей Солнечной системы меньше всего напоминают необитаемые острова, ожидающие заселения их человеком. От маленького Юлиса, обжигаемого раскаленным дыханием солнца, до заброшенного на самый край холодного Опаса, — все они в неизмеримо большей степени дают пищу для размышлений человеческому уму, чем отвечают потребностям его тела. Из наших ближайших соседей только Арбинада, Норта и Орида в какой-то мере доступны человеку, но об Ориде мы до сих пор знаем слишком мало, чтобы рискнуть опуститься на нее. Закрытая плотным покрывалом облаков, эта планета надежно охраняет свои тайны. Она ко имеет даже естественного спутника, с которого удобно было бы вести за ней систематические наблюдения. Арбинада изучена значительно лучше, но опыт нашей экспедиции показал, сколь ненадежны могут оказаться некоторые данные, полученные путем наблюдений из космоса.

Норта малопривлекательна. Она невелика, поверхность ее сплошь покрыта водой, и нет на ней ни одного клочка суши. Только лед лениво ползет с полюсов в холодные океаны и ветер гонит снежные метели в любое время дня, в любое время года. Час Норты еще не наступил. Там нечего пока делать человеку.

Другие, более далекие миры нам совсем недоступны. Они слишком велики и мало изучены. Тысячекилометровые атмосферные толщи — вязкие, тяжелые и плотные — скрывают под нагромождением облаков неведомые тайны. Там нет, наверное, твердой поверхности, а может быть, нет даже твердого ядра. Эти планеты скорее похожи на исполинские жидкие капли, окутанные облаком пара, безмолвно летящие по своим извечным путям в холодных глубинах вселенной.

Человечество легко вышло в космос потому, что Церекс мал и слабы на нем путы тяготения. Словно заботясь о людях, природа создала еще дополнительную ступеньку в космос, идеальный форпост — Лизар, маленький спутник нашей планеты. Низкий гравитационный потенциал Церекса — это наше счастье и несчастье одновременно. Счастье потому, что даже в эпоху топливных ракет мы могли далеко проникнуть в пространство и много узнать об окружающем мире. Несчастье — потому, что биологически мы очень плохо приспособлены к тем напряжениям тяжести, которые господствуют на других планетах.

Поэтому, несмотря на гигантское энерговооружение наших кораблей, была сделана лишь одна попытка сесть на Арбинаду, но и она окончилась неудачно. Это было четыре года назад. Официальная печать тогда обошла этот полет почти полным молчанием, но мы, астролетчики, были осведомлены достаточно хорошо. В этой экспедиции погиб Скар, мой товарищ, с которым мы вместе кончили инженерную школу и вместе стали астролетчиками. Он летел пилотом планетарного корабля и, совершив посадку на Арбинаду, больше уже не поднялся. Что там произошло — никто не знает. Орбитальный корабль не получил никаких сигналов и, после длительного безуспешного ожидания, был вынужден взять курс на Церекс. Вместе со Скаром погибли еще двое… Прошло три с половиной года, и была назначена следующая экспедиция — наша.

Большую долю в программе подготовки к экспедиции занимала гравитренировка членов экипажа планетарного корабля. Оба пилота, я и Конд, должны были пройти полный ее курс. Тренировка проводились в социальной кабине, на двух — трех человек, хитро сконструированной и вращающейся довольно быстро по кругу большого диаметра. С каждым днем удлинялось время гравитренировки в ней, и каждый раз увеличивалась скорость вращения. В конце концов центробежное усиление стало несколько превышать силу тяжести на Арбинаде. После полутора — двух часов, проведенных в кабине, мы покидали ее физически разбитые и безнадежно усталые. Тогда я со страхом думал, какие испытания нам предстоят на Арбинаде, утроенная тяжесть которой будет давить на нас непрерывно в течение многих дней. И опасения мои не были напрасными. Впрочем, об усиленной тяжести и о нашей подготовке к экспедиции я сейчас вспомнил только потому, что среди этих однообразных дней выдался один не совсем обыкновенный. Я впервые познакомился тогда с биологом Дасаром и начальником экспедиции Кором, и знакомство это состоялось при довольно необычных обстоятельствах.

Я сидел в гравикамере, распластанный в кресле, и пытался читать развлекательный роман из числа тех, которые берут в руки, когда хотят убить время. В других условиях подобные книги читаются одним дыханием, но там я с трудом одолевал каждую страницу. Мысли, как и все тело., сделались тяжелыми и неповоротливыми, внутри болезненно ныл каждый орган. Мое задание в тот раз было сравнительно простое — я должен быть «отдохнуть» при двукратном увеличении своего веса. Перед таким отдыхом я довел свой организм до изнеможения в тяжелой физической работе, которую предписали врачи. Усталость моя была зафиксирована бесстрастными приборами, записавшими ритм биения сердца, состав крови и многие другие показатели.

Я «отдыхал». Из прорезей в одежде, от датчиков, навешанных на меня, тянулись разноцветные провода к записывающему блоку — мой «отдых», как и моя усталость, контролировались чувствительными индикаторами жизненных процессов. Время тянулось утомительно. Я поминутно бросал взгляд на часы, словно это могло подогнать темп движения времени, и мечтал о настоящем отдыхе, когда исчезнет эта всепроникающая тяжесть. Неожиданно, как бы отвечая моим желаниям, движение камеры начало постепенно замедляться и скоро прекратилось совсем. Я с удовольствием потянулся и, пододвинув к себе микрофон, спросил: