Ему страшно и немного больно, саднит полоса от удавки на шее.

Пальцам рук тепло и стягивает кожу подсыхающая кровь.

Чужая.

Покушение на его жизнь, в первый же раз, как он покинул пределы дворца.

Решил навестить впервые дом, оставленный бабушкой. С четырьмя гвардейцами охраны, одетый в неприметные одежды больше напоминающие студенческий камзол.

Они напали в саду дома. Заросшем, темном, неухоженном.

Перебили охрану, так быстро и кроваво, ему попытавшемуся сопротивляться накинули на шею удавку, чтоб не кричал, умирая.

Смотрели двое, ему в глаза, задыхающемуся, судорожно пытающемуся ухватить хоть каплю живительного воздуха. Лучше бы сразу шею свернули.

А потом ему на лицо и руки брызнула кровь.

Яркая. Алая.

Удушающая петля распалась, а Ольв рухнул на колени, оперся руками о землю, жадно раскрыл рот, добирая воздух, закашлялся.

Их тоже было двое. Беловолосый мужчина со звериными, светящимися в полумраке сада глазами и неузнанный им человек – весь какой-то темный.

Ольв его не знал.

А потом его сознание прояснилось, и он начал осознавать реальность. Повсюду были тела. Нападавших явно было больше чем трое. И все они были частями.

Руки, ноги, головы – разбросанные вокруг, внутренности, части, бывшие люди.

Кому-то любимые, дорогие, жившие, но отчего-то решившие, что он этой самой жизни недостоин, отчего-то.

Железистый влажный запах проник в ноздри, за ним пришел запах мяса и потрохов, чего-то сладковатого, от чего к горлу подкатил жесткий комок.

Он захрипел.

- Тише, юноша, пойдем. – Ладонь у Геральта из Ривии, что касается его шеи теплая, почти горячая.

Комок подкатывает ближе, сладковатый запах – горящая плоть. Ведьмак жег пламенем – оттого и ладони в перчатках у него горячие.

Но вырываться не хотелось, эти руки спасли его жизнь. Сейчас уже держали за плечи, удерживая, куда-то направляя.

Ольв немного пришел в себя, только ощутив, что лица касается свежий ветер, а его самого перестает скручивать в рвотных позывах.

Глубоко дыша, он, стараясь не смотреть на собственные руки, схватил протянутую флягу с водой. Прополоскал рот, выплюнул, полил на руки, лицо.

Стало легче.

Ведьмак все стоял рядом, касался ладонью спины, поддерживая.

- Спасибо, мастер Ведьмак. – Смог прохрипеть Ольв. Горло саднило от кислоты, но спину прямо он держать уже мог и более-менее трезво мыслить.

И первым порывом была благодарность.

- Ничего, работа у меня такая, твое Величество. – Хмыкнул со спины Ведьмак. Добродушно так.

Ольв не думал, что тот так может. Не в его сторону.

- Почему? Я? – Ольв помотал головой. – Нет, почему здесь?

- А ты не догадываешься? - Ведьмак сложил руки на груди. Смотрел своими желтыми глазами, внимательно, так что хотелось то ли голову опустить, то ли глядеть в ответ, так же прямо.

Ольв выбрал второе.

И, кажется, сделал все правильно.

Да.

========== 20. ==========

Новиград шумный, яркий.

Даже в дождь, пробивается солнце, отражается от красно-белых стен верхнего города, теряется рассеянными лучами ближе к порту. Оставляя рассеянный теплый свет.

«Шалфей и Розмарин» - такой же уютный, каковым они его оставили, однажды уйдя на тракт. Тогда уже вдвоем.

Встречает он их так же, легким голосом и перебором струн, и громогласным радостным окликом – Золтан никогда не умел молчать.

Цири с удовольствием скидывает теплый плащ на лавку, из под теней которого Мария утекает куда-то ближе к потолку, проверяя обстановку, и с радостным выдохом обнимает невысокого краснолюда.

Тот похлопывает ее по спине, и показательно утирает скупые слезы. Рад ее видеть – знает Цири. Она тоже, рада.

Они здесь просто так. Просто одетые, неузнанные, гости. Мало кто знает здесь, как действительно выглядит Императрица Нильфгаарда, а кто хоть раз видел ее, вряд ли узнает в ней ее – раскрасневшейся, немного лохматой от ветра пути.

Императрица бледна и всегда в черном. У Императрицы венец на лбу с алым камнем посредине. Императрица не улыбается. Не смеется. Не плачет.

Она приложила к этому много сил. Много умения. И это почти перестало выматывать.

И только сейчас осознала. Почти вычерпало ее до дна.

Сейчас в теплой таверне ей хочется больше не возвращаться во Дворец.

Они оккупируют верхние комнаты, Мария прыгает на пружинящей постели как ребенок. Тискает подушки.

Мария любит теплые постели, не смотря на то, что может не спать неделями.

Говорит – это из детства. Еще того, до обращения. До всего. Она мало помнит первые годы новой жизни, зато хорошо помнит то, что было до.

Золтан показывающий им комнаты только качает головой, а потом гонит служку короткой просьбой.

Тот возвращается через пару минут, тащит в охапке еще подушек, с опасением сгружает их рядом со странной девочкой и спешит убраться прочь.

Мария смотрит на Золтана недоуменно, хлопает широко раскрытыми глазами, а потом улыбается всеми своими клыками и протягивает руку, ладонью вверх.

- Исток Мария. – Представляется она.

И Цири думает, что та могла бы представиться и по-другому, но сказали ведь, что здесь все свои и Мария воспитанная на Перекрестке понимает это по-своему.

Цири не вмешивается. Смотрит.

К чести краснолюда он только немного меняется в лице, цепко осматривая эту шебутную девчонку. Бросает мимолетный взгляд на Цири, та кивает.

Руку Золтан принимает. Галантно целует в тыльную сторону. И не отдергивается, почувствовав мертвенный холод тонкой кожи.

- Золтан Хивай, юная леди.

Бурчит что-то про Лютиковы уроки хороших манер. И старается не моргать, когда Мария обнимает Цири сзади за плечи, прячется в тенях длиннополой куртки.

- Мария мой друг, Сестра и Охрана. – Говорит она, выходя из комнаты и спускаясь вниз. И не удерживается. – И она старше меня. Гораздо. Старше тебя и даже старше Геральта.

Золтан ругается, чуть не пропуская ступеньку, смотрит на нее с веселым осуждением. А потом спрашивает.

- Вы надолго? - Качает головой. – Надеюсь что да. А то, как все… закончилось несколько писем разве что и пришло. А потом Геральт один проезжал. Тебя искал. – Золтан махнул рукой, подзывая разносчика, прерывается на заказ, собираясь с мыслями. – А потом мы и вовсе узнали, что у Нильфгаарда теперече Императрица, а не Император. И что…

Золтан неожиданно серьезен. Хмурится немного, когда они садятся за стол в уютной нише. Цири его понимает.

- Я рад тебя видеть, Ласточка. Счастлив, что ты жива и здорова. Но… это не опасно? Быть здесь. Для тебя. – Он вздыхает. Косится в тени ниши. Подбирает слова. – Я, конечно кому угодно руки с ногами местами поменяю за тебя и сожрать заставлю, кхм… как бы это по приличней то выразиться… при ребенке.

- Не стоит мастер Золтан. – Высовывается из своего угла Мария. Сверкает желтыми глазами. – Подбирать слова. Но вам и не придется. Если кто-то узнает, и что-то решит – это узнаю я. И то, что вы пообещали, станет правдой прежде, чем этот кто-то посмеет что-либо предпринять.

Золтан смотрит на Марию. Долго в упор. На то, как колышутся тени. На мертвенно бледное лицо. Застывший взгляд.

А потом кивает.

- Знаешь, малышка, ты мне нравишься. Не знаю уж что ты за чудо-юдо такое, но у нас здесь подают с недавних пор чудесное лимонное мороженое. Лютик закупает у офирцев. Народу нравится. Будешь?

- Я не ребенок. – Говорит Мария. Повторяет для неразумного смертного, то, что недавно говорила Цири.

- Я понял. – Хмыкает Золтан. – Так что? Будешь?

Мария теперь смотрит на него с интересом. Цири наблюдает и впервые ей хочется попросить Солнце о том, чтобы все было хорошо. И дорогие ей люди поладили. Просто так, а не в процессе приключения. Которое сейчас было бы не совсем кстати. И дожидается.

- Буду.

Цири приносят вина, Золтану чего-то покрепче, а Мария до конца вечера с удовольствием приканчивает одну вазочку лакомства за другой.