«В период правления династии Пехлеви[247] празднование гаханбаров носило массовый характер и происходило в храме, в специальном зале, где на возвышении (алтаре) в латунной или медной чаше находился священный огонь. Здесь же ставился ритуальный сосуд, наполненный особой пищей — лоркой, состоявшей из семи сортов орехов и фруктов: миндаля, фисташек, грецкого ореха, хурмы, инжира, винограда и гранатов. В вазах стояли розы, в кувшинах была налита прохладная вода, а на подносах лежал горячий хлеб. Главный священнослужитель (мобед) совершал богослужение перед алтарем, ему помогали другие служители — дастуры и харбеды. Главный священнослужитель, помешивая щипцами огонь в алтаре, совершал медленный поворот по ходу вращения солнца, с востока на запад, произнося слова молитвы. Когда мобед оказывался прямо против алтаря, его правая рука, в которой он держал священные ветки, связанные в пучок[248], то поднималась, то опускалась, и эти движения, как и слова молитвы из Ясны, произносившиеся нараспев, подхватывались всеми, находившимися в зале. При этом все молящиеся смотрели на юг, поскольку алтарь со священным огнем у зороастрийцев Ирана всегда находится на южной стороне. Парсы Индии, совершая подобного рода обряд, смотрят на север, так как по их представлениям юг — царство теней. По окончании богослужения начиналась раздача горячего хлеба и лорки, а также принесенных в храм арбузов, дынь и других фруктов и овощей. Затем приглашенные из числа верующих направлялись в дом священнослужителя или старейшины, где для них устраивался обед».

Если продолжить рассматривать все доступные на сегодняшний день из исторических источников параллели между культами зороастризма (особо — сасанидского митраизма) и культами псевдохристианских церквей — не хватит не только настоящей главы, но, возможно, и целой книги. Поэтому мы ограничимся ещё несколькими главными параллелями, оставив людям, которые более глубоко заинтересуются этим вопросом, возможность самим покопаться в интереснейших “совпадениях”. Для облегчения этой работы можно заглянуть в Главу «Церковные таинства» Третьей книги курса.

Вернёмся к ритуалам зороастризма, связанным с разнообразными посвящениями, причащениями, очищениями… В начале предыдущей главы мы обратились к параллелям между зороастрийским ритуалом очищения огнём и церковно-библейским ритуалом крещения. После чего мы подробно рассмотрели параллели, связанные со значением церковного крещения, которое выражает церковную традицию смерти-воскресения Христа. Но ведь кроме крещения есть и другие таинства “христианской” церкви, ритуалы которых тоже буквально по содержанию скопированы из зороастризма. Мистика (таинства) посвящения в митраизм-зороастризм (инициацию людей под эгрегор зороастризма) весьма похожа на многие церковные “христианские” таинства посвящения церкви (инициацию людей под библейский эгрегор). Несмотря на разнящуюся символику, есть много общего.

Вначале скажем, что в самом обширном (в смысле многосторонней обрядности) таинстве церковно-“христианского” крещения есть обряд «покаяния за свои прошлые грехи, прежде чем душа этой личности будет готова к принятию крещения» — в случае если крещаемый не младенческого возраста. Это объясняется необходимостью его «очищения» от «грехов прошлого» перед крещением — чему соответствуют подготовительные обряды «очищения». Если крещаемый младенец, то его подвергают «очищению» от «первородного греха» (опаснейшая иллюзия-выдумка) с помощью процедуры «смерти-воскресения», что и представляет собой основная часть обряда крещения.

Процедура обязательного «очищения», вошедшая в главный “христианский” обряд (крещения) и сопутствующая некоторым другим обрядам “христианской” церкви — скопирована из зороастризма и является прямым следствием восточного дуализма, который учит о «чистых» и «нечистых» явлениях, предметах, тварях, духах… Разграничив когда-то явления на «чистые» и «нечистые» древние индоиранцы (а за ними и зороастрийцы) создали для себя весьма «комфортную» духовную сферу, назвав её «чистой» или «светлой». Всё «неприятное» в их “жизни” было соответственно названо «нечистым» или «тёмным».[249] Этим самым люди спрятались за ширмой веры, “канонов” и доминирующего «светлого» эгрегора (ими же созданного: например эгрегора Митры, либо Ахура-Мазды) от “неприятного” Языка Жизни (через который Бог разговаривает с людьми). Высшей касте “жрецов” и “элите” так было удобно управлять толпой, а толпе было удобно “жить”. Но “жрецы” ко всему прочему ещё и наблюдали духовные закономерности при управлении эгрегором — отмечая особую роль «очищения» (известную ещё со времён шаманизма) в деле устойчивости эгрегориальной магии, производимой ими над толпой.[250] Глобальное “жречество” («мировая закулиса») — которое лучше других разбиралось в тонкостях эгрегориальной магии и следила за своим верховенством в этом деле — получило с зороастрийского Востока красивый и логично обставленный повод, который осталось только скопировать в “христианство”, что оно и сделало, трансформировав зороастрийские обряды в новую веру.

Как подтверждение этому мы, помимо разнообразных обрядов «очищения», находим в зороастризме нечто подобное признанию «первородного греха». Роды, болезни и даже рождение ребенка рассматривались зороастрийской догматикой как «осквернение чистоты организма», нарушение «идеального физического состояния человека».[251] Согласно зороастрийоким предписаниям, связанным с обычаем очищения, женщина во время ее месячных недомоганий, родов и болезней подвергалась определенному «табу», сидела на каменной скамейке или же спала на полу в темной половине дома, не смела приближаться к священному огню, выйти на воздух, видеть небо и солнце, работать в саду. Она надевала самую плохую одежду, ела в отдельной посуде. Никто из семьи, в том числе дети, не подходили к ней. Приготовлением пищи занимались другие члены семьи, но если у женщины был грудной ребенок, ей приносили его кормить, а после кормления тут же уносили. В период беременности женщина получала некоторые льготы, особенно перед родами. В доме, где она находилась, круглосуточно горел огонь, символизирующий добро. Когда рождался ребенок, пламя должно было гореть плавно и ровно, и за этим следили со всей строгостью. Этот обряд был связан с древним зороастрийским преданием о том, что когда рождается ребенок, к нему является дьявол и уберечь ребенка от него может только плавно горящее пламя огня.

Сравним это положение зороастрийской веры с высказыванием “христианского” «священника»: «"У тебя есть младенец? — Не дай времени усилиться повреждению; пусть освящен будет в младенчестве и с юных ногтей посвящен Духу" (Св. Григорий Богослов († 389), Слово на Крещение)».

Никакой «дьявол» (эгрегор со свойственными названию характеристиками) не может явиться к новорождённому ребёнку, если культура общества, родители и близкие не мешают Богу оберегать новорождённого. Если же с момента рождения культура такова, что новорождённого тут же (через не совсем понятные родителям и окружению обряды) начинают психически включать в эгрегор веры (который как правило и является сам «дьявольским» порождением людей), отгораживая его психику от Бога — нарушение безопасности жизни новорождённого обеспечено.

Церковно-“христианский” обряд покаяния очень смахивает на зороастрийский обряд жертвоприношения.[252] Только церковники изощрились до вытягивания из кающихся сокровенной информации, а зороастрийцы просто доверяли “священникам” свои материальные средства, чтобы те заступались за них у богов. Обряд жертвоприношения у зороастрийцев существовал и в древности, и в средние века, но позднее он приобрел чисто символический характер. Большинство зороастрийцев не занимались жертвоприношениями. Вместо этого они платили деньги “священнослужителю”, а сами клали на алтарь огня небольшой кусочек мяса.