Бен затаил дыхание, уверенный, что сейчас вырвется крик, немыслимый в тишине этого мягкого моросящего весеннего полудня, как неожиданный удар ножом.., или как рот, набитый лезвиями.

Вместо этого нерешительно и нетвердо, не выкрикнутые, а сказанные, сказанные, как молитва, тихо, пришли слова: Мы сделаем вместо этого шарики. Мы перельем серебряный доллар в серебряные шарики.

Джентльмен в шоферской кепке, который просматривал заметки де Варгаса, посмотрел напряженно.

– Чепуха, – сказал он. На этот раз люди действительно посмотрели вверх: кто-то шикнул на старика, на что тот очень обиделся.

– Простите, – сказал Бен низким дрожащим голосом. Он прекрасно знал, что его лицо покрыто потом и что его рубашка прилипла к телу. – Я думал вслух...

– Чепуха, – повторил старик громче. – Кто сможет делать серебряные шарики из серебряных долларов? Чепуха! Фантастика! Проблемы гравитации...

Неожиданно подошла мисс Дэннер:

– Мистер Брокхил, вы должны соблюдать тишину. Люди читают, – сказала она достаточно вежливо.

– Человеку плохо, – сказал Брокхил, возвращаясь к своей книге. – Кэрол, дайте ему аспирин.

Кэрол Дэннер посмотрела на Бена, и лицо ее заострилось.

– Вы больны, мистер Хэнском? Я понимаю, что это невежливо спрашивать, но выгладите вы ужасно. Бен сказал:

– У меня на завтрак сегодня была китайская еда. Думаю, мне ее не переварить.

– Если вы хотите прилечь, то в кабинете мистера Хэнлона есть раскладушка. Вы могли бы...

– Нет, спасибо, не стоит, – Не полежать ему хотелось, а послать всю эту чертову библиотеку подальше. Он посмотрел на лестничную площадку. Клоун исчез. И вампир исчез. Но висел шарик, крепко привязанный к низким железным перилам, которые загораживали площадку. На боку у него была надпись: «Всего хорошего! Сегодня ты умрешь».

– Я заполнила вашу библиотечную карточку. Вам она еще нужна? – спросила библиотекарша.

– Да, спасибо, – сказал Бен и глубоко и тяжело вздохнул. – Мне очень жаль, что все так случилось.

– Надеюсь, что это не пищевое отравление, – сказала она.

– Это не сработает, – сказал мистер Брокхил, не поднимая глаз от де Варгаса и не выпуская своей потухшей трубки изо рта. – Фантастика. Пуля будет кувыркаться.

И совершенно неожиданно, не желая что-то сказать, Бен начал:

– Шарики, а не пули. Мы поняли уже тогда, что не сможем делать пули. Знаете, мы были детьми. Это была моя идея...

– Ш-ш-ш-ш, – зашипел кто-то опять.

Брокхил взглянул на Бена, как будто желая что-то сказать, но снова вернулся к своим заметкам.

У конторки Кэрол Дэннер подала ему маленькую оранжевую карточку со штампом Публичной библиотеки Дерри вверху.

Ошеломленный, Бен осознал, что это первая в его жизни взрослая библиотечная карточка. Та, которую он имел в детстве, была желто-канареечного цвета.

– Вы уверены, что не хотите прилечь, мистер Хэнском?

– Я чувствую себя немного лучше. Спасибо.

– Правда?

Он выдавил что-то наподобие улыбки.

– Уверен.

– Вы действительно выглядите немного лучше, – сказала она, но не совсем уверенно, как будто понимая, что нужно говорить так, но в действительности не очень в это веря.

Затем она поднесла книгу под приспособление для микрофильмирования, которое они в то время использовали для записи книг, выдаваемых читателям, и Бен почувствовал почти истерическое изумление. Это та самая книга, которую я снял с полки, когда клоун начал говорить голосом негритенка, -подумал он. – Она решила, что я хотел взять ее. Я впервые за двадцать пять лет взял книгу из Публичной библиотеки Дерри, но даже не знаю, что это за книга. Кроме того, мне это и не надо. Только бы выбраться отсюда. И все, и все!

– Спасибо, – сказал он, забирая книгу.

– Мы будем очень рады видеть вас снова, мистер Хэнском. Вы уверены, что вам не нужен аспирин?

– Совершенно уверен, – сказал он, а затем, поколебавшись, спросил. – Вы случайно не знаете, что случилось с миссис Барбарой Старретт? Она была когда-то заведующей библиотекой для детей.

– Она умерла, – сказала Кэрол Дэннер. – Три года тому назад, у нее был удар, как я понимаю. Очень странно. Она была относительно молодой... 58 или 59 лет, я думаю. Мистер Хэнлон даже закрыл на один день библиотеку.

– О! – сказал Бен, ощущая еще одно пустое место в своем сердце. Вот что случается, когда возвращаешься туда, где ты «жил-да-был когда-то», как поется в песне. Крем на торте сладкий, а внутри – горько. Люди забывают вас или умирают, теряют волосы и зубы. Иногда вы обнаруживаете, что они сошли с ума. О, как хорошо быть живым! Господи, помилуй!

– Извините, – сказала она, – вы, наверное, любили ее.

– Да, все ребятишки любили миссис Старретт, – сказал Бен и почувствовал, что слезы подступают совсем близко.

– Как вы...

Если она спросит еще раз, как я себя чувствую, я на самом деле расплачусь. Или закричу. Или еще что-нибудь.Он взглянул на часы и сказал:

– Мне действительно надо бежать. Спасибо, что были так добры.

– Желаю приятно провести день, мистер Хэнском Не сомневайтесь. Потому что вечером я умру.

Он помахал ей на прощанье и пошел обратно через весь зал. Мистер Брокхил взглянул на него еще раз строго и подозрительно.

Он посмотрел вверх на площадку. Воздушный шарик все еще болтался там, привязанный к перилам. Но надпись на боку теперь сообщала следующее: «Я УБИЛ БАРБАРУ СТАРРЕТТ! Пеннивайз Клоун».

Он оглянулся, снова чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Он смог выйти на улицу и остановился, пораженный солнечным светом – над головой мчались облака, смятенные и прекрасные в солнечном свете, а теплые майские лучи делали траву невыносимо зеленой и буйной. Бен почувствовал, что в сердце его что-то поднимается, ему казалось, что он оставил в библиотеке какую-то невыносимую ношу... Он посмотрел на книгу, которую взял в библиотеке, и зубы его сжались с неожиданной причиняющей боль силой. Это был «Бульдозер» Стивена Мидера, одна из книг, что он брал в библиотеке в тот день, когда ему пришлось бежать в Барренс, чтобы избавиться от Генри Бауэрса и его друзей.

И, вспоминая Генри, он заметил на обложке книги едва заметный отпечаток своего старого ботинка.

Разминая страницы и перелистывая их, он посмотрел в конец книги. Он знал, что в библиотеке перешли на контрольную систему микрофильмирования, но в этой книге все еще был бумажный пакет в конце с засунутыми туда карточками. На каждой линии после фамилии стояла дата возврата, проштампованная библиотекарем. Бен увидел:

Имя читателя Дата возврата

Чарльз Браун Май 14 1958

Дэвид Хартвелл Июнь 01 1958

Джозеф Бреннан Июнь 17 1958

И на последней строке в карточке была его собственная детская подпись, написанная жирным карандашом:

Бенджамин Хэнском Июль 09 1958

И везде, по всей книге – на карточке и на страницах, на последнем листе, – везде стоял красный, как кровь, штамп – «СДАНО».

– О, Господи Боже мой, – промычал Бен. Он не знал, что еще сказать, кроме: «Боже мой. Боже мой!»

Он стоял в этом обновленном солнечном свете и неожиданно вспомнил: а что же происходит с остальными?

2

Эдди Каспбрак попадает в ловушку

Эдди вышел из автобуса на углу Канзас-стрит и Коссут-лейн. Улица Коссут-лейн плавно спускалась четверть мили до крутого обрыва, сходящего прямо в Барренс. Он совершенно не мог понять, зачем он сошел с автобуса именно здесь. Он не знал никого, кто жил в этой части улицы. Но казалось, что только здесь и надо было сойти. Это все, что он знал, но и этого было достаточно. Беверли выбралась из автобуса, помахав им на прощанье, на одной из остановок в конце Мейн-стрит. Майк отогнал свою машину назад к библиотеке. И сейчас, наблюдая, как маленький и какой-то неуклюжий автобус «Мерседес» удаляется в конец улицы, Эдди не мог понять, что он здесь делает, на этом уединенном и мрачном углу, в этом мрачном городе, в пятистах милях от Миры, которая, несомненно, проливает слезы из-за него. Он прокашлялся и пошел вдоль по Канзас-стрит, размышляя, идти ли ему к Публичной библиотеке или, может быть, свернуть на Костелло-авеню. Начинало проясняться, и он подумал, не пойти ли ему по Западному Бродвею, чтобы полюбоваться старыми викторианскими домами, которые тянулись вдоль улицы, – этими двумя по-настоящему красивыми кварталами Дерри. Он хаживал сюда, когда был маленьким, – просто гулял по Западному Бродвею, или случайно заходил сюда, если шел куда-нибудь по своим делам. Там стоял дом Мюллеров – на углу Витчем и Западного Бродвея, – красный дом с башенками по обеим сторонам и забором спереди. У Мюллеров был садовник, который всегда смотрел на Эдди с подозрением, когда он проходил мимо.