Уна облизала губы, на которых осела соль. Она не знала, кому принадлежит хриплый, приглушённо-гортанный голос у неё в голове. Не знала, на каком шипящем наречии он выразил своё требование.
Но чувствовала, что требование справедливо.
- Они просят заплатить, Лис. Это древние чары. Всё должно быть оплачено.
В кулаке у Лиса уже блестел маленький нож - что уж говорить о клыках, те всегда наготове. Янтарные глаза Двуликого обратились к русалке. Он тихо усмехнулся.
- Знаю. Я бы отдал свою, но им нужна иная кровь, Уна... Ты понимаешь, чья? Кровь с Даром. Та, на которой Хаос оставил свой след.
Платил ли ты так же, отец?
Уна кивнула. Потом протянула руку - и не издала ни звука, когда запястье пронзила кусачая боль.
ГЛАВА XXVII
Западный материк (Лэфлиенн). Степь к востоку от Великого Леса. Стоянка садалака кентавров под предводительством Арунтая-Монта
Следы вели к лесу - к зелёной стене буков, тисов и деревьев Гаар с треугольной листвой, чей дурманящий сок способен и отравить. Лес темнел на западе, и вот уже третью луну садалак Арунтая-Монта, сына пегого Метея-Монта и мудрой вороной Хас-Тинты, день ото дня видел, как за него опускается солнце. Их прежнюю стоянку - намного севернее, за илистой равнинной рекой Мильдирмар - стали всё чаще беспокоить набеги оборотней-волков, да и травяные запасы были съедены почти подчистую. Впрочем, Двуликие не были главной напастью: стрелы и быстрые метательные ножи легко их отпугивали. Руду для оружия садалаку Арунтая поставляло дружественное селение боуги с гор на северо-востоке от Леса; их договору минула не первая сотня солнечных кругов. Ни для кого не секрет, что кентавры владеют кузнечным искусством лучше всех на материке - как и то, что ни один уважающий себя кентавр не выдаст этих тайн чужакам... Однако были и те, чьей алчности оружие не мешало. Садалаку досаждали грифы - мерзкие твари с облезлыми шеями, вечно гонимые голодом и злобой. Они разворовывали запасы корней, фруктов, грибов и ягод, клевали травяные навесы, оскверняли тела умерших, ещё не преданные огню. А главное - ранили и похищали самых маленьких жеребят, тех, кого ещё нетвёрдо держали ноги. После Великого Исхода - после дня, когда Пустыня Смерти сгинула из Обетованного вместе с бессмертными тауриллиан, - выжившие грифы утратили дом, и теперь их зловонные колонии расплодились по всему континенту.
Третье похищение подорвало терпение главаря. Арунтай-Монт созвал старейшин, учёных Интов и звездочётов Тунтов в Большой Круг, и все сошлись на том, что нужно скакать дальше на юг. Место для стоянки выбрали неплохое, но слишком открытое: продвигаться ещё дальше, к холмистой Равнине Чар, сосновому лесу и Паакьярне, не хотели уставшие от долгого перехода женщины, больные и старики. Их в садалаке было большинство, поэтому Арунтай-Монт не имел права воспротивиться. Стоянка вновь расположилась на плоской, открытой всем ветрам земле под сочной травой, вереском и медуницей. Арунтай надеялся оторваться от тех двух или трёх стай Двуликих, что заключили союз против его садалака. Это ему, казалось бы, удалось - волки, слава Порядку, не устремились вслед за ними, оставшись севернее. А вот атаки грифов не прекратились.
Фарис-Энт вздохнул и провёл ладонью по лбу, стирая испарину. Сезон суши, судя по всем календарям и привычкам, должен был уже лететь к концу - но на этот раз почему-то затянулся, и солнце будто бы становилось только свирепее. Фарис всегда плохо переносил жару и в душные дни вроде этого предпочитал укрываться под навесом. Тень, помимо всего прочего, способствует работе ума и спокойному размышлению - а что ещё нужно для Энта, чтеца-толмача?
Но сегодня, выйдя поразмяться на рассвете, Фарис-Энт заметил свежие следы. Он не был ни воином, ни следопытом, как Арунтай-Монт и его товарищи; однако тревога за садалак, половина которого пока пребывала в царстве снов, погнала его вперёд. Трава была ещё примята, а сухая земля с ночи сохранила чёткие отпечатки лап. Их цепочка от стоянки тянулась к лесу и пропадала в чаще. Фарис нерешительно замер, когда на него повеяло тенью и замшелой, древесной затхлостью.
- Тебе бы здесь понравилось, любовь моя, - прошептал кентавр, не надеясь на ответ.
Следы были лисьими.
Маленькие, аккуратные, с точёным рисунком лап. Молодая лисица с тонкой костью - и предприимчивым умом, судя по тому, что забралась так далеко от Леса... Стаи-племена волков-оборотней, пожалуй, превосходят всех Двуликих и числом, и объёмом доставляемых неприятностей. Так что Фарис-Энт видел достаточно волчьих следов в своей жизни, чтобы не спутать их с любыми другими.
Фарис переступил с копыта на копыто, борясь с искушением войти в Лес. Лисы. Это странно: Двуликие-лисы крайне осторожны и редко позволяют себе приблизиться к садалаку. По крайней мере, на своём веку (пока недолгом - всего-то восемьдесят три солнечных цикла) кентавр-переводчик не припоминал ни одной открытой схватки с ними. Как и ни одного торгового или иного договора. Все разногласия обычно улаживались мирно; лисы предпочитали либо укрываться в глубине Леса, не претендуя на земли вплотную к степи, либо (в случае угрозы) оставлять битвы Двуликим посильнее - тиграм, хищным птицам или тем же волкам. А однажды, ещё в садалаке Кару-Монта (Фарис жил там, пока был жеребёнком: потом его отец из-за ссоры с вожаком сменил садалак), толмач видел Двуликую с обликом рыси. Она двигалась, точно вихрь или молния, и сразила пятерых или шестерых сильнейших в садалаке воинов - причём это, казалось, не составило для неё особого труда.
Но чтобы лисы сами вели себя так дерзко... И, однако, ничего не утащили. Ночной гость мог, конечно, украсть овцу или ягнёнка из стада, что пасётся неподалёку, - но следы крови или клочья шерсти не попались толмачу. Их садалак, подобно многим другим, перегонял по степи несколько овечьих отар. В сезон дождей и в холодные луны на севере с них вычёсывали шерсть для накидок, толстых навесов и одеял; в другое время - доили, чтобы жеребята могли полакомиться молоком и творогом, а боуги - получить вожделенное масло в обмен на воск, мёд, древесину или амулеты от тёмной магии.
И, кем бы ни была наглая лисица, она не тронула ни запасы кентавров, ни их овец... И никого из самих кентавров. Приходила одна - и ушла обратно, будто побывав на прогулке.
Или в разведке.
Фарис-Энт вздохнул снова, уже куда горестнее. Лес темнел перед глазами, манил его сплетением ветвей и кряжистыми, шершавыми телами стволов. Он знал, что там, в прелой чаще, ему нет места - звёзды дали кентаврам иную судьбу, иной, распахнутый под небом простор для жизни, - но рвался туда всем своим существом.
Ведь Возлюбленная сродни Лесу. Возлюбленная проводит там все свои дни - и белки, кролики, куропатки, даже олени дрожат, завидев из-за деревьев её изумрудное сияние... Возлюбленной нравится зелёный. Она сама говорила Фарис-Энту.
Посмеет ли он утверждать, что достоин её, если опять не попытается?.. Кентавр поёжился от презрения к себе. Трус.
Фарис-Энт занёс ногу, чтобы переступить невидимую черту - и в следующий миг нечто красное и поразительно быстрое прыгнуло прямо ему на грудь.
Кентавр вскрикнул от боли, пробравшей от макушки до копыт. Он отвернулся, защищая лицо, и попробовал отодрать от себя кусачее, бешено царапающееся создание. Пальцы погрузились в мягкую шерсть - но оно непрерывно крутилось, извивалось и когтями оставляло кровавые борозды у Фариса на рёбрах, явно силясь дотянуться до глаз. Красный хвост бил его по торсу и передним ногам; где-то там же дёргались задние лапы лисицы, и когти на них оказались не менее острыми.
У него нет оружия, вот в чём беда. Нет ножа и даже бесполезного сейчас лука, чтобы воткнуть лисице стрелу в глаз... Только вощёные таблички, прикреплённые к поясу. Парочка любимых текстов и незавершённые переводы древних мудрецов - кентавров и боуги, агхов, людей и тауриллиан. Фарис не расставался с табличкой до тех пор, пока работа не начинала походить на законченную.
