- Зелёная Шляпа? - пробормотала Уна, точно это прозвище напомнило ей о чём-то. Шун-Ди решил, что это - один из тех таинственных знакомых в Хаэдране и его окрестностях, о которых упоминал Лис.
Не имеет же он в виду, что оборотень когда-то держал здесь гостиницу?!
У Шун-Ди тоскливо заныл затылок. Сколько ещё он не знал - о Лисе, о связях востока и запада Обетованного?.. Так и с ума недолго сойти.
Лис склонил набок золотистую голову и ослабил хватку. Теперь он опять улыбался - довольной улыбкой хищника.
- Ты был его помощником?
- Его другом, - хозяин вздохнул. - Он доверял мне... Я просил Шляпу остаться, но он всё равно ушёл на третий год Великой войны. Вместе с пареньком по имени Миртис. Ох, давно это было. Ты разбередил мне душу, менестрель.
- Неужели? А где твоё зеркало, господин волшебник?
- Я хотела задать тот же вопрос, - добавила Уна.
Они с хозяином уставились друг на друга - долго и тяжело, будто соперники в бою. Шун-Ди считал удары собственного сердца; капли всё стучали по крыше и ставням - уже реже; игральные кости отскакивали от стола в углу, а Лис смотрел на огонь в очаге, не моргая, и пламя плясало в его зрачках.
И бородатый мужчина отвёл взгляд - будто хрупкая девушка сломила его, даже пальцем не шевельнув.
- В личных вещах. Мы под властью Альсунга. Все скрывают зеркала... Разве Вы, госпожа, говорите вслух о своём Даре?
- Это - одно из неудобств, с которыми мы хотим покончить, - полушёпотом сообщил Лис, запуская руку в мешок за спиной. Он достал чехол с лирой, и Шун-Ди снова засмотрелся на то, как уютно и правильно тот лежит в его тонких руках. - И мне нужно то, что оставил тебе Шляпа. Помоги нам, садур.
- Что именно? Он оставил много всего.
- То, что относится к морю и кораблям, - Лис расстегнул чехол, и показался светло-коричневый, по-лебединому изящный бок лиры. - А ещё - к вызову русалок. Золото боуги, я полагаю.
Боуги? Боуги - в Ти'арге?!
Боль в затылке усилилась, прокладывая путь в макушку и шею.
- Да уж, полезная штука... По собственному опыту знаю, - не то печально, не то гордо отметил кто-то за спиной Шун-Ди. Тот вскочил, едва не доломав скрипучий стул. Уна тоже медленно поднялась; разговоры за столами стихли.
Перед ними стоял невысокий человек - пониже Шун-Ди; моложавый, но с морщинками в углах тёмных глаз и с грустными складками у рта. Что-то несообразное, кривоватое было в его чертах; на скулах бледнели следы от пятен, смутно напоминающих веснушки. Зато плащ и бархатную куртку украшала роскошная вышивка золотой нитью, а на шее покачивалась толстая - тоже золотая - цепь с медальоном.
Он так бесстрашен, что напоказ носит золото в дороге?
Раздался скрип стульев, и четверо воинов, бросив игру и выпивку, вальяжно обступили незнакомца. Они замерли, ожидая приказаний; один, со шрамом на лбу, поигрывал изогнутым кинжалом. Шун-Ди нервно сглотнул слюну. Его люди - что ж, это объясняет любое бесстрашие...
- Что-нибудь не так, милорд? - елейно пропел хозяин, сразу очутившись между их столом и человеком в плаще. - Вас не устроило обслуживание? Одно Ваше слово - и любой из слуг будет наказан за нерасторопность...
- Всё в порядке, спасибо, - человек любезно улыбнулся. - Я увидел знакомую, которую искал, вот и всё. Добрый вечер, леди Уна.
И он поклонился даме - глубоко, с прижатой к груди рукой, как...
Как принято при дворе в Дорелии.
- Добрый вечер, лорд Ривэн, - хрипло сказала Уна. Шун-Ди, пожалуй, ни разу не видел её такой - радостной и виноватой одновременно.
ГЛАВА XXV
Ти'арг. Академия
- Ты зачастил ко мне, господин наместник.
Наместник Велдакир отдёрнул руку от двери, будто обжегшись. Он до сих пор не привык к тому, что Тэска любого определяет по звуку шагов. Интересно, слышит ли оборотень, как он скрипит пером в своём кабинете, перебирает флаконы в приёмной или шепчется со змеями в лаборатории?
Или как ворочается ночами, стискивая зубы от боли в боку?..
Впрочем, помимо уровня шума, Двуликому не на что жаловаться. Не всех послов и не всех знатных гостей (которых с годами наместник принимал всё реже) размещали в резиденции с такими удобством и роскошью.
Стены в этом крыле резиденции покрывали деревянные панели с тонкой резьбой - подарок короля Хавальда. Ничего удивительного: альсунгские мастера славятся резьбой по дереву, и Ледяной Чертог - жемчужина их трудов. Оказываясь там, наместник всякий раз поражался лестницам и залам, аркам и перекрытиям из кедра, ясеня или смолистой, пахучей сосны. Весьма полезно для здоровья (может, поэтому альсунгцы в среднем куда крепче южан?), но Велдакиру это не слишком нравилось: он уютнее чувствовал себя среди городских камней.
В нескольких шагах от наместника, на стене напротив, висела картина кезоррианского художника - схватка круторогих оленей. Сбоку от рамы, конечно, складками свисало бело-голубое знамя Альсунга с серебристым драконом - в резиденции такие были повсюду; куда же без вечного соседства искусства и политики... Судя по густоте чащи, вдохновлялся художник лесами Ти'арга, Дорелии или, в крайнем случае, холмистого Феорна. В молодости наместнику довелось повидать кипарисовые и оливковые рощи Кезорре; правда, он не был на севере этой страны, в верховьях Красной реки, но сомневался, что и там можно найти столь густые, тенистые заросли. Олени стояли на фоне моря зелёных мазков, упираясь в мох копытами на точёных ногах и угрожающе склонив головы. Их рога плотно переплелись. Художнику удалось передать и давление изящных черепов друг на друга, и напряжённые в борьбе мышцы животных: казалось, от рогов скоро посыплются искры.
Есть нечто кровожадное в том, что рядом с такой картиной поселился оборотень. Снежный барс. Всего раз Тэска принимал при наместнике звериный облик - но этого хватит надолго, очень надолго. Велдакир сникал и слабел, вспоминая густой мех в чёрных пятнах, и клыки, и тяжёлую мягкую поступь.
И глаза.
Приказать перевесить картину?..
Наместник потёр костяшкой пальца занывший лоб. Почему он так долго стоит здесь, в коридоре, и боится войти - кстати, не впервые? Почему тянет время?
Наверное, потому, что в комнате за дверью - сгусток темноты, холодного дикого колдовства. Не пациент и не тот, кого следует с умом использовать.
Совсем наоборот. Тот, от чьего присутствия каждая жилка вытягивается струной, а древнее человечье чутьё подсказывает: бежать. Нестись прочь, подворачивая ноги, перескакивая через препятствия, до надсадного колотья в сердце. Бежать, чего бы это ни стоило, так быстро, как только сумеешь. Ибо угроза - страшнее и больше, чем враги-люди, король Хавальд или старая хворь внутри.
Страшнее и больше смерти. Смерть естественна; наместник в разных видах насмотрелся на неё. Закончив Академию, он лечил больных, которые метались в жару; кожу которых покрывали язвы и гноящиеся болячки; сердца которых временами слабели, отказываясь стучать. Готовил травяные настойки, зелья и мази для старух с рассыпающимися костями, и для слепнущих стариков, и для девушек с нарушенным лунным циклом, и для кашляющих кровью портовых грузчиков из Хаэдрана. Потом он работал с королём Тоальвом, перечень болезней которого (без учёта обездвиженных ног) не умещался на одном листе бумаги. Потом, в сражениях Великой войны, зашил и обработал сотни ран - и сам не знал, сколько раз накладывал шины на сломанные руки и ноги, вправлял вывихи, исцелял ожоги от кипящего масла, подожжённых стрел и заклятий магов...
Наместник видел смерть и не боялся её. Он знал, что ему самому - при удачном стечении обстоятельств - осталось едва ли больше нескольких лет, и не бился из-за этого в панике.
Но Тэска не просто его пугал. Он словно сам был его страхом - явившимся под старость, впервые воплотившимся. Нечеловечески красивый юноша, который дерётся как зверь и любит наблюдать за людьми.
