Уна подошла к аккуратно заправленной, холодной кровати, провела по покрывалу рукой. На столе и широком подоконнике, несмотря на чистоплотность служанок, образовался тонкий слой пыли - а может быть, теперь они просто предпочитают лишний раз не подниматься в её башню из-за книг по магии, вездесущих огарков свечей и засушенных трав?.. Всё самое шокирующее (вроде птичьих косточек и амулетов Индрис, а ещё - записок из библиотеки, посвящённых её предкам) Уна предусмотрительно прятала в самый нижний ящик, запирая его на ключ. Что ж, видимо, это не помогло; ну и пусть... Там же лежат заброшенные тетради с её дневниками. От них слугам и вправду лучше держаться подальше - может, ещё тщательнее, чем от чего-то магического.
Раньше Уне нравилось возвращаться домой после отъезда: глаз будто заново привыкал к старым вещам, милые и родные мелочи радостно бросались навстречу и отпечатывались в зрении, как заждавшиеся хозяина лобастые щенки. Наверное, то время прошло. В Дорелии она не успела отвыкнуть от Кинбралана - будто бы и не покидала его. Уютная, словно ночная рубашка, погружённая в полумрак комната не то чтобы вгоняла в тоску - но растерянность и усталость точно усиливала.
- Оборотень-лис и купец из Минши, - шёпотом сказала Уна самой себе. Что это за новая внезапность? Зачем они поджидали её? И неужели один из них - в самом деле оборотень с запада, а не умелый шарлатан?.. Савия была так напугана, а Индрис (как и всегда) ничего не объяснила толком. Этот чужеземец мог, конечно, и задурить служанке голову - но Савию не так-то просто обмануть. Каждый лавочник из Делга или Роуви, как и каждый крестьянин на землях Тоури, и почти каждый торговец в Веентоне и Меертоне подтвердили бы это.
Ненавижу сюрпризы.
Про себя Уна отметила, что возненавидела их именно этим летом. Более чем логично. После визита в Дорелию и разговора с лордом Заэру она ещё раз убедилась, что больше всего на свете хочет одного - чтобы новое утро не принесло каких-нибудь новых разочарований, неожиданностей и воплотившихся кошмарных снов.
Зеркало всей рамкой жёстко впилось ей в бедро, и Уна со вздохом призналась себе: хорошо, не "больше всего на свете".
Больше всего она хочет найти лорда Альена, Повелителя Хаоса. Своего отца.
А потом, уже после - посмотреть в глаза человеку, по приказу которого убили дядю Горо. Какие глаза, интересно, у наместника Велдакира? Голубые, как у тёти Алисии? Синие, как у неё самой? Или карие - как у матери и наёмника, кричавшего в пламени от боли, словно животное, перед тем как обуглиться заживо?..
Уна расстегнула дорожную сумку и достала заветный свиток с двойной печатью: льва Дорелии дружески подпирал кроной расщеплённый молнией дуб, герб рода Заэру. Свиток был совсем лёгким, из тонкой, голубоватой виантской бумаги, и еле заметно пах зелёными яблоками - или, может, Уне лишь показалось... Каждый вечер по дороге назад она перечитывала свою драгоценность, игнорируя протесты матери, смотревшей на свиток, будто на вошь или крысу.
Рекомендательное письмо от лорда Ривэна аи Заэру, советника короля, хранителя правосудия. Бумага, по которой ей в любой гавани Дорелии предоставят место на корабле, идущем на запад, и не возьмут ни монеты взамен... Если ей повезёт - очень скоро.
Письмо было бессрочным. Уна помнила, как подрагивали смуглые, по-воровски подвижные пальцы лорда, когда он подписывал его. Как он смеялся от неловкости, выводя казённую формулировку - "для поисков члена семьи".
Впервые за много дней наслаждаясь одиночеством, Уна поднесла свиток к лицу и втянула свежий запах дороги и яблок. И чернил лорда Ривэна.
Из-за двери донеслось - почему-то без стука - насмешливое покашливанье.
- Разрешите войти, миледи? Тут, конечно, знак и так далее, но Вы же понимаете, что мне легко его снять... Вот и верхнюю петлю Вы, тем более, опять не довели до конца.
Уна сразу узнала хитрющий, ещё не сломавшийся голосок Гэрхо. Вот по кому она точно не соскучилась. Торопливо бросив свиток в сумку, она ногой задвинула её под кровать и сухо сказала:
- Войди.
Замок щёлкнул, будто никакого знака на двери не было, и показался сначала длинный, с горбинкой, нос Гэрхо (Уне иногда казалось, что он подёргивается, принюхиваясь, как у любопытного кота), а уже потом - вытянутое лицо и долговязое, по-подростковому нескладное тело. Свой балахон Гэрхо окончательно променял на штаны и льняную рубаху кого-то из слуг (рубаха была ему не по размеру и болталась - несмотря на количества без стеснения уничтожаемой еды); прядки тёмных волос, как обычно, блестели от сальности чуть больше, чем надо, а к щеке, под следами старательно сведённых прыщей, прилипли хлебные крошки. Гэрхо окинул комнату Уны скучающим взглядом, прошёл, шаркая, вперёд и плюхнулся на стул - без каких-либо признаков почтения. Впрочем, их наличие скорее удивило бы Уну.
- Ну, и как всё прошло? - спросил он, и Уна поморщилась - таким тоном ему пристало говорить с дочкой конюха, а не с ней. И дело вовсе не в том, что с Эльдой обручён Бри: просто так уж устроен мир, и она - дочка конюха... Вне оценок.
- Что именно? Встреча с бьющейся в панике Савией?
Уна не хотела язвить (в конце концов, нет вины Гэрхо в том, что в Кинбралан заявились незваные гости, - как и в том, что лорд Ривэн не смог сообщить ей ничего конкретного об участи Альена Тоури), но это получилось как-то само собой. Пожалуй, они с Гэрхо с самого дня встречи и не общались в обычном, дружелюбном тоне.
С другой стороны - мальчишка не спорил. Да и к подросткам у Уны было сложное отношение: то ли она слишком привыкла к старшим и сверстникам, то ли слишком хорошо помнила себя в физическом возрасте Гэрхо...
Не выказав недоумения, Отражение широко ухмыльнулся, выхватил грушу из вазы на столе и с аппетитом ею захрустел.
- А, уже нажаловалась? Да, господин Шун-Ди ей сразу не понравился. Не любит ваша служанка иностранцев, это я уже понял. Ох и крику тут было - жаль, ты не видела...
(Гэрхо обращался к Уне по настроению, мешая "ты" и "Вы" - наверное, до сих пор не мог определиться; в такие моменты Уна со злобным удовольствием думала: как всё-таки хорошо, что у неё нет младших сестёр и братьев).
- Господин Шун-Ди - это миншиец?
- Да, купец, - Гэрхо критически оглядел грушу, снял с неё соринку и надкусил с другого бока. - Торгует он вроде лекарствами, порошками всякими и настойками...
- Тогда понятно, почему он не приглянулся Савии, - Уна вздохнула, поднялась и плотнее сдвинула шторы - чтобы полумрак в комнате почти превратился во мрак. Избыток света в Дорелии утомлял её. Да что там, он утомлял её всё лето; настало время с ним распрощаться. - Вот продавай он шёлк, жемчуг или хотя бы кожу...
Или чернила, или особенный - тёмно-жёлтый, пахучий - миншийский воск для свечей. Это пригодилось бы ей для занятий. А так... Выходит, у миншийца всего-навсего торговые предложения? Скучно.
И странно. Стоило ли ради этого плыть в Ти'арг, а потом ещё и устремляться в его северное захолустье? Неужели на родине купца так преследовали неудачи, что он решил: попытать счастья чем дальше, тем лучше?
Миншийский купец... Воображение в несколько штрихов нарисовало Уне полного, с круглым брюхом-тараном, мужчину средних лет - гладко выбритого, ярко наряженного, с перстнями, впивающимися в пухлые пальцы. Именно так выглядело большинство купцов из Минши, приезжавших в Академию или на ярмарку в Меертоне. Ходили они важно и медленно, а говорили приглушёнными голосами - или не говорили совсем, кивками и жестами отдавая приказы подозрительно покорным слугам. Этих слуг Уну всегда тянуло назвать рабами, и мать одёргивала её, напоминая о великом Восстании, после которого рабство там было запрещено...
Но маленькие декоративные плётки и тросточки с набалдашниками, которые купцы часто носили с собой, всё равно не казались ей действительно декоративными.
Кем бы ни был этот миншиец, он явно опоздал со своими товарами... Месяца на полтора - точно, с горечью подумалось Уне. Может быть, отцу (лорду Дарету - нет, не смей, говорят тебе!..) и пригодились бы редкие миншийские снадобья - а теперь, когда болезнь догрызла его, а дядю Горо убили, в Кинбралане они ни к чему. Даже раны Эвиарта давно затянулись.
