Но ему ли судить - не знающему отца и бесславно потерявшему мать? Шун-Ди впервые подумал, как все они безродны в этом запутанном путешествии. Каждый по-своему. Эта простая мысль чуть не заставила его споткнуться на ровном месте.

- На этом основана их жизнь, - объяснил он, будто оправдывая кентавров - или себя. - Всё в мире для кентавров есть скачка. Путь. Они говорят "гирдиш".

- Да, но в чём смысл пути, если он никуда не ведёт? - Уна горько улыбнулась краешком губ; лорд Ривэн, как всегда, незаметно задержал дыхание, глядя на эту улыбку. - Дорога меняет, иногда до неузнаваемости. Но ведь понять это можно, только когда возвращаешься домой.

Домой. Значит, вот чем для неё обернулись поиски отца?.. Шун-Ди не стал спрашивать - просто согласно склонил голову.

Под ивовым навесом стояли двое кентавров: рыжая женщина (рыжая полностью, точно пламя: от волос, заплетённых в две толстых косы, до бархатистой уже на вид шкуры) и молодой гнедой мужчина. Он поставил ногу на перевёрнутый чурбак, и женщина бинтовала её, преклонив колени. Лиса положили чуть дальше, у травяной "стены"-занавеси (Шун-Ди вдруг с новой остротой почувствовал, как соскучился по ширмам и циновкам своего уютного дома); тот лежал на спине, вытянув худые ноги, и недовольно ждал своей очереди.

По крайней мере, можно было предположить, что недовольно.

- Простите за вторжение, - Шун-Ди поклонился, когда целительница и больной уставились на них с одинаковым удивлением.

- Ах, ещё один переводчик? Чудно, - неизвестно чему улыбнулась женщина. Она была очень смуглой, как миншийки с южных островов - но, естественно, в разы более мускулистой и ширококостной. - Подождите немного, пока я закончу с Фарисом-Энтом. С вашим другом нет ничего опасного: я уже осмотрела его. Звёзды светят ему, и трава гладка под его шагами.

- Осмотрела так быстро? - вырвалось у Шун-Ди, но он тут же виновато осёкся. Целительница туго затянула узел на повязке, поднялась и отошла к кадке с водой, чтобы отмыть руки от жирной мази.

- Долго лекарь смотрит на тех, кто действительно нуждается в помощи. Например, на тебя.

- На меня?

- Да, человек с востока. Я вижу, что твой Гирдиш неровен, что ты сбился с пути, - женщина оглянулась на него через плечо. Шун-Ди стало не по себе от такой проницательности; и ещё - впервые - оттого, что грудь женщины не прикрыта ничем, кроме кос. Лис наверняка заметил это гораздо раньше. - И твоей красивой спутнице тоже не помешало бы исцеление. Настоящее исцеление, я имею в виду.

"Красивая спутница" каким-то чутьём немедленно поняла, что речь о ней, и коснулась локтя Шун-Ди.

- Что она сказала?

- Что с Лисом всё будет хорошо, - Шун-Ди предпочёл передать усечённую версию.

- А вожак? - Уна скептически приподняла бровь. Не зная её, можно было решить, что участь Лиса её совершенно не интересует. - Я могу поговорить с их вожаком?

- Эмм. Не думаю, что прямо сейчас...

- Добро пожаловать в наш садалак, - вмешался кентавр с перевязанной ногой. На его бледном скуластом лице по-юношески играл румянец; бинты и примочки покрывали ещё предплечье и часть груди. Раны, вдруг дошло до Шун-Ди. Боевые раны. О Прародитель, что тут случилось? Неужели они так не вовремя? - Всегда хотел увидеть кого-нибудь с востока Обетованного. И не слушайте Нгуин-Кель, - кентавр робко улыбнулся. - Она славная женщина, но иногда говорит Хаос знает что.

- Спасибо, - кисло сказал Шун-Ди. Кентавр осилил два хромающих шага вперёд и протянул ему руку.

- Меня зовут Фарис-Энт, сын Дитуса-Энта и Триан-Тиль.

Шун-Ди представился, пожав шершавую, но слабую ладонь. Потом представил - по очереди - всех, кто ввалился под тесный навес за ним следом. Уна и лорд Ривэн удостоились почтительного кивка, Тим - удивлённой гримасы, Иней - робкого возгласа восхищения.

- С вами Эсалтарре, подумать только! Но как...

- У Фариса слабость к драконам, - Нгуин-Кель, наконец-то направившись к Лису с какой-то глиняной чашечкой, по-девичьи хихикнула. - Извини, Фарис-Энт, я не хотела тебя обидеть.

- Как всё мило. Вам только переобниматься осталось, - проворчал Лис со своей лежанки. И тут же ослепительно улыбнулся целительнице.

- Почему бы и не проявить вежливость, если кто-то из моих братьев по садалаку уже сделал наоборот? - прохладно произнёс Фарис-Энт.

Произнёс на идеальном языке Двуликих.

"Ещё один переводчик". Вот оно что. Шун-Ди стало жутко от такого количества совпадений.

Улыбка Лиса растаяла. Он пружинисто подался навстречу чашке с мазью, но тут же зашипел от боли и откинулся назад.

- Поверить не могу! Копытные владеют нашим наречием - куда катится этот мир?.. То есть дети степей, конечно. Не копытные.

Израненный кентавр, к сожалению Лиса, не оскорбился. Даже не посмотрел в его сторону, продолжая оглаживать взглядом крылья, шею и искрящуюся чешую Инея. Нежность в его лице походила на нежность влюблённого.

- Я из касты Энтов, толмачей, - застенчиво напомнил он. Каста. От этого слова Шун-Ди внутренне дёрнулся, будто на спину ему, мальчику, в тысячный раз опустилась хозяйская плеть. - Поэтому обучался языкам с детства. Но постичь наш язык для выходца с востока - куда более поразительно. Сколько лет тебе понадобилось, Шун-Ди из островного королевства?

О нет. Только не комплименты кентавров. В целом молчаливые, иногда во многословии они не уступали соотечественникам Шун-Ди, и его это заранее угнетало.

- Мм. На самом деле, несколько лун. Но я знаю только азы.

Нгуин-Кель осторожно ощупывала рёбра Лиса в поисках повреждений, а тот уже мурчал ей что-то ласковое. Уна сцепила руки в замок, но не изменилась в лице; они с лордом Ривэном молча ждали, когда слова конелюдей будут переведены. Тим, юркий, как зелёно-рыжий зверёк, уже успел обойти всё нехитрое жилище целительницы, потрогать плошки, травы и котелок. Его личико казалось разочарованным: обидно, должно быть, когда покидаешь родную страну чудес, чтобы натолкнуться на обыденность.

Светло-карие глаза кентавра расширились - искренне и сильно, как у ребёнка; ещё чуть-чуть, и займут пол-лица. Шун-Ди никогда не мог устоять перед таким взглядом. Кем бы ни был этот Фарис-Энт, от него веяло добротой - так тепло, что трудно было поверить. Напряжение не отпускало Шун-Ди: он всё ещё был натянут, как струна, и готов в любой момент защищать от новых атак Лиса или Уну; но здесь, под ивовыми прутьями, среди запаха трав и цветов (скромный букетик клевера лежал рядом с плошками Нгуин-Кель), это напряжение переносилось легче, чем снаружи.

- Несколько лун?! Невероятно! У тебя большой дар, человек с востока. Ты не должен запускать его. Прости, - спохватился Фарис, отступая на полшага; его улыбка стала растерянной. - Я допустил бестактность. Конечно, у всякого свой Гирдиш, и решать тебе. Но я не встречал никого, кому наш язык дался бы столь быстро. И, похоже, - он указал глазами на Тима; тот как раз сосредоточенно нюхал то клевер целительницы, то увядшую кувшинку, которую достал из кармана (в карманах у него всегда обнаруживалось всё что угодно - сокровища, составом пестрее легендарных кладов). Делал он это серьёзно, будто учёный шайх, проводящий сопоставительный анализ, - этим твой запас не ограничивается?

Лис зашипел во второй раз, уже громче; травяная кашица, которую Нгуин-Кель накладывала на его синяк, наверное, была жгучей. На секунду Шун-Ди показалось, что он и сам ощущает боль.

- Ах, разумеется, нет! - прощебетал он. Что ж, болтовня - не худший способ отвлечься. - Наш путешественник с переменным успехом понимает русалок, а ещё свободно говорит с частью моего народа и народа вот этого очаровательного столетнего сорванца.

- Мне сто четыре, - с достоинством заметил Тим.

- Сточетырёхлетнего, - послушно исправился Лис. - Как бы там ни было, мы все за взаимодействие культур. Мирное взаимодействие. А я так вдвойне за, - он улыбнулся Нгуин-Кель ещё шире - а может, просто щёки свело оскалом от боли. - Это ведь прекрасно - когда все вокруг такие разные. И тебе, Шун-Ди-Го, неплохо удаётся роль посредника, что бы ты там ни думал.