- Что? - спросила супруга деревянным голосом.

- Не знаю, не нравится мне это, - я вытянул указательный палец в сторону грузовика, - поехали-ка мы...

Я уже наполовину развернул машину, и тут Маша очень глубоко вздохнула и начала приподниматься на сидении, словно хотела встать в полный рост. Звук выстрела из винтовки добрался мгновением позднее, и тут же застрекотал пулемёт, что-то застучало по кузову, словно камешки из-под колёс, Машка внезапно осела и завалилась на меня, а что-то липкое и горячее попало мне на висок, и затекло в глаз, мешая смотреть.

Я кричал в голос, умолял её держаться, клялся, что мы выберемся, что всё будет хорошо, что мы справимся. И боялся повернуть голову. "Кюбель" кидало из стороны в сторону, в какой-то момент Маша мотнулась вправо, и теперь я слышал, как её голова безвольно ударяется по стеклу на двери. Я знал, что красное и липкое у меня на голове, это кровь, и это не моя кровь. Машка ранена, возможно тяжело, но я не могу остановиться, потому что тогда нас изрешетят пулями и я не смогу ей помочь. Я обогнал две, поднимающие клубы пыли, полуторки, везущие какие-то мешки и нескольких колхозников. Ушёл направо, здесь была дорога к старому карьеру, туда горожане иногда ездили на рыбалку или даже купаться, поскольку вода там быстрее прогревалась, чем в реке.

Маша! Так же не может быть! Я же обещал ей! Обещал! Ну почему всё именно так, а? Почему она?! Одна пуля попала ей в грудь, под углом пройдя через стекло дверцы, вторая угодила в голову. Я не верил, не хотел, не мог, но я видел это - Машу убили. Треск мотоцикла достиг моих ушей, я рванулся из машины, вскинул автомат, посылая пулю за пулей в того самого мотоциклиста, что обогнал нас, на второй же очереди он завалился на бок, тяжёлая машина что-то оторвала от его одежды, и остановилась в пыли, в полуметре от тела. Сам он вдруг принял сидячее положение, словно марионетка, которую потянули за ниточки, но марионетка была дохлой, потому что мои пули дырявили его без всякого эффекта. Сменил магазин, выбежал на дорогу и увидел метрах в трёхстах прыгающий на ухабах грузовик. Явно по мою душу. Теперь успею только схватить из машины мешок, и ещё один автомат. Последний взгляд на самого дорогого мне человека и бежать. Бежать, скрываться, выжить. И мстить. Больше мне не осталось ничего!

Прошёл месяц с момента гибели Маши. Именно это событие и никакое другое навсегда изменило мою жизнь. Всё, что было раньше, провал сюда, переделки, в которых я побывал, наша с ней встреча, то счастье, что она мне подарила, даже моё невероятное спасение в ситуации с Мироновым, всё это было ДО. Поворотная точка, это именно тот момент, когда я осознал, что жизнь навсегда ушла из этого обожаемого мною тела. И мне осталось лишь одно - возмездие. Я не имел права умереть, пока живы они. Потом да, потом плевать, потом смысл исчезнет окончательно, но сейчас нет. Ромодановский, Паламарчук, неизвестные мне пока непосредственные убийцы Марии. Я ДОЛЖЕН отомстить!

Месяц я живу в лесах, я стал призраком, партизаном, Онодой Хироо* [* Онода Хироо, 1922 - 2014 - младший лейтенант японской императорской армии. Получив в конце войны приказ организовать диверсионный отряд, в течение 30 лет вёл партизанскую войну в джунглях на филиппинском острове Лубанг. В 1974 году сдался властям. Умер в 2014, на девяносто втором году жизни]. "Самоубийство запрещено", такой приказ он получил от своего командира. Имелось ввиду сеппуку, ритуальное лишение себя жизни, дабы избежать позора или, как это у них делали старшие командиры, взрезая себе животы накануне сражения - чтобы указать подчинённым Путь. Ему же было приказано организовать диверсионную войну, и он воевал тридцать лет! Я, пока, скитаюсь здесь всего тридцать дней, и я, пока, не убил ни одного человека, но у меня есть План. И первым пунктом в нём значится - стать невидимкой. Про меня не забудут, о нет, я на это и не рассчитываю. Но они должны находиться в неведении относительно моего местоположения. Меня нет. Всё. Умер. Исчез. Растерзан Тварями. Утонул в болоте. Выбирайте любое из списка.

Я перестал ощущать вкус пищи, для меня теперь это просто еда. Я знаю, что должен есть, и есть довольно много, потому что я постоянно двигаюсь. Часть энергии уходит как раз на добывание пищи, но тут у меня есть поблажка - сейчас тепло, и мне ненужно много топлива для обогрева, а в окрестных водоёмах очень много рыбы. Охочусь я только с помощью силков, редко кто попадается, но, всё же, иногда удаётся добыть зайца или рябчика.

Я научился прятаться от Тварей, выбирая погреба в заброшенных деревнях, да, там сыро и часто бывает холодно, но у них не хватает ума выломать крышку. В некоторых я находил Чёрную Траву, и всё равно ночевал там, хотя, скорее, это было полубодрствование. Я знал, что они ходят наверху, чувствовал их своим "барометром настроения", но отбиваться пришлось лишь дважды, благо оружие у меня было. Иногда мои рейды в заброшенные поселения давали удивительные результаты.

Глаз, в данном случае буквально глаз, наловчился подмечать малейшие нюансы, любое отклонение от нормы, и я натыкался на настоящие тайники. Некоторым явно было несколько лет, и спрятанные там консервы заржавели, а грубую ткань "сидора" изгрызли мыши. Другие были свежими, и я стал, например, обладателем немецкой снайперской винтовки с двумя сотнями патронов. В одном погребе был целый склад автомобильных запчастей, таких как свечи зажигания, аккумуляторы, патрубки и прочие расходники. Чей-то источник дохода, и я на него не претендую. А ещё порадовал тайничок с гранатами - восемь РГ-42, зелёных, похожих на консервные банки, собственно это и есть банка, их даже на консервных заводах делали. Эти кто-то заботливо обмазал толстым слоем солидола, а в отдельную бумажку завернул восемь запалов УЗГМ. Спасибо тебе, добрый человек.

Второй день я хожу кругами возле посёлка Паршиково. У Ромодановского тут дача, "заимка", как называли мы этот объект. Небольшой хутор в пятнадцати километрах от Вышинского, рядом такие же "заимки", принадлежащие хорошо поднявшимся коммерсантам. Ну как рядом? До ближайшего комплекса строений, а это, как по типовому проекту, один-два дома, баня, домик для охраны, хозпостройки, высокий забор, увитый неизменной колючкой, метров двести, и всё лесом. То ли мода тут такая, то ли действительно эти люди нуждались в том, чтобы побыть наедине со своими мыслями, на лоне природы, так сказать. Не знаю, да и плевать мне на них, зато я знаю, что Ромодановский тут бывает, и что Паламарчук тоже строит себе "заимку", только в другом месте, попроще. Туда я тоже наведаюсь, просто этот мудак с плохими зубами первый в моём списке, с него и начнём.

Бывшего шефа на даче не было, но кое-что любопытное я углядел. В аккурат под вечер к воротам подкатил грузовик в сопровождении "Виллиса", ворота отворились, машины въехали внутрь, тут я и увидел нечто интересное. Из грузовика вытащили явно связанного человека с мешком на голове. Обращались с ним довольно бесцеремонно, из кузова выбросили, затем, выписав пару пинков, подхватили под руки и утащили в сарай. Ага! Так-так! Как там говорят - враг моего врага мой друг? Не знаю как на счёт дружбы, но это новое неизвестное в уравнении, и я хочу, чтобы оно стало известным.

Проникнуть на территорию "заимки" было сложно, кроме высоченного забора, её охраняли собаки, натуральные цепные псы, которые поднимут хай, едва я подойду на расстояние броска камня. Ну что же, если не можем войти через заднее крыльцо, попробуем через парадное? Людей там сейчас восемь человек, трое из постоянной охраны и пятеро приехали в машинах. Ну и девятый пленник. Теперь вопрос, Ромодановский сам прибудет для общения с ним? Подождём?