Шторы были нашим камешком преткновения. Решётки на окнах, массивные и грубые, вызывали у неё не самые лучшие эмоции, поэтому шторы в доме не только закрывали нас от любопытных взглядов, но и прятали эти уродливые приспособления от наших. У неё были свои ощущения достаточной освещённости и, поначалу, я при каждом удобном случае отодвигал плотные портьеры, дабы обеспечить максимальное поступление солнечного света. Однако делал я это неаккуратно, нарушал складки каких-то ламбрикенов, и мы договорились, что со шторами Маша будет управляться сама, тем более, что на подоконниках поселились цветы. И я точно знал, что она никогда бы не допустила, что бы одна штора на окне была полузадёрнута, а вторая висела, зафиксированная шнуром. Это непорядок.

Значит, дома побывали гости или у нас там и сейчас засада! И где Маша? Сердце затрепыхалось от внезапно накатившей тревоги, я понял, что если не возьму себя в руки, то прямо сейчас совершу какую-нибудь глупость, например поднимусь в квартиру и ... А что, я, собственно, теряю? Могу у коменданта спросить, например, давно ли Машка уехала? Или не спрашивал ли меня кто? А если он заодно с ними? В смысле, с теми, кто против меня, то есть как минимум с половиной спецслужб города. Стоп, стоп, стоп! Я не преступник! В их дьявольских планах, мне была уготована роль жертвы злодейского нападения адаптантов, и менять эту легенду им нет резона, пока они не узнали, что я жив. Могли они предусмотреть, что я выживу? Могли. Бы. Но не предусмотрели, тогда готовились бы лучше, была бы ещё одна группа для подстраховки. Значит, шансы на то, что коменданту нет причин сдавать меня, высоки? Так? Но кто-то же побывал у нас дома! А может это просто шнурок на шторе развязался, и я зря паникую? Ну что, рискну?

- Михалыч, привет, - поздоровался я с комендантом, пожилым и грузным мужчиной. - Машка давно уехала, не помнишь?

- О, Костя? - вроде как не удивился он. - Приехал уже?

И, вроде как, замешкался перед решёткой, перекрывающей вход на лестничную клетку.

- А Мария Александровна ещё днём уехала, перед полуднем в аккурат.

- Оу, ясно, - произнёс я, словно так и должно было быть. И столь же беспечно спросил: - А меня тут никто не спрашивал?

- Да-э, нет, - Михалыч на секунду отвёл глаза, на долю секунды, но я заметил.

Чёрт, дед! Ну нахрена?!

Замок щёлкнул, решётка, наконец, открылась, и я протиснулся внутрь.

- Они наверху? - я упёр дуло пистолета в дряблый второй подбородок коменданта. - Отвечай!

- Ушли! Были, ваши, сказали, ты набедокурил чего-то, недолго были, потом ушли, - затараторил Михалыч.

Затем проглотил комок в горле, и я заметил, что его лоб с высокими залысинами покрылся крупными бисеринами пота.

- Маша?

- Н-нет, - он шумно вздохнул, обдав меня амбре из смеси чесночной колбасы и водки.

Бухаем на рабочем месте, значит?

- Она ушла раньше! Честное слово! Ты это, Кость, убрал бы писто...

Конец просьбы потонул в хрипе, потому что ствол погрузился в жировые складки на пару сантиметров.

- Пошли! - прошипел я. - И ни звука!

Толстяк кивнул головой. От него прямо-таки разило потом, видать сильно перепугался.

Мы поднялись по лестнице, я ловил малейший шорох, но тишина нарушалась только громкой мелодией, доносящейся откуда-то сверху. Это Маргарита Викторовна с третьего этажа, известная так же как просто Марго, экзальтированная дама под или за сорок, поразительно гармонично вписавшаяся в эту действительность. Говорят, у неё было по меньшей мере двое поклонников, которые обеспечивали ей тот уровень жизни, который она считала приемлемым для себя. Во всяком случае, мы никогда не видели, чтобы она где-то работала. Зато целыми днями слушала патефон, курила папиросы через очень длинный и тонкий мундштук, и носила подмышкой небольшую и злобную дворняжку, изображающую, видимо, чихуахуа или йоркширского терьера. Мерзкая тварь иногда заходилась среди ночи звонким лаем, будя всех соседей. Звали её Кнопа. Но женщина была на удивление приятной в общении, и совершенно не скандальной. Марго, я тебя умоляю, только не выходи сейчас из квартиры, ладно!

- Открывай! - сунул я Михалычу ключи, пихнув, для верности, пистолетом в почку.

Тот затрясся, даже уронил связку, но не издал ни звука, из чего я сделал вывод, что дома, скорее всего, никого нет. Так оно и оказалось. Комната и кухня носили следы обыска, замок с оружейного шкафа сорван, и сам шкаф пуст, однако тайничок они не нашли, так что две тысячи рублей перекочевали в карман. Привратник к этому моменту был уже связан по рукам и ногам, а во рту у него торчал кляп из моего носка. Жаль, грязного не было. Так, что дальше?

Тут я услышал тарахтение мотора, выглянул в окно и увидел знакомую машинку, заворачивающую на стояночку перед домом. Маша? Супруга выбралась из "Кюбеля", наклонилась, достала с заднего сиденья какой-то свёрток. Так, внизу же никого! Я проверил, заперта ли ванная на шпингалет и горит ли там свет, чтобы Михалычу не было страшно, всё-таки он человек подневольный, хотя и сволочь. А его найдут, всё равно скоро станет ясно, что я нарушил их планы, примчатся снова. Кубарем вниз, едва не споткнувшись на первой же ступеньке, у Марго Штраус сменил Утёсова, и тут я услышал, как родной голосок позвал:

- Аркадий Михалыч! Ау-у!

Но я был уже внизу.

- Ко...

- Тихо! - зашипел я. - Пошли!

И схватил Машку под локоть.

- Всё плохо! Объясню по пути! Надо бежать!

- Ну бли-и-ин! Я так и знала! - расстроено протянула она.

Но, вопреки ожиданиям, не стала вырываться и впадать в истерику, лишь спросила:

- Всё серьёзно?

- Очень! Миронова завалили, нас с Димой хотели подставить, его убили. Иди к машине, подгоняй к "Доджу".

- О хоссподи! - закатила она глаза.

- Куда мы? - вопрос она задала, когда барахло перекочевало в наш "Кюбель".

- В Орехово, там попробуем по реке уйти. О, слушай, давай назад садись, посмотри, что там в мешках.

Маша быстро перескочила на заднее сиденье, сверкнув длинными и, пока ещё, белыми ногами, день был совсем тёплый, почти летний, и на ней было лёгкое платье с туфлями-лодочками. Чёрт, даже шмотки её не взял! Да ладно, нашёл о чём переживать, главное, самим уцелеть, а шмотки дело наживное.

"Кюбельваген" зафырчал моторчиком и бодро покатил в сторону северного выезда из города.

- А ты куда? - удивилась Мария.

- Выедем там, потом на Усольск свернём, попетляем немного, - объяснил я.

- А-а, ну смотри, - согласилась она, и приступила к осмотру чужих баулов.

Вот и пост впереди, я вцепился в руль так, что пальцы побелели, но комендачи вообще не обратили на нас внимания, видимо тревоги ещё не объявили. Выехали? Вырвались? Вроде бы.

- Маш, держись, сейчас потрясёт, - сообщил я, ускоряя тарантас.

- Я... уж... поняла, - отозвалась моя женщина, подскакивая сзади на сидении.

Но как бы быстро мы не ехали, спустя где-то полчаса нас обогнал мотоцикл. Водитель на нём был один, без пассажира, байк был без коляски, и гнал резво, видимо сильно спешил. Куда? А не про нас ли доложить? Или это паранойя? Могли они так быстро подсуетиться? Да всё могло быть. Так, вон впереди отворотка на Вострино, там встанем, надо бензина долить, заодно и подумать.

Маша кое-что нарыла, кроме обычного барахла и патронов в мешках оказались кое-какие наличные. В совокупности денег у нас набралось ещё порядка двух тысяч, а всего 4652 рубля и некоторое количество копеек.

- А что у тебя в свёртке? - наконец спросил я.

- Ой, это я платье новое у Маринки заказала, - ответила Маша, и вдруг заплакала.

- Ну прости меня, солнце! - я прижал её к себе, слегка досадуя, что из-за роста не могу погладить по голове. - Прости, так вышло, любовь моя!

- Да я знаю, - она совсем по-детски шмыгнула носом. - Как думаешь, мы выберемся?

- Обязательно! - со всей уверенностью ответил я.

Спустя несколько минут мы снова тронулись в путь, дорога пошла немного в горку, и на самом верху я разглядел стоящий грузовик. Возле него ошивался какой-то мужичок, вероятно водитель что-то делал с колесом, может болты закручивал. Не знаю, что на меня нашло, предчувствие или я просто решил перестраховаться, но ехать дальше резко расхотелось.