- Понял, спасибо что предупредил.

Вот уж действительно, не хватало ещё экзотическую форму сифилиса подхватить.

- И ещё, Кость, - придержал он меня, когда до общаги оставалось метров десять, - ты бы бабками не сверкал. Не, народ у нас в комнате нормальный, крысятничества нет, но... сам понимаешь, общага, замок плёвый. В общем, ты, как завтра расчётку и полис на работе получишь - иди в банк, в обед сходи прямо, не поленись, у нас там отделение есть, всё равно завтра первый день, балду пинать будешь. В общем, заведи книжку и бабки положи, оставь, я не знаю, сотню. Если что, снять всегда можно.

- Ладно, спасибо, так и сделаю.

- Ага, ну давай, - подтолкнул он меня в поясницу, - пошли знакомиться с соседями.

Соседи были уже "дома" и в комнате сразу стало тесно. Тут и так было не сказать, что очень свободно, но это было именно общежитие, не перестроенное или переделанное здание, а натуральная общага Рабфака. Первый этаж предназначался, как мне объяснили, семейным, раньше, разумеется, а второй - холостякам. Понятие семьи здесь, в отсутствии детей, несколько нивелировалось и о "ячейке общества" уже никто не говорил, да и нелепо было бы пускать сюда парочки. Так что сейчас тут ютилось, в общей сложности, человек шестьдесят, наверное. Внизу уже действовал "особый режим", ответственный за который был комендант - вооружённый револьвером пенсионер по имени Антон Степанович. Нам посветили в глаза, затем железная дверь отворилась и мы, предъявив картонные документы, были милостиво допущены до своих коек. В общаге было шумно, где-то бренчала гитара, слышался громкий хохот, и сильно несло табачищем. Несмотря на предупреждающие грозные надписи "НЕ КУРИТЬ!".

К чести соседей, в нашем "нумере" накурено не было, Дима кстати, тоже следил за здоровьем. Моя койка, естественно, находилась прямо напротив входа, на самом, так сказать, неудобном месте, но что делать - я тут последний появился. Через тумбочку от неё, рядом с окном была кровать, которую занимал мужчина лет сорока пяти, представившийся Михаилом Мартыновичем. Невысокий, с заметным животиком и странно непропорциональными кистями рук, словно он работал ими всю жизнь и они распухли и удлинились. Но вот рукопожатие было неожиданно вялым. Напротив него, на самом "козырном" месте ночевал угадайте кто? Ну а через проход от меня жил четвёртый наш сосед - Андрей. Так и буркнул угрюмо - Андрей, и тут же упал на кровать, углубившись в чтение. "Пятнадцатилетний капитан" Жюля Верна, прочитал я на обложке. Надо же, тут и книги есть. Внешность у Андрея была под стать характеру. Или настроению. Лет тридцати пяти, наверное, чуть выше среднего роста, обычного телосложения, тёмные волосы, сведённые в постоянную складку чёрные густые брови, довольно длинная щетина, тоже чёрная и от того более заметная, да и сама кожа смугловатая, может у него в роду цыгане или молдаване были?

Дима, разумеется, поведал о наших приключениях, причём Михаил Мартынович осуждающе поцокал языком, когда услышал о моих "подвигах".

- Осторожней надо, - сочным баритоном заявил он, старательно "окая", - так и без головы останесся.

- Да я ж не знал! - в который раз попытался я оправдаться.

Тут дверь без стука открылась, и на пороге появился мужик в майке-алкоголичке и обрезанных ниже колен штанах. Его руки от самых плеч покрывали обильные татуировки, среди которых преобладали русалки, ножи или мечи, и игральные карты.

- Мартыныч, у тебя хлеба не будет до... О, новенький?

Расписной без приглашения шагнул через порог.

- Откуда сам? - довольно развязно спросил он.

- Оттуда, - показал я наверх указательным пальцем.

Обладатель "партаков" поднял голову к грязно-белому потолку и секунд двадцать изучал его.

- А, я понял, - произнёс он наконец.

- Дим, ты объясни человеку за жизнь, лады? - обратился он уже к моему приятелю, и повернулся, было, чтобы уйти, но потом вспомнил. - Я чё заходил-то! Хлеба дайте до завтра, Женька провафлил чё-та.

Михаил Мартынович молча открыл тумбочку, достал нечто, заветную в бумагу и протянул татуированному. Тот не поленился, развернул свёрток, шумно втянул воздух ноздрями и изрёк:

- Потянет.

После чего, не говоря ни слова, вышел, хлопая задниками тапок по полу. Едва неприятный посетитель скрылся из виду, Андрей вскочил, захлопнул дверь и запер её на довольно внушительный засов.

- Это что? - спросил я.

- А-а, - скривился Дима, - это Жорик. Мразь ещё та, но... Лучше не связывайся, он тут в шестёрках у серьёзных людей ходит.

- Да какие они серьёзные люди?! - возмутился Михаил Мартынович. - Шваль транвайная, уголовники, мать их в колено! Воры?, понимаешь!

Вот и ещё одна сторона местной действительности. В общаге был "смотрящий" - некий Сухарь, бывший уголовник, поскольку местных уголовников тут не водилось. Законы ВНР были простыми и жёсткими - или штраф, или принудительные работы, причём некоторые напоминали каторгу, или пуля в лоб. Тюрем, как таковых, просто не существовало. Но желающие жить "по понятиям" не перевелись, так что периодически возникали подобные полукриминальные сообщества. В общем-то, кроме раздражения фактом своего существования они ничего особого и не делали, хотя в половине, как не больше, краж обвиняли именно группу Сухаря. Мелкое вымогательство, типа как сейчас, у кого хлеба, у кого чаю, у кого и десятку стрельнут. Понятно, что ни завтра, ни через неделю никто долг не вернёт, но не дать, значит проявить неуважение, а уважение - это, пожалуй, единственное, что требовали "приблатнённые" от всех остальных. Но идти наперекор было чревато, можно было лишиться здоровья, и свидетелей избиений, по какой-то случайности, не было никогда.

- И много их? - поинтересовался я.

- Да шестеро, Сухарь, Жорик и ещё четверо, - пояснил Дима, морщась, словно рассказывал о чём-то отвратительном. - Так бы и хрен с ними, но есть Гера Котёл. С ним даже ты не справишься, Кость, лучше не быкуй даже.

Ну, это мы поглядим, шваль эту я на дух не переношу, так что посмотрим.

Чтобы отвлечь народ от неприятного осадка после визита Жорика, я решил ещё кое-что расспросить.

- А я вот не понял, зачем в глаза светят-то?

- А это как раз из-за Призраков, - ответил Дима.

Тут Андрей молча встал, покопался на полке, что висела над его кроватью (над моей такой не было, между прочим) и протянул мне раскрытую книжицу. Уже знакомая брошюра, рисунок человека с гримасой на лице, замершего с поднятыми и сжатыми в кулак руками. Вокруг человека были изображены волны то ли отрицательной энергии, то ли запаха пота. "Признаки одержимости: неадекватное и крайне агрессивное поведение, нечленораздельная речь или её отсутствие. При попадании в глаза источника света (яркая лампа, фонарь, фары автомобиля) глаза полностью чернеют".

Ниже был нарисован глаз человека, полностью закрашенный чёрным цветом. Ни белка, ни радужки, ни зрачка - просто чернота и всё.

- Да, - ткнул Дима пальцем в рисунок, - если Призрак вселяется, то человек какое-то время ещё нормальный. Но яркий свет ему не нравится, тут он сразу проявляется.

- Так а если он обратится вот так, в толпе, на входе? - не уловил я смысла.

- Ну, есть секунд пять-десять, пока он будет глаза руками тереть. Можно успеть отбежать, или скрутить, пока МЧСники не приедут. Просто прикинь, такой в общагу придёт и ночью обратится.

- Так а дальше с ними чего? - пытал я.

В книжке про это не было ни слова.

- Дальше? - переспросил Михаил Мартынович. - Дальше, Костя, плохо может быть. У нас на заводе так одержимый целую дежурную смену, семь человек убил. Страшно убил, не приведи господь так умереть. И убёг.

- Адаптантом стал? - догадался я.

- Ага, поймали потом уже, в деревню какую-то забрёл, ну и на мужиков с оружием напоролся. Потом уже опознали.

Я вспомнил, как Кеша вонзил вилку в лицо своего товарища, тоже ведь смысла в этом не было, кроме как увечья нанести.